Домби и сын
Шрифт:
— О, безъ сомннія! — благосклонно отвчала м-съ Чиккъ.
— Но ей, конечно, — продолжала миссъ Токсъ, — нужно обратить все вниманіе, всю заботливость на своего маленькаго воспитанника. Она должна считать величайшимъ счастьемъ, что этртъ херувимчикъ, такъ тсно связанный съ высшимъ обществомъ, будетъ на ея глазахъ расцвтать съ каждымь днемъ. Не правда ли, Луиза?
— Безъ всякаго сомннія! — сказала м-съ Чиккъ. — Вы видите, душа моя, она ужъ совершенно успокоилась и думаетъ только, какъ бы съ веселымъ сердцемъ и улыбкой проститься со своей сестрицей Джемимой, съ дтками и съ честнымъ мужемъ. Не такъ ли, моя милая?
— Ну, да, — вскричала миссъ Токсъ, — видно по глазамъ, что ей хочется проститься.
Бдная Полли съ отчаяніемъ въ душ обняла всхъ членовъ
Нсколько апельсиновъ и мелкихъ денегъ усмирили маленькихъ Тудлей, и семейство немедленно отправилось домой въ наемной карет, дожидавшейся y подъзда. Дти, подъ надзоромъ Джемимы, стали y окна и бросали оттуда апельсины и деньги. Самъ м-ръ Тудль расположился на запяткахъ, считая этотъ родъ зды удобне всхъ другихъ.
Глава III
Мистеръ Домби, какъ человкъ и отецъ, является главою домашняго департамента
Когда похороны покойной леди были окончены къ совершенному удовольствію гробовщика и вообще всхъ сосдей, очень взыскательныхъ на этотъ счетъ и готовыхъ обижаться за всякія упущенія при такихъ церемоніяхъ, различные члены въ хозяйствеиномъ департамент м-ра Домби заняли свои мста по домашнему управленію. С_е_й м_а_л_ы_й м_і_р_ъ — увы! — какъ и большой, отличался похвальною способностью скоро забывать своихъ мертвецовъ. Когда кухарка сказала, что покойница — вчная ей память! — была очень тихаго характера, a ключница прибавила, что таковъ есть общій жребій всхъ человковъ; когда буфетчикъ сказалъ: "кго бы могъ это подумать!", a горничная съ лакеемъ проговорили, что имъ все это мерещится какъ будто во сн; тогда назидательный предметъ совершенно истощился, и вс единодушно ршили, что траурное платье слишкомъ скоро износилось.
Что касается до кормилицы Ричардсъ, заключенной наверху въ качеств почетной плнницы, заря новой ея жизни, казалось, разсвтала холодно и угрюмо. Огромный домъ м-ра Домби стоялъ на тнистой сторон высокой, темной и во всхъ отношеніяхъ модной улицы между Портлендской площадью и Брайэнстонскимъ скверомъ. Это былъ угольный домъ, занятый внизу погребами съ желзными ршетками и кривыми дверями, искоса поглядывающими на мусорныя ямы, печальный домъ съ круглыми флигелями назади, содержащими цлый рядъ парадныхъ комнатъ, обращенныхъ на дворъ, устланный щебнемъ, гд торчали два тощихъ дерева съ почернвшими пнями и втвями, съ закоптлыми листьями, которые немилосердно трещали при малйшемъ дуновеніи втра. Лтнее солнце появлялось на улиц только во время завтрака вмст съ водовозами, ветошниками, починщиками старыхъ зонтиковъ, цвточниками и продавцами стнныхъ часовъ, возвщавшими о своемъ появленіи звонкой трелью колокольчика. Но скоро дневное свтило исчезало, a за нимъ выступали на сцену бродячія труппы музыкантовъ, шарманщики съ куклами и обезьянами, продавцы блыхъ мышей, a иногда, для довершенія спектакля, появлялся балагуръ, промышлявшій ежами. Въ сумерки, когда вся эта компанія съ дневной добычей убиралась во свояси, выходили къ воротамъ лакеи, если господа ихъ обдали не дома, и фонарщикъ, по заведенному обычаю, употреблялъ суетныя усилія освтить улицу газомъ.
