Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)
Шрифт:
— Помолись Богу, и веди меня куда знаешь, отвчалъ Донъ-Кихотъ. На этотъ разъ я предоставляю теб свободный выборъ нашего ночлега. Но прежде, ощупай мою правую верхнюю челюсть и скажи — сколькихъ у меня не хватаетъ тамъ зубовъ, потому что я чувствую въ этомъ мст невыносимую боль.
Санчо всунулъ ему въ ротъ руку, и ощупавъ челюсть сверху до низу, спросилъ Донъ-Кихота, сколько насчитывалъ онъ здсь прежде зубовъ.
— Четыре совершенно здоровыхъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ, не считая глазнаго.
— Такъ-ли? еще разъ спросилъ Санчо.
— Говорю теб, четыре, если только не пять, повторялъ рыцарь, потому что мн не выдернули ни одного зуба, и ни одинъ не выпалъ самъ собою.
— Ну теперь съ этой стороны, внизу, у вашей милости остается всего два съ половиною зуба, а вверху нтъ ни цлыхъ, ни половинныхъ; здсь хоть шаромъ покати, такъ все
— О, злая судьба моя! грустно воскликнулъ Донъ-Кихотъ при этомъ прискорбномъ извстіи. Лучше бы мн было лишиться двой руки, потому что ротъ безъ зубовъ похожъ на мельницу безъ жернова, и зубъ для насъ драгоцнне алмаза. Но, что длать! Мы должны безропотно переносить всевозможныя бдствія, обрекши себя однажды на тяжелую жизнь странствующаго рыцаря. Забудемъ же о нихъ, мой другъ, и съ Богомъ пустимся въ дорогу. Сегодня я безпрекословно послдую за тобою.
Санчо послушался Донъ-Кихота, и направился по тому пути, гд онъ расчитывалъ скоре всего найти какое-нибудь убжище на ночь, не слишкомъ удаляясь, однако, отъ многопосщаемой въ этомъ мст большой дороги. Между тмъ, какъ они медленно подвигались впередъ, — жестокая боль, чувствуемая Донъ-Кихотомъ въ челюстяхъ, не позволяла имъ хать быстре, — Санчо, чтобы какъ-нибудь размыкать свою тоску-кручину, сказалъ своему господину:
Глава XIX
— Вс эти бдствія, обрушившіяся на насъ въ послднее время, ниспосланы намъ, какъ мн кажется, въ наказаніе за то, что ваша милость не исполнили вашей клятвы: не кушать со скатерти, не лобезничать съ королевой и не длать всего остальнаго, что вы тамъ наобщали, пока не добудете шлема этого Маландрина, или, чортъ его знаетъ, какъ его зовутъ, этого мавра.
— Ты правъ, Санчо, отвтилъ Донъ-Кихотъ, но клянусь Богомъ, я совсмъ забылъ объ этомъ; и ты, въ свою очередь, наказанъ за то, что не напомнилъ мн о моей клятв. Я постараюсь, однако, загладить свою ошибку; — сдлать это не трудно, — по рыцарскимъ уставамъ представляется возможность искупить всякій грхъ.
— Да разв я въ чемъ-нибудь клялся, — я? воскликнулъ Санчо.
— Дло не въ томъ, клялся ты или нтъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ, довольно того, что ты не совсмъ свободенъ отъ обвиненія въ соучастничеств со мной; но такъ или иначе, а только нужно постараться очистить свою совсть.
— Если такъ, сказалъ Санчо, то пусть-же ваша милость постарается на этотъ разъ не забывать своихъ словъ, а то чего добраго привидніямъ опять придетъ охота — позабавиться со мною, да пожалуй что и съ вашей милостью, если вы споткнетесь во второй разъ. Продолжая вести разговоръ въ этомъ род, наши искатели приключеній заболтались до того, что ночь застала ихъ среди чистаго поля, и они не могли додуматься, какъ и гд-бы имъ найти убжище на ночь. Хуже всего было то, что оба они умирали съ голоду, такъ какъ въ потерянной котомк заключалась вся ихъ провизія. Къ довершенію несчастія, съ ними случилось теперь не воображаемое, а дйствительное приключеніе. Хотя ночь была очень темна, тмъ не мене они продолжали свой путь, надясь встртить какую-нибудь корчму на разстояніи одной — и ужь много двухъ верстъ.
Путешествуя глубоко ночью, оруженосецъ, умирая отъ голода, а рыцарь, чувствуя, что перекусить было бы очень не дурно, они неожиданно увидли множество факеловъ, казавшихся безконечнымъ числомъ движущихся звздъ. При вид ихъ Санчо окончательно растерялся, и у самаго Донъ-Кихота по кож пробжала дрожь. Придержавъ своихъ верховыхъ животныхъ, наши искатели приключеній остановились, и не говоря ни слова пристально глядли на этотъ поразительный свтъ, который двигался пряно на нихъ, увеличиваясь въ объем, по мр приближенія къ нимъ. Перепуганный Санчо трясся всмъ тломъ, у Донъ-Кихота тоже подымались дыбомъ волосы, но онъ скоро однако овладлъ собою, и сказалъ Санчо: «не остается никакого сомннія, что мы стоимъ лицомъ къ лицу съ какимъ то ужаснымъ приключеніемъ, въ которомъ я долженъ призвать на помощь и выказать всю силу мою и все мое мужество?
— Горе мн! возопилъ Санчо, если это опять привидніи, — а чего другаго тутъ кажется нечего ждать, — гд-же набраться мн реберъ для этого новаго приключенія.
