Домби и сын
Шрифт:
Съ Павломъ, какъ и съ прочими воспитанниками, повторилась одна и та же исторія. Когда д-ръ Блимберъ сказалъ, что онъ очень умный мальчикъ и быстро идетъ впередъ, м-ръ Домби боле чмъ когда-либо принялся хлопотать, чтобы сынъ его былъ напичканъ по горло всякой всячиной. Когда, напротивъ, о Бриггс было возвщено, что y него не слишкомъ бойкія способности, и успхи покамстъ еще слабы, отецъ этого джентльмена оказался неумолимымъ. Словомъ, какъ ни высока и душна была температура въ докторской теплиц, владльцы этихъ растеній всегда изъявляли готовность подкладывать горячіе уголья и раздувать мхи.
Скоро Павелъ потерялъ всю живость, какую имлъ сначала, но характеръ его по прежнему остался страннымъ, задумчивымъ,
И жилъ онъ одинъ среди чудныхъ видній своей фантазіи, и никто не понималъ его. М-съ Блимберъ называла его «страннымъ», a лакеи иной разъ говорили между собою, что маленькій Домби «скучаетъ». Больше никто ничего не говорилъ о немъ.
Только молодой Тутсъ имлъ нкоторую идею о загадочномъ предмет, но никакъ не могь объяснитъ ее ни себ, ни другимъ. Идеи, подобно привидніямъ, должны принять какой-нибудь образъ, чтобы сдлаться доступными, a Тутсъ не могъ сообщить своимъ мыслямъ никакого образа и давно пересталъ допытываться тайнъ отъ своей души. Изъ мозга его, какъ изъ свинцоваго ящика, выходилъ какой-то туманъ, безъ формы и вншняго вида, не оставляя посл себя ни малйшихъ слдовъ. Долго и часто слдилъ онъ глазами маленькую фигуру на морскомъ берегу, и какая-то таинственная, неотразимая симпатія привлекала его къ сыну м-ра Домби.
— Какъ твое здоровье? — спрашивалъ онъ Павла по пятидесяти разъ на день.
— Очень хорошо, — отвчалъ Павелъ — покорно благодарю.
— Давай же руку, — говорилъ потомъ Тутсъ.
И Павелъ протягивалъ руку. Помолчавъ минутъ десять, м-ръ Тутсъ, не спускавшій глазъ съ маленькаго товарища, опять спрашивалъ его — какъ ваше здоровье? — и Павелъ опять отвчалъ — очень хорошо, покорно благодарю.
Однажды м-ръ Тутсъ сидлъ за своей конторкой, занятый по обыкновенію важной корреспонденціей, какъ вдругъ великая мысль озарила его голову. Онъ бросилъ перо и пошелъ къ Павлу, котораго, наконецъ, посл длинныхъ поисковъ, нашелъ сидвшимъ на окн въ своей спальн. Павелъ смотрлъ на морской берегъ.
— Послушай, Домби! — вскричалъ Тутсъ. — О чемъ ты думаешь?
— О, я думаю о многихъ вещахъ! — отвчалъ Павелъ.
— Неужто! — вскричалъ Тутсъ, находя, что такой фактъ уже самъ по себ былъ чрезвычайно удивителенъ.
— Если бы теб пришлось умереть, — началъ Павелъ, смотря ему въ лицо.
Тутсъ ороблъ.
— Не лучше ли бы ты согласился умереть въ лунную ночь, при ясномъ и чистомъ неб, когда подуваетъ втерокъ, какъ въ прошлую ночь?
М-ръ Тутсъ, съ выраженіемъ сомннія, взглянулъ на Павла, взялъ его за руку и сказалъ, что онъ ничего не знаетъ.
— О, это была прекрасная ночь! — продолжалъ Павелъ. — Я долго смотрлъ и прислушивался къ морскимъ волнамъ. На поверхности ихъ, при полномъ свт луны, качалась лодка съ парусомъ.
Ребенокъ смотрлъ такъ пристально и говорилъ такъ серьезно, что м-ръ Тутсъ увидлъ настоятельную необходимость сдлать какое-нибудь замчаніе объ этой лодк.
— Это контрабандисты? — сказалъ м-ръ Тутсъ. Но припомнивъ, что каждый вопросъ иметъ дв стороны съ одинаковой степенью вроятности, онъ прибавилъ: — Или таможенные?
