Домби и сын
Шрифт:
Лавка этого пожилого джентльмена наполнена была хронометрами, барометрами, телескопами, компасами, секстантами, квадрантами и всякаго рода инструментами, необходимыми въ навигаціонномъ дл для управленія кораблемъ, морскихъ вычисленій и открытій. Мдныя и стеклянныя вещи въ строгой симметріи разложены были въ ящики и на полки, такъ что непосвященному въ тайны этихъ инструментовъ никогда бы не удалось ни отгадать ихъ употребленія, ни уложить по мстамъ, если бы вздумалось ихъ вынуть и разсмотрть. Каждая вещь укладывалась въ футляръ краснаго дерева такъ плотно, что малйшій уголокъ ея крпко прижимался къ вырзк, обклеенной сукномъ, — и все это было заперто для предохраненія отъ порчи или безпорядка при морской
Подробности домашней жизни почтеннаго хозяина морскихъ инструментовъ, гордаго своимъ деревяннымъ мичманомъ, еще боле подтверждали эту мысль. Обширный кругъ его знакомыхъ состоялъ изъ однихъ шкиперовъ, кушавшихъ за его столомъ настоящіе корабельные сухари и копченое мясо. Соленые припасы подавались въ кувшинахъ съ надписью: "торговля корабельной провизіей", a горячіе напитки обыкновенно приносились въ низенькихъ, съ короткими горлышками бутылкахъ, употребляемыхъ только на мор. По стнамъ, въ симметрическомъ порядк, висли рисунки кораблей, съ алфавитнымъ описаніемъ ихъ мистерій; каминъ украшенъ былъ рдкими раковинами, мохомъ и морскими растеніями; a небольшая контора позади лавки освщалась, на подобіе корабельной каюты, стекляннымъ люкомъ.
Хозяинъ лавки, шкиперъ этого пловучаго футляра, жилъ одинъ одинехонекъ только съ однимъ племянникомъ, Вальтеромъ, четырнадцатилтнимъ мальчикомъ, который для полнаго довершенія мстной характеристики, совершенно похожъ былъ на гардемарина. Зато самъ Соломонъ Гильсъ, или, какъ обыкновенно его называли, старикъ Соль — ршительно не имлъ принадлежностей истиннаго моряка. Онъ былъ человкъ медлительный, молчаливый, угрюмый, и въ своемъ валлійскомъ парик, гладкомъ и упругомъ, какъ только можетъ быть валлійскій парикъ, всего меньше походилъ на корсара. Красные глаза мелькали y него, какъ два миніатюриыя солнца сквозь туманъ, и взглядъ его былъ такъ мутенъ, какъ будто онъ сряду три или четыре дня постоянно смотрлъ въ сильныя стекла оптическихъ инструментовъ и потомъ вдругъ, обративъ глаза. увидлъ вс предметы въ зеленомъ свт. Перемны въ его костюм не было почти никакой: изрдка только перемнялъ онъ свою кофейную пару платья съ свтлыми пуговицами на другую, тоже кофейнаго цвта, но уже съ брюками изъ свтлой нанки. Его шея была стянута высокими, стоячими воротничками, лобъ украшался парой лучшихъ очковъ, a въ карман лежалъ y него огромный хронометръ, и старикъ такъ вровалъ въ дйствительность его показаній, что скоре готовъ былъ заподозрить въ заговор вс стнные и карманные часы во всемъ город и даже самое солнце, нежели усомниться въ драгоцнномъ хронометр. Такъ прожилъ онъ многіе годы въ своей лавк и маленькой контор за своимъ деревяннымъ мичманомъ; онъ спалъ всякую ночь на чердак, вдали отъ другихъ квартиръ, гд, по временамъ, къ его наслажденію, свистлъ втеръ и бушевала буря, между тмъ какъ почтенные жильцы нижнихъ этажей не имли ни малйшаго понятія о погод.
Читатель познакомился съ Соломономъ Гильсомъ въ осенній день, въ половин шестого часа пополудни, въ то самое время, когда старикъ вынулъ изъ кармана свой безукоризненный хронометръ. Городскія улицы начинали пустть, народныя толпы отхлынули въ разныя стороны, густыя тучи нависли надъ горизонтомъ, и дождь, казалось, располагался идти цлую ночь. Вс барометры въ лавк упали, и дождевыя капли уже накрапывали на лакированную шляпу деревяннаго мичмана.