— Какіябы это ни были привиднія, отвчалъ Донъ-Кихотъ, я не дозволю имъ коснуться даже твоего камзола. Если я не посплъ въ теб на помощь. въ послдній разъ, то это потому только, что я не могъ перелзть черезъ заборъ, но теперь мы въ чистомъ пол, и я могу распорядиться мечомъ моимъ какъ захочу.
— А
— Во всякомъ случа, Санчо, не падай только духомъ, и призови на помощь все сdое мужество. Въ моемъ-же ты скоро убдишься, — отвчалъ рыцарь
— Быть по вашему, проговорилъ ободрившійся Санчо; да поможетъ мн Богъ.
Отъхавъ затмъ не много въ сторону, рыцарь и оруженосецъ внимательно наблюдали двигавшійся на встрчу имъ свтъ. Вскор стали они различать толпу людей, покрытыхъ блыми покрывалами.
При вид этой поразительной картины, расхрабрившійся было Санчо, съ испугу, застучалъ какъ въ лихорадк зубами, но страхъ его еще усилился, когда онъ ясно увидлъ, что по дорог хали верхомъ, въ саванахъ, — съ зажженными факелами, человкъ двадцать, за которыми виднлись, покрытыя трауромъ носилки, сопровождаемыя шестью всадниками въ черныхъ мантіяхъ, ниспадавшихъ до Самыхъ ногъ ихъ муловъ (тихая, лнивая походка животныхъ издалека указывала, что это мулы, а не лошади). Медленно подвигалась впередъ эта странная процессія; и привиднія бормотали таинственнымъ, жалобнымъ голосомъ какія-то непонятныя слова.
Это удивительное явленіе, особенно въ такое время и въ такомъ пустынномъ мст, не могло не навести ужаса на Санчо, и даже на Донъ-Кихота. Но по мр того, какъ душа Санчо уходила въ пятки, возрастало мужество его господина, которому уже грезилось какое-то славное приключеніе. Онъ вообразилъ, что это везли мертваго, или по крайней мр тяжело раненаго рыцаря, отмстить за котораго предназначено было ему одному. Едва лишь пригрезилось ему это диво, какъ, по своему обыкновенію, не долго думая, онъ поправился на сдл, укрпивъ въ рук копье, съ ршительнымъ видомъ помстился на средин дороги, которой не могли миновать покрытыя саванами привиднія, и когда послдніе приблизились въ нему, онъ закричалъ имъ ужаснымъ голосомъ: «остановитесь, рыцари! кто бы вы ни были, остановитесь! Скажите: кто вы, откуда и куда отправляетесь, и что лежитъ на этихъ носилкахъ? Судя по всему, видно, что вы или жертвы злодйства или сами злоди, совершившіе какое-то страшное преступленіе. Говорите-же, потому что я долженъ отмстить за васъ, или наказать васъ.»
— Намъ некогда отдавать вамъ отчетовъ, отвчалъ одинъ изъ траурныхъ всадниковъ, потому что до зазжаго дома далеко, а намъ нужно торопиться. Сказавъ это, онъ пришпорилъ мула, и хотлъ хать дале; но не тутъ-то было. Оскорбленный отвтомъ его Донъ-Кихотъ схватилъ мула за удила и закричалъ по прежнему: «остановитесь, повторяю вамъ, и будьте немного вжливе. Отвчайте на мой вопросъ, или я вызываю васъ на битву всхъ вмст.» Пугливый мулъ, задержанный Донъ-Кихотомъ, всталъ на дыбы и опрокинулъ своего всадника. Видя это, одинъ изъ слугъ неизвстныхъ путешественниковъ принялся ругать Донъ-Кихота. Взбшенный и безъ того уже рыцарь устремился на перваго попавшагося ему траурнаго всадника, и ударомъ копья опрокинулъ его на землю, потомъ обратился на другаго, тамъ на третьяго, и нужно было видть легкость и быстроту, съ которой побдоносный рыцарь и конь его гарцовали въ этой траурной толп. Можно было думать, что у Россинанта выросли въ эту минуту крылья, такъ гордо и легко носилъ онъ на себ торжествовавшаго надъ своими противниками рыцаря. Бда только, что противники эти были все безоружные трусы. При первыхъ ударахъ, они стремглавъ кинулись бжать въ стороны съ своими зажженными факелами; такъ что ихъ можно было принять за маски, бгающія по ночамъ, во время карнавала. Т же, которые были покрыты траурными мантіями, такъ были запутаны въ нихъ, что съ трудомъ двигались. Донъ-Кихоту не представлялось значитъ ни малйшаго затрудненія бить и гнать ихъ, сколько угодно было его душ. Бдные люди вообразили себ, что это не человкъ, а чортъ, вырвавшійся изъ ада, и подстерегшій ихъ на дорог съ цлію вырвать изъ рукъ ихъ мертвое тло, лежавшее на носилкахъ. Санчо глядлъ, выпучивъ глаза на всю эту сцену, изумляясь только мужеству своего господина, и говоря себ въ бороду: «чортъ возьми, право, господинъ мой такой молодецъ, какъ онъ самъ говоритъ.» На дорог между тмъ остался распростертымъ, держа въ рукахъ горящій факелъ, тотъ самый господинъ, котораго въ самомъ начал битвы сбросилъ съ себя мулъ. Донъ-Кихотъ, замтивъ его по свту факела, громкимъ голосомъ повелвалъ ему сдаться, грозя въ противномъ случа убить его.