Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)
Шрифт:
— О, бдный Санчо! отвтилъ Донъ-Кихотъ; какъ же ты простъ, какъ мало свдущъ ты въ рыцарскихъ длахъ. Другъ мой! крпись и врь мн, что настанетъ день, когда ты собственными глазами узришь рыцарство во всемъ его нескончаемомъ блеск. Скажи мн, что можетъ сравниться съ наслажденіемъ побдить въ честномъ бою своего врага?
— Этого я не знаю, сказалъ Санчо, но знаю, что съ тхъ поръ какъ мы сдлались странствующими рыцарями, — то есть вы, потому что я не считаю себя достойнымъ принадлежать въ такому высокому братству, — съ тхъ поръ, мы не выиграли еще никакой битвы, если не считать побды надъ бискайцемъ, купленной цною вашего шлема, разбитаго въ дребезги, и половины вашего уха; вс же остальныя побды наши ограничивались градомъ кулаковъ и палочныхъ ударовъ, сыпавшихся на наши ребра. Къ этому на мою долю выпало еще подбрасываніе на одял какими-то очарованными
— Санчо! это камень тяготящій мою, да вроятно и твою душу. Но успокойся; я надюсь вскор обладать мечомъ такого закала, что тотъ, кто станетъ носить его, будетъ защищенъ отъ всхъ очарованій. Быть можетъ даже, счастливая звзда моя передастъ въ мои руки мечъ, принадлежавшій Амадису въ то время, когда онъ извстенъ былъ подъ именемъ рыцаря пылающаго меча. Мечъ этотъ, безъ сомнній, славнйшій въ мір: потому что не было такого сильнаго и очарованнаго оружія, которое бы онъ не разбивалъ въ дребезги, какъ стекло.
— Да еслибъ вы дйствительно добыли его, то вдь мн отъ этого не полегчало бы, отвчалъ Санчо; потому что этотъ мечъ, какъ вашъ бальзамъ, созданъ вроятно для однихъ рыцарей; а я, безъ всякаго сомннія, буду по прежнему расплачиваться за все собственной спиной.
— Санчо! отгони отъ себя этотъ страхъ, сказалъ Донъ-Кихотъ; въ будущемъ небо будетъ милостиве въ теб.
Проговоривъ еще нсколько времени въ томъ же род, наши искатели приключеній увидли вдали густой столбъ пыли, гонимой втромъ прямо на нихъ. Въ туже минуту Донъ-Кихотъ воскликнулъ, обращаясь къ своему оруженосцу: «другъ мой! наступила минута, когда весь міръ увидитъ, что сберегла для меня судьба. Наступила, повторяю, минута, въ которую я больше чмъ когда-нибудь долженъ выказать силу этой руки подвигами, достойными страницъ безсмертія, на которыхъ напишутъ дла мои въ поученіе грядущимъ вкамъ. Видишь-ли ты этотъ густой столбъ пыли? узнай же, Санчо, что пыль эта подымается безчисленной арміей, составленной изъ націй цлаго міра.
— Должно быть тамъ дв арміи, замтилъ Санчо, потому что съ другой стороны виднъ такой же столбъ пыли.
Донъ-Кихотъ оглянулся, и видя, что Санчо правъ, преисполнился невыразимой радостью, вполн увренный (онъ никогда впрочемъ не бывалъ увренъ иначе какъ вполн), что это идутъ дв великія, готовыя сразиться между собою арміи; мудренаго въ этомъ ничего не будетъ, если мы вспомнимъ, что разстроенное воображеніе его ежеминутно рисовало предъ нимъ волшебниковъ, сраженія и поединки. Между тмъ пыль эта поднималась двумя стадами барановъ, шедