Домби и сын

Диккенс Чарльз

— Очень добрая леди, и маленькая дочка нжно любила ее, — повторила Флоренса.

— И угодно стало Богу, чтобы захворала добрая леди, захворала и умерла.

Ребенокъ вздрогнулъ.

— И умерла добрая леди, и никто не увидитъ ее здсь, и похоронили добрую леди въ сырой земл, гд деревья растутъ.

— Въ сырой земл! — проговорила двочка, затрепетавъ всмъ тломъ.

— Нтъ, нтъ, я ошиблась: не въ сырой, a въ теплой земл, гд дурныя, грязныя смена превращаются въ прекрасные цвточки, и въ траву, и въ колосья, и ужъ не знаю, во что еще, гд добрыя души превращаются въ свтлыхъ ангеловъ и улетаютъ на небеса!

Ребенокъ,

опустившій передъ этимъ головку, поднялъ ее опять и внимательно началъ смотрть на разсказчицу.

— Ну, такъ… дай Богъ память! — сказала Полли, сильно взволнованная этимъ пытливымъ взоромъ, своимъ желаніемъ утшить дитя внезапнымъ успхомъ и слабымъ довріемъ къ собственнымъ силамъ. — Ну, такъ когда эта добрая леди умерла, куда бы ни двали ее, гд бы ни положили, она отошла къ Богу! И она молится Ему, эта добрая леди, — продолжала Полли, растроганная до глубины души, — чтобы онъ научилъ ея маленькую дочку врить, что она счастлива на небесахъ и любитъ по прежнему свое дитя, — научилъ надяться. — Охъ, всю жизнь надяться, — что и она, эта маленькая дочка, свидится съ нею на небесахъ, свидится и не разстанется никогда, никогда, никогда!

— Это моя мама! — закричала двочка, вскочивъ съ мста и обиимая кормилицу.

— И сердце этого дитяти, — говорила Полли, прижимая Флоренсу къ своей груди, — сердце этой маленькой дочки наполнилось такою нжностью, такою врою, что даже когда она услышала объ этомъ отъ чужой посторонней женщины, не умвшей хорошенько разсказывать, но которая сама была бдная мать и больше ничего, — она нашла утшеніе въ ея словахъ, перестала чувствовать себя одинокою, зарыдала и прижалась къ груди этой женщины, нжно прильнула къ младенцу, что на ея колняхъ, и — тогда, тогда, тогда, — продолжала Полли, лаская кудри двочки и обливая ихъ слезами, — тогда, мое милое, бдное дитя…

— Эй, миссъ Флой? Куда вы затесались? Разв не знаете, какъ папаша будетъ сердиться? — закричалъ y дверей громкій, пронзительный голосъ, и вслдъ за тмъ вошла низенькая, смуглая, курносая двочка лтъ четырнадцати, съ выразительными черными глазами, сверкавшими какъ бусы. — Вдь вамъ крпко-накрпко запрещено сюда таскаться! Зачмъ вы тормошите кормилицу?

— Она нисколько не безпокоитъ меня, — отвчала изумленная Полли, — я очень люблю дтей.

— Не въ томъ дло, не въ томъ дло, м-съ Ричардсъ, — возразила черноглазая двчонка съ такимъ колкимъ видомъ, какъ будто хотла проглотить свою жертву, — прошу извинить — какъ бишь васъ? — м-съ Ричардсъ; я, вотъ видите ли, м-съ Ричардсъ, очень люблю бисквиты, да вдь мн не подаютъ ихъ къ чаю.

— Не въ этомъ дло, — сказала въ свою очередь Полли.

— A въ чемъ же этакъ, по вашему, любезная моя м-съ Ричардсъ? Не худо бы вамь зарубить хорошенько на носъ, что вы ходите за м-ромъ Павломъ, a миссъ Флой подъ моимъ надзоромъ.

— Къ чему же намъ ссориться? — возразила Полли.

— Не къ чему, совершенно не къ чему, несравненная моя м-съ Ричардсъ, вотъ-таки ршительно не къ чему, — скороговоркой отвчала Выжига, — я вовсе не желаю ссориться; миссъ Флой y меня всегда, м-ръ Павелъ y васъ на время.

