Домби и сын
Шрифт:
— Былъ сегодня въ контор м-ръ Домби? — спросилъ дядя.
— О, да! Онъ очень часто приходилъ и уходилъ.
— Съ тобой, разумется, ничего не говорилъ?
— Нтъ, говорилъ. Проходя мимо меня — какой суровый, жестокій человкъ! — онъ сказалъ: — "а, ты сынъ м-ра Гильса, мастераморскихъ инструментовъ?" — Племянникъ, сэръ, — отвчалъ я. — "Ну, да, любезный, я и говорю, племянникъ", — возразилъ онъ. A право, дядюшка, онъ назвалъ меня твоимъ сыномъ, a не племянникомъ.
— Ты ошибся, мой другъ, — вотъ и все. Да впрочемъ небольшая бда.
— Конечно, небольшая. Только непріятно, что онъ такъ гордъ и грубъ. Потомъ м-ръ
— Ты хочешь сказать, — замтилъ старикъ, — что онъ не слишкомъ теб понравится.
— Можетъ быть, и такъ, дядюшка, — отвчалъ улыбаясь мальчикъ, — только я объ этомъ не думалъ.
Посл обда Соломонъ развеселился и отъ времени до времени посматривалъ на племянника. Когда убрали со стола и сняли скатерть, — кушанье было принесено изъ сосдняго трактира, — онъ спустился въ погребъ въ сопровожденіи мальчика, который со свчею въ рукахъ остановился на сырой лстниц. Порывшись нсколько времени въ разныхъ углахъ, онъ воротился со старой, заплесневлой бутылкой, покрытой пылью и пескомъ.
— Что ты длаешь, дядюшка, — вскричалъ мальчикъ, — вдь это твоя завтная мадера? Ея всего дв бутылки.
Старикъ Соль значительно кивнулъ своей головой, давая знать, что понимаетъ въ чемъ штука, и съ торжественной важностью вытащилъ пробку. Потомъ онъ налилъ два стакана и поставилъ бутылку на столъ вмст съ третьимъ пустымъ стаканомъ.
— Другую бутылку, Валли, — сказалъ онъ, — мы разопьемъ, когда ты составишь свою карьеру, то есть когда сдлаешься ты порядочнымъ, почтеннымъ, счастливымъ человкомъ, — то есть когда путеводная звзда новой, сегодня начатой тобой жизни, — о, если бы Богь услышалъ мою молитву! — выведеть тебя на ровный, гладкій путь того поприща, на которое ты вступилъ. Благословляю тебя отъ всей души!
Туманъ, постоянно висвшій на глазахъ старика, какъ-будто опустился ему на горло: голось его сдлался хриплымъ и рука дрожала, когда онъ начиналъ чокаться съ племянникомъ, Но лишь только онъ попробовалъ вина, тяжелое бремя свалилось съ его плечъ, и ясная, спокойная улыбка показалась на лиц.
— Любезный дядюшка, — сказалъ растроганный мальчикъ, стараясь улыбнуться сквозь слезы, — приношу теб мою глубокую благодарность за честь… и прочая, и прочая, и прочая! Теперь позволь мн предложить тостъ. Vivat, м-ръ Соломонъ Гильсъ! Да здравствуетъ онъ сто тысячъ разъ! ура!.. Ты отплатишь мн, дядюшка, когда разопьемъ съ тобой послднюю бутылку: не правда ли?
Они опять чокнулись. Вальтеръ, бережливый на вино, только обмочилъ губы и, поднявъ стаканъ, принялся разсматривать его съ напряженнымъ вниманіемъ. Нсколько минутъ дядя безмолвно смотрлъ на племянника, и потомъ, когда глаза ихъ встртились, Соломонъ громко продолжалъ свою мысль, какъ будто не переставалъ говорить:
— Ты видишь, Валли, — сказалъ онъ, — я совершенно сроднился со своимъ мастерствомъ. Я такъ къ нему привыкъ, что не могу и жить безъ этихъ занятій. И между тмъ дла идутъ дурно, очень дурно. Когда носили вотъ эти мундиры, — прибавилъ онъ, указывая на деревяннаго мичмана, — такъ можно было заниматься дломъ и стоило! A теперь… конкурренціи, новыя изобртенія, моды… свтъ перегналъ меня. Не знаю, куда двались мои покупатели, да и самъ я Богъ знаетъ гд.
