Домашний фронт
Шрифт:
— Дай мне немного времени, мама. Пару часов, я должен еще сказать девочкам.
Он повесил трубку, прервав мать на полуслове.
Майкл наклонился над кухонной раковиной, думая, что его вырвет. Так уже бывало, когда приходили плохие новости, — например, когда ему сообщили, что у отца метастазы. С трудом переведя дыхание, он попытался унять бешеный ритм сердца. Она может умереть. Серебристый сток раковины расплывался у него перед глазами — слезы снова застилали глаза, стекали по щекам, капали на белую эмаль.
Сколько он так
Наконец Майкл почувствовал, что снова может дышать, вытер лицо и заставил себя выпрямить спину. Потом медленно прошел через весь дом и стал подниматься по лестнице. Каждая ступенька давалась ему с огромным трудом, словно подъем на велосипеде на крутую гору. Добравшись до спальни Бетси, он тяжело дышал, обливаясь потом.
Перед дверью он замер — больше всего на свете ему хотелось, чтобы не нужно было ничего сообщать девочкам. Потом вошел, запоздало вспомнив, что забыл постучать и что к личной жизни подростка следует проявлять уважение.
Девочки сидели рядом на кровати, смотрели кассету, где Джолин читает сказку на ночь.
Хорошо бы остановиться прямо здесь, на пороге комнаты, и повернуть назад. После того как он им скажет, дочери навсегда изменятся. С этой секунды они будут знать, что несчастья случаются, причем очень быстро, когда ты их не ждешь. Вертолеты могут сбить, а мама может быть ранена… если не хуже.
Он споткнулся.
— Папа, хочешь посмотреть, как мама читает мне сказку? — спросила Лулу.
Майкл хотел подойти к ним, но не мог; он стоял на пороге, слегка покачиваясь и держась за косяк, чтобы не упасть. Потом шагнул вперед и выключил телевизор.
Бетси нахмурилась:
— Что случилось?
Майкл молчал, и лицо Бетси побледнело.
— Мама?
— Мама дома? — спросила Лулу. — Ура-а-а! Где она?
Надежда, подумал Майкл. Он обязан спрятать собственные страхи и дать им надежду.
Но если надежда окажется ложной? Майкл понятия не имел, насколько серьезно ранена Джолин и выживет ли она.
«Ее сбили…»
Он с трудом сглотнул и вытер глаза.
— Говори, — решительно сказала Бетси.
Майклу было больно видеть, как она боится и как старается быть взрослой. Он обошел груду одежды на полу и сел на кровать. Лулу без предупреждения прыгнула ему на руки.
— Где мама, папочка? — спросила дочь, подпрыгивая.
Майкл вытянул ноги, прижимая к себе Лулу.
— Иди сюда, Бетси, — тихо позвал он.
Она осторожно подвинулась, не отрывая от него взгляда; Бетси изо всех сил пыталась справиться с собой, но губы у нее дрожали. Майкл видел.
— Мама попала в аварию, — сказал Майкл, обнимая дочерей. — Ее везут в очень хороший госпиталь, прямо сейчас. И…
Она поправится. Майкл не мог это выговорить, не мог заставить себя произнести эти слова.
Лулу отстранилась, внимательно посмотрела на него.
— Маме больно?
— Она поправится? —
— Мы должны верить, что поправится. — Никогда в жизни Майкл не говорил так неубедительно. — Мы должны молиться за нее.
Бетси смотрела на него во все глаза. Самообладание покинуло ее, по щекам потекли слезы, плечи вздрагивали.
Лулу разрыдалась.
Майкл обнял обеих, прижался к ним, сам с трудом сдерживая слезы.
Казалось, они плакали несколько часов. Наконец Лулу отстранилась. Ее черные кудрявые волосы были влажными и прилипли к покрасневшим щекам.
— Если маме больно, ей дадут мороженое? Помнишь, Бетси, как мама дала мне мороженое, когда я упала с лестницы?
— Клубничное, — подтвердила Бетси.
И Лулу кивнула:
— С карамельными крошками.
Бетси вытерла слезы и шмыгнула носом.
— Помнишь, Лулу, как прошлым летом на пляже она подвернула ногу? Нога распухла, стала красной и толстой, а мама сказала, что ей не больно. Она просто один день не бегала. А когда собака укусила ее в магазине, у нее шла кровь, но ей не было больно, помнишь? Потому что она солдат — вот что она сказала. Она сильная. Правда, папа?
Майкл мог только кивнуть. Для них эти истории были удобным способом вернуть Джолин домой, туда, где она должна быть, но сам Майкл мог думать только о вертолетах, падающих, разбивающихся, взрывающихся, и об ужасных ранах. Он думал о письмах, которые не отправил Джолин, пока она воевала, о словах, которые не сказал и которые сказал — я больше тебя не люблю — и к горлу подкатывала тошнота.
Когда через два часа приехала мать, он испытал огромное облегчение и благодарность.
— Йа-Йа, маме больно, — сказала Лулу и снова заплакала.
Мила взяла инициативу в свои руки.
— Твоя мама солдат, Люси Луида, и ты не должна об этом забывать. Ей нужно, чтобы мы теперь думали о хорошем. Может, ребятки, переоденетесь в пижамы, и я почитаю вам на ночь?
Майкл оторвался от дочерей и встал. Потом нетвердой походкой двинулся к матери.
— О, Майкл, — прошептала она. Голос ее дрожал, глаза наполнились слезами.
— Не надо. — Майкл уклонился от протянутой руки. Нельзя, чтобы его утешали, — не теперь, не перед детьми. От прикосновения матери он может сорваться. Он прошел мимо нее и не останавливался, пока не оказался в коридоре.
Потом закрыл за собой дверь и спустился на первый этаж. Какое-то время — Майкл сам не знал, как долго — он бродил по дому, разглядывая памятные вещи. Свадебная фотография в книжном шкафу, приставной столик, который они с Джолин реставрировали вместе, декоративная тарелка на стене кухни.
Зазвонил телефон.
— Майкл Заркадес, — сказал Майкл, хватая трубку.
— Здравствуйте, мистер Заркадес. Это Максин Солл из Красного Креста.
Он изо всех сил стиснул трубку, думая: «Господи, пусть все будет хорошо».