— Куда это запропастился Вальтеръ? — сказалъ Соломонъ
Повернувшись за конторкою на своемъ стул, м-ръ Гильсъ нагнулся къ окну и посмотрлъ сквозь инструменты, не идетъ ли его племянникъ. Но племянника на улиц не было. Мимо его лавки тащились запоздалые пшеходы съ вымоченными зонтиками, да еще мальчишка, разнощикъ афишъ, лниво плелся въ своемъ засаленномъ клеенчатомъ картуз и, остановясь передъ дверьми, чертилъ пальцемъ свое имя на мдной доск, гд красовалась фамилія м-ра Домби.
— Еслибъ я не зналъ, что онъ меня горячо любитъ и никогда не ршится безъ моего согласія уйти на корабль, его отсутствіе очень встревожило бы меня, — проворчалъ м-ръ Гильсъ, постукивая пальцами о стекла двухъ или трехъ барометровъ, — да, очень встревожило бы. Вс барометры упали! Какая мокрота на улицахъ! Мн кажется, — продолжалъ онъ, сдувая пыль со стекла компаснаго ящика, — эта стрлка не такъ постоянна, какъ привязанность Вальтера!
— Дядюшка!
— А, это ты, мой милый! — вскричалъ мастеръ морскихъ инструментовъ, быстро поворачиваясь назадъ. — Насилу-то воротился!
Въ комнату вбжалъ веселый, быстроглазый, кудрявый мальчикъ, съ лицомъ, покраснвшимъ отъ поспшной ходьбы на дожд.
— Ну, дядюшка, что ты безъ меня подлывалъ? Готовъ ли обдъ? Мн ужасно хочется сть.
— Что подлывалъ? — добродушно сказалъ Соломонъ. — Разв мн нечего длать безъ такого повсы, какъ ты? Обдъ ужъ съ полчаса готовъ, и я тоже проголодался!
— Такъ идемъ, дядюшка, — вскричалъ мальчикъ, — да здравствуетъ адмиралъ.
— Пропади онъ совсмъ! — возразилъ Соломонъ Гильсъ. Ты врно хотлъ сказать о лордъ-мер?
— Вовсе нтъ! — Да здравствуетъ адмиралъ! Да здравствуетъ адмиралъ! Маршъ впередъ!
При этой команд валлійскій парикъ и его хозяинъ безъ сопротивленія были втиснуты въ маленькую контору. Дядюшка Соль и племянникъ усердно принялись за холодное, имя въ перспектив отличное блюдо жаркого.
— Да здравствуетъ лордъ-меръ, любезный Валисъ! — сказалъ Соломонъ. — На что намъ адмиралы! Теперь твой адмиралъ — лордъ-меръ.
— A кто это повсилъ на гвоздь мою серебряную кружку? — спросилъ молодой человкъ.
— Я, — отвчалъ дядя, — она теперь не нужна; мы сегодня станемъ пить изъ стакановъ, Вальтеръ, какъ люди дловые, какъ граждане. Не такъ ли? Вдь съ ныншняго утра мы вступили съ тобой на широкую дорогу жизни.
— Хорошо, дядюшка, — сказалъ мальчикъ, — я буду пить за твое здоровье изъ чего угодно и сколько могу. Да здравствуетъ дядюшка Соль и…
— Лордъ-меръ! — прервалъ старикъ.
— Да здравствуетъ лордъ-меръ и вся городская дума! — вскричалъ мальчикъ.
Дядя съ величайшимъ удовольствіемъ кивнулъ головой.
— Ну, теперь раскажи-ка намъ про свой торговый домъ! — прибавилъ Соломонъ Гильсъ.
— О, дядюшка, про него нечего много разсказывать, — отвчалъ мальчикъ, усердно работая ножемъ и вилкой, — контора ужасно темна и угрюма; въ той комнат, гд сижу я, — высокій каминъ, желзная касса, нсколько картъ, календарь, пюпитры, стулья, чернильница, книги, коробки и пропасть паутины, такъ что одна густая гряда прямехонько виситъ надъ моей головой.
— И больше ничего? — спросилъ дядя.
— Ничего, кром старой клтки, — не знаю, какъ она туда попала! — да еще корзинки съ углями.
— A счетныя, вексельныя, долговыя книги и другія принадлежности коммерческихъ оборотовъ богатаго дома? — сказалъ старикъ, внимательно взглянувъ на племянника сквозь туманъ, постоянно помрачавшій его глаза, и придавая особенное выраженіе словамъ.
— О, этого добра я думаю, очень много, — отвчалъ безпечно мальчикъ, — но вдь все это лежитъ въ комнатахъ м-ра Каркера, м-ра Морфина или м-ра Домби.