Домби и сын
Шрифт:
— Увряю васъ, — сказала миссъ Токсъ, — я всегда считала за величайшую честь быть представленной м-ру Домби; но, признаюсь, никакъ не думала удостоиться такой чести въ эту минуту. Любезная, милая м-съ Чиккъ… или ужъ позвольте назвать васъ просто Луизой.
М-съ Чиккъ крпко пожала руку миссъ Токсъ, поставила рюмку вина, отерла слезу и трогательнымъ голосомъ произнесла: — благодарю, благодарю васъ!
— Милая Луиза, — продолжала миссъ Токсъ, — дорогой мой, неоцненный другъ, какъ вы себя чувствуете?
— Теперь немного лучше, — отвчала м-съ. Чиккъ, —
М-ръ Домби началъ подчивать.
— Вотъ что, любезный Павелъ, — продолжала м-съ Чиккъ, взявъ подругу за руку, — зная, съ какимъ нетерпніемъ дожидалась я этого дня, несравненная миссъ Токсъ приготовила для Фанни небольшой подарокъ, который я общалась ей передать. Подарокъ этотъ — маленькая подушечка для булавокъ; но я должна сказать теб, милый Павелъ, миссъ Токсъ обнаружила тутъ всю деликатность нжнаго сердца. На подушечк вышито: "пожалуйте сюда, крошечка Домби"! Каково?
— Это девизъ? — спросилъ братъ.
— Да, девизъ, — отвчала Луиза.
— Но вы должны оправдать меня, милая Луиза, — сказала миссъ Токсъ тономъ покорной просьбы, — только лишь — ахъ, какъ бы это сказать? — неизвстность этого случая заставила употребить такую свободу. Мн бы гораздо приличнй было выразиться: "пожалуйте сюда, господинъ Домби"! Но какъ могли мы знать, что дождемся такого ангельчика? Иначе бы я никакъ не позволила себ эту непростительную фамильярность, увряю васъ.
Говоря это, миссъ Токсъ сдлала очень граціозный книксенъ, и м-ръ Домби отвчалъ ей тоже очень граціознымъ поклономъ. Надобно сказать, братъ въ совершенств понималъ свою сестру, считая ее слабой и пустой женщиной; тмъ не мене м-съ Чиккъ имла надъ нимъ большое вліяніе именно потому, что очень искусно поддлывалась подъ его характеръ, толкуя безпрестанно о Домби и Сын.
— Вотъ теперь, — сказала м-съ Чиккъ, сладко улыбаясь, — я готова за все простить Фанни, за все!
Посл этого припадка христіанской любви къ ближнему, на душ м-съ Чиккъ сдлалось очень легко. Собственно говоря, ей вовсе не за что было прощать свою невстку, потому что та ни въ чемь передъ ней не провинилась: преступленіе ея состояло только въ томъ, что она осмлилась выдти замужъ за ея брата, да еще разв въ томъ, что за шесть лтъ передъ этимъ бдная женщина родила двочку вмсто сына, котораго отъ нея ожидали.
Въ эту минуту м-ръ Домби поспшно былъ отозванъ въ спальню жены, и дамы остались одн. Миссъ Токсъ немедленно настроила себя на восторженный ладъ.
— Я знала, — замтила м-съ Чиккъ, — что братъ мой вамъ понравится. Я говорила, что вы будете ему удивляться.
Руки и глаза миссъ Токсъ выразили глубокое удивленіе.
— A какъ онъ богатъ, моя милая!
— Ужъ и не говорите! — съ глубокимъ вздохомъ произнесла миссъ Токсъ.
— Да, намъ не пересчитать его милліоновъ.
— Но каково его обращеніе, милая Луиза! — замтила миссъ Токсъ. — Какая осанка, какой благородный, величественный видъ! Много мужчинъ, много джентльменовъ видала я на своемъ вку; но ни въ комъ
— Что съ тобою, милый Павелъ? — вскричала сестра, увидвъ вошедшаго брата. — Ты такой блдный! Что тамъ случилось?
— Я ужасно разстроенъ, Луиза: доктора сказали, что Фанни…
— О, не врь имъ, милый Павелъ, не врь! Положись на мою опытность, мой другъ, я знаю въ чемъ дло: Фанни должна сдлать надъ собой усиліе, вотъ и все тутъ. Но къ этому усилію, — продолжала сестра, снимая шляпку и хлопотливо надвая перчатки, — ее надобно поощрить, побудить и даже принудить въ случа нужды. Пойдемъ со мной.
Ha этотъ разъ м-ръ Домби дйствительно поврилъ своей сестр, какъ опытной женщин. Онъ нсколько успокоился и молча пошелъ за ней въ комнату больной.
Родильница, какъ и прежде, лежала въ постели, прижавъ къ груди маленькую дочь. Двочка, какъ и прежде, плотно прильнула къ матери, не поднимая головы, не отнимая щекъ отъ ея лица. Она не обращала никакого вниманія на окружающихъ, не говорила, не шевелилась, не плакала.
— Ей длается хуже безъ этой двочки, — шепнулъ докторъ м-ру Домби. — Мы нарочно ее оставили.
Вокругъ постели господствовала торжественная тишина. Врачи смотрли на безжизнениое лицо съ такимъ состраданіемъ, съ такою безнадежностью, что м-съ Чиккъ хотла сначала оставить свое намреніе. Вскор однако-жъ, призвавъ на помощь свою храбрость и то, что называлось y ней присутствіемъ духа, она подсла къ постели и тихонько проговорила такимъ голосомъ, какъ-будто хотла разбудить спящую:
— Фанни! Фанни!
Никакого отвта! Торжественная тишина нарушалась только громкимъ боемъ карманныхъ часовъ м-ра Домби и доктора Паркера Пепса.
— Фанни, милая Фанни, — повторяла м-съ Чиккъ съ принужденною веселостью, — здсь м-ръ Домби, онъ желаетъ видть тебя. Не хочешь ли говорить съ нимъ? Надо сюда положить твоего ребенка, Фанни, твоего сына, моя милая; ты еще не видала его? A вдь нельзя его положить, пока ты не привстанешь. Ну, моя милая, понатужься немножко; ну же?
Она нагнулась ухомъ къ постели и прислушивалась, значительно въ то же время посматривая на зрителей, поднявъ палецъ вверхъ.
— Ну же, ну! — повторила она. — Что ты говоришь, Фанни? Я не разслышала.
Нмое, упорное молчаніе, ни малйшаго звука въ отвтъ. Часы м-ра Домби и Пепса бжали взапуски, стараясь, по-видимому, перегнать другъ друга.
— Что-жъ ты, въ самомъ дл, милая Фанни? — говорила невстка, перемняя положеніе и принявъ серьезный тонъ. — Я разсорюсь съ тобой, если ты не встанешь. Теб необходимо сдлать усиліе, быть можетъ, болзненное, мучителыюе усиліе; но ты знаешь, Фанни, на этомъ свт ничего не достается даромъ, и мы не должны унывать, когда такъ много зависитъ отъ насъ. Ну же, милая Фанни, попробуй, попытайся, не то я право разсержусь на тебя.