— Лодка съ парусомъ, —
— Ныряла? — сказалъ м-ръ Тутсь.
— Мн казалось, что она манила меня къ себ, — говорилъ Павелъ. — Вонъ она! Вонъ она!
— Кто? — вскричалъ Тутсъ, приведенный въ ужасный испугъ при этомъ внезапномъ восклицаніи.
— Сестра моя, Флоренса! — сказалъ Павелъ. — Вонъ она смотритъ и махаетъ рукой. Она видитъ меня, она видитъ меня! Здравствуй, милая, здравствуй, здравствуй!
Павелъ стоялъ на окн, хлопалъ въ ладоши и посылалъ сестр воздушные поцлуи; но когда Флоренса, проходя мимо, скрылась изъ виду, лицо его, оживленное яркимъ румянцемъ, опять приняло меланхолическое выражеыіс и прониклось тревожнымъ ожиданіемъ. Вс эти переходы изъ одного состоянія въ другое были слишкомъ замчательны, чтобы ускользнуть отъ вниманія даже такого наблюдателя, какъ м-ръ Тутсъ. Свиданье на этотъ разъ было прервано визитомъ м-съ Пипчинъ, которая обыкновенно приходила по сумеркамъ въ докторскій домъ два или три раза въ недлю, чтобы навстить своего бывшаго воспитанника. Ея прибытіе въ эту минуту произвело чрезвычайно непріятное впечатлніе на м-ра Тутса, такъ что онъ, по какому-то безотчетному побужденію, посл первыхъ привтствій, еще два раза подошелъ къ м-съ Пипчинъ, чтобы освдомиться, все ли она въ добромъ здоровьи. Эту выходку м-съ Пипчинъ приняла за личное оскорбленіе и немедленно сообразила, что мысль о такой обид родилась и созрла въ дьявольскомъ мозгу слпого болвана, на котораго, какъ и слдуетъ, въ тотъ же вечеръ была принесена формальная жалоба дру Блимберу, и тотъ долженъ былъ сказать своему слуг, что если онъ еще разъ повторитъ подобную продлку, то его уже безъ всякихъ объясненій прогонятъ со двора.
Когда дни длались длинне, Павелъ уже каждый вечеръ становился y окна и выжидалъ Флоренсу. Она въ извстное время нсколько разъ проходила мимо докторскаго дома, пока не увидитъ брата, и ея появленіе было живительнымъ солнечнымъ лучемъ, озарявшимъ ежедневную жизнь бднаго Павла. Часто, посл сумерекъ, другая фигура блуждала мимо докторскаго дома, — фигура м-ра Домби, который теперь уже рдко прізжалъ по субботамъ. Онъ хотлъ лучше быть неузнаннымъ и украдкой смотрлъ на высокія окна, гд его сынъ готовился быть человкомъ. И онъ ждалъ, и надялся, и караулилъ, и мечталъ.
О, если бы видлъ онъ, другими глазами видлъ, какъ бдный унылый мальчикъ, прилегшій грудью на окно, прислушивается къ гулу морскихъ волнъ и устремляетъ задумчивые взоры на безпредльное небо, туда, гд носятся темныя облака, гд беззаботно порхаютъ птицы, между тмъ, какъ онъ, несчастный узникъ, заключенъ безвыходно въ своей одинокой клтк!
Глава XIII
Всть изъ-за моря и распоряженіе фирмы
На площадк передъ торговыми заведеніями м-ра Домби съ незапамятныхъ временъ производилась мелочная торговля всякой всячиной и особенно отличными фруктами, расположенными на ларяхъ, скамейкахъ, столикахъ и такъ дале. Каждый день, съ десяти часовъ утра до пяти вечера, торгаши и торговки предлагали прохожимъ туфли, карманныя книжки, грецкія губки, собачьи ошейники, виндзорское мыло, картину, написанную масляными красками, a иной разъ тутъ же весьма кстати являлась лягавая собака, къ удовольствію отчаянныхъ охотниковъ до коммерческой политики, которые на этомъ рынк, въ виду лондонской биржи, громко спорили насчетъ повышенія и пониженія денежныхъ фондовъ и держали пари на новыя шляпы. {Авторъ осмиваетъ здсь страсть англичанъ кстати и некстати толковать о биржевыхъ длахъ, страсть, распространившуюся даже между мелкими торговцами и уличными зваками. Прим. перев.}