Выжига выражалась сжато и сильно, употребляя по-видимому, только запятыя, и выстрливая одной сентенціей, не переводя духу, все, что вертлось у нея на язык.

— Миссъ Флоренса только что воротилась домой: не правда ли? —

спросила кормилица.

— Ну, да, м-съ Ричардсъ, она только что воротилась домой, a вы, миссъ Флой, не успли повернуться, и ужъ нашли время выпачкать дорогое траурное нлатье, которое м-съ Ричардсъ носитъ по вашей матери.

Съ этими словами Выжига, которой настоящее имя было Сусанна Нипперъ, оторвала двочку отъ ея новаго друга съ такимъ сильнымъ и крутымъ порывомъ, какъ будто вырывала зубъ. Но все это, казалось, длала она не столько по обдуманной злости, сколько отъ усерднаго желанія выполнить свою обязанность надзирательницы.

— Теперь, когда миссъ Флоренса воротилась домой, — сказала Полли, бросая ободрительную улыбку на здоровое лицо двочки, — она будетъ совершенно счастлива и увидитъ нынче своего милаго папеньку.

— Что-оо? Что вы сказали, м-съ Ричардсъ? — закричала во все горло Сусанна Нипперъ. — Она увидитъ милаго папеньку? Вотъ новости! Хотла бы я посмотрть, какъ она его увидитъ!

— Почему же нтъ? — спросила Полли.

— Да потому… ахъ, какая вы странная, м-съ Ричардсъ! У папеньки ея теперь есть кого видть; да и прежде, какъ никмъ онъ не былъ занятъ, миссъ Флой никогда не была его любимицей, такъ какъ, вотъ видите ли, м-съ Ричардсъ, женщина въ этомъ дом ничего не значитъ, право ничего.

Двочка быстро взглянула на собесдницъ, какъ будто понимала и чувствовала этотъ разговоръ.

— Вы удивляете меня! — сказала Полли. — Неужели м-ръ Домби не видалъ ее съ тхъ поръ?

— Не видалъ, не видалъ, — прервала Сусанна Нипперъ. — Да и прежде того онъ не видалъ ее мсяцевъ пять-шесть, и если бы передъ тмъ онъ встртился съ ней на улиц, онъ не угадалъ бы въ ней миссъ Флой, да и что тутъ толковать? Встрть онъ ее хоть завтра, право, не узнаетъ, что это его дочь. Такъ-то, м-съ Ричардсъ! Ну, и что касается до меня, — продолжала Выжига, не переводя духу и помирая со смху, — бьюсь объ закладъ, м-ръ Домби вовсе не знаетъ, что живетъ на свт Сусанна Нипперъ Выжига, его покорная слуга.

— Бдненькая! — сказала Ричардсъ, думая о маленькой Флоренс.

— Такъ-то, любезная моя Ричардсъ! — продолжала Сусанна Нипперъ. — Нашъ хозяинъ настоящій великій моголъ, который живетъ отъ насъ за тридевять земель въ тридесятомъ царств, право, такъ. Ну, прощайте, Ричардсъ! A вы, миссъ Флой, идите-ка со мной, да смотрите, впередъ ведите себя хорошенько, не такъ, какъ невоспитанная, глупая двчонка, что всмъ вшается на шею.

Ho, несмотря на строгій выговоръ, несмотря даже на опасность вывихнуть правое плечо, если Сусанна Нипперъ по-прежнему рванетъ за руку, маленькая Флоренса вырвалась отъ своей надзирательницы и нжно поцловала кормилицу.

— Прощайте, — говорила двочка, — прощайте. моя добрая! Скоро я опять къ вамъ приду, a не то вы приходите ко мн. Сусанна намъ позволитъ видться: не правда ли, Сусанна?

Собственно говоря, Выжига въ сущности была довольно добрая двушка и вовсе не злого характера; только она принадлежала къ разряду тхъ воспитателей юношества, которые думаютъ, что надобно толкать и трясти дтей, какъ звонкую монету, чтобы они сохранили свой первоначальный блескъ. Когда Флоренса обратилась къ ней съ умоляющимъ и кроткимъ взоромъ, она сложила свои коротенькія руки, покачала головой, и большіе, открытые черные глаза ея приняли ласковое выраженіе.