— Полно, дядюшка, не думай объ этомъ.
— Съ
— Нтъ, двое, дядюшка! Разв ты не помнишь? Сперва приходилъ мужчина размнять червонецъ…
— Ну, да, — и больше никого.
— Какъ, дядюшка! A разв ты забылъ женщину, помнишь, что входила спросить, гд пройти въ Тернпэйкъ?
— Да, я и забылъ. Точно, двое.
— Но, врно, они ничего не купили? — вскричалъ мальчикъ.
— Разумется, не купили ничего! — спокойно отвчалъ Соломонъ.
— Да, кажется, имъ ничего и не нужно было?
— Конечно, иначе они купили бы въ другой лавк, — проговорилъ Соломонъ тмъ же тономъ.
— Но все же приходило двое, a ты говоришь, что одинъ! — проговорилъ мальчикъ торжествующимъ тономъ, какъ будто открытіе забытой постительницы было важною находкой.
— Эхъ, Вальтеръ, — началъ старикъ, помолчавъ немного, — вдь мы не дикари на пустомъ острову Робинзона Крузо. Ну, что толку, что одинъ размнялъ y насъ червонецъ, a другая справилась о дорог: будешь ли съ этого сытъ? Право, свтъ перегналъ меня и не подъ силу мн идти за нимъ. Все теперь не то, что прежде: и мастера не такіе, и ученики не такіе, и дла не т, и товары не т. Инструменты мои вышли изъ моды, и я старый торговецъ въ старой лавк… куда и къ чему я пригоденъ? Улица наша тоже не та… все ршительно не такъ, какъ прежде. Да, я отсталъ отъ времени и поздно, очень поздно догонять его. Шумъ жизни тревожитъ меня…
Вальтеръ хотлъ отвчать, но дядя остановилъ его.
— Вотъ почему, Валли, мн хотлось бы поскорй пристроить тебя на этомъ дловомъ свт. Я ужъ не длецъ, a такъ себ, только тнь длового человка: умру — и тни не будетъ. Это плохое для тебя наслдство! Хорошо еще, что могъ употребить въ твою пользу почти единственный остатокъ моихъ старыхъ связей. Сосди думаютъ, что я богатъ. Желалъ бы для твоего счастья, чтобъ это была правда. Во всякомъ случа, поступивъ въ контору Домби, ты выбралъ прекрасную дорогу. Будь дятеленъ, дитя мое, трудись, устраивай свою карьеру, и… Господь благословитъ тебя!
— Постараюсь всми силами оправдать твои надежды, любезный дадюшка, и не забуду твоихъ совтовъ, — съ твердостью отвчалъ мальчикъ.
— Знаю и не сомнваюсь въ этомъ, — отвчалъ Соломонъ и съ возрастающимъ удовольствіемъ принялся за второй стаканъ мадеры. — Ну, a что касается до морской службы, Валли, — продолжалъ онъ, — такъ это довольно хорошо въ воображеніи, въ мечтахъ, a на дл не годится, совсмъ не годится! Разумется, глазя на эти снаряды, ты привыкъ мечтать о мор, — но все это вздоръ, другъ мой, то есть ршительный вздоръ!
Однако-жъ Соломонъ Гильсъ, говоря о мор, потиралъ руки съ тайнымъ удовольствіемъ и смотрлъ на свои морскіе инструменты съ невыразимымъ наслажденіемъ.
— Вотъ, напримръ, это вино, — продолжалъ старикъ, — оно Богъ знаетъ сколько разъ прогуливалось въ Остъ-Индію взадъ и впередъ и даже совершило путешествіе вокругъ свта, — видло ночи, черныя какъ смоль, слышало свистъ втровъ, ревъ моря…
— Громъ, молнію, дождь, градъ, — всевозможныя бури! — съ живостью вскричалъ мальчикъ.
— Да, — сказалъ Соломонъ, — это винцо прошло по всмъ мытарствамъ. Вообразь, мой милый, какъ скрипятъ и трещатъ корабельныя мачты, какъ воетъ втеръ между канатами и снастями.