Огроменъ и пустъ былъ домъ м-ра Домби снаружи и внутри. Тотчасъ же, посл похоронъ негоціантъ приказалъ накрыть чехлами всю мебель — быть можетъ, для того, чтобы сберечь ее для сына — и физіономія комнатъ измнилась, за исключеніемъ тхъ, которыя оставлены были для самого хозяина въ нижнемъ этаж. Среди уединенныхъ залъ и гостиныхъ явились таинственныя фигуры изъ стульевъ и столовъ, собранныхъ въ одну кучу и нахлобученныхъ большими саванами. На колокольчикахъ, столахъ, зеркалахъ, окутанныхъ газетными и журнальнвми листами, мелькали отрывочныя извстія о смертях и страшныхъ
Комнаты, назначенныя негоціантомъ для собственнаго употребленія, примыкая къ большой зал, состояли изъ кабинета, библіотеки и столовой, въ которую превращена маленькая стекляная горница, обращенная окнами къ означеннымъ сухопарымъ деревьямъ, гд по обыкновенію разгуливали кошки. Библіотека была въ то же время и гардеробною, такъ что запахъ веленевой бумаги, пергамента, кожи и русскаго сафьяна смшивался въ ней съ запахомъ ваксы и сапоговъ. Эти три комнаты соединялись бдна съ другого. Поутру, когда м-ръ Домби изволилъ кушать свой обыкновенный завтракъ, и вечеромъ, когда онъ возвращался домой къ обду, мадамъ Ричардсъ должна была, по звону колокольчика, являться въ стекляную комнату и расхаживать взадъ и впередъ со своимъ маленькимъ питомцемъ. Бросая по временамъ украдкой бглые взоры на м-ра Домби, который сидлъ въ далекомъ углубленіи и безмолвно посматривалъ на ребенка изъ-подъ темной тяжелой мебели — домъ былъ праддовскій, старомодный и угрюмый — кормилица мало-по-малу начала приходить къ заключенію, что хозяинъ ея очень похожъ на арестанта въ тюремномъ замк, или на странное привидніе, на выходца съ того свта безъ способности говорить и понимать языкъ живыхъ людей.
Уже нсколько недль кормилица вела такую жизнь и носила маленькаго Павла. По временамъ выходила она со двора, но отнюдь не одна: по обыкиовенію въ хорошую погоду заходила за ней м-съ Чиккъ въ сопровожденіи миссъ Токсъ: он приглашали ее съ ребенкомъ освжиться чистымъ воздухомъ, или, другими словами, церемонно ходить по мостовой взадъ и впередъ на подобіе погребальнаго конвоя. Разъ, когда посл одной изъ такихъ процессій Ричардсъ возвратилась къ себ наверхъ и сла съ ребенкомъ подл окна, дверь въ ея комнату потихоньку отворилась, и на порог остановилась черноглазая маленькая двочка.
— Это, вроятно, миссъ Флоренса воротилась отъ своей тетки, — подумала Ричардсъ, еще не видавшая хозяйской дочери. — Что вамъ угодно, миссъ?
— Это мой братъ? — спросила двочка, указывая на ребенка.
— Да, моя красавица, — отвчала Ричардсъ, — подойдите, поцлуйте его.
Но двочка, не двигаясь съ мста, задумчиво посмотрла на лицо кормилицы и сказала:
— Что вы сдлали сь моей мамой?
— Господи, помилуй! — вскричала Ричардсъ, — Какой печальный вопросъ! Что я сдлала? Ничего, миссъ
— Что о_н_и сдлали съ моей мамой? — повторила Флоренса.
— Въ жизнь не видала такой жалости! — проговорила Ричардсъ, невольно поставивъ себя въ положеніе покойной леди и вспоминая о собственныхъ дтяхъ. — Подойдите поближе, моя милая, не бойтесь меня!
— Я не боюсь васъ, — отвчала двочка, входя въ комнату, — но мн надобно знать: что они сдлали съ моей мамой?
— Голубушка, — скааала Ричардсъ, — это черное платьице вы носите въ воспоминаніе о своей маменьк.
— Я могу помнить свою маменьку во всякомъ плать, — проговорилъ ребенокъ со слезами на глазахъ.
— Но ужъ такъ заведено надвать черное платье, когда отходятъ.
— Куда отходятъ?
— Сядьте здсь, моя милая, — сказала растроганная женщина, — я раскажу, какъ и что однажды случилось.
Въ живой увренности получить отвтъ на свой вопросъ, Флоренса положила шляпку, которая до сихъ поръ была y нея въ рукахъ, сла на маленькую скамейку y ногъ кормилицы и пристально уставила на нее глаза.
— Жила-была, — начала Ричардсъ, — одна леди, очень добрая леди, и была y ней маленькая дочь, и эта дочка нжно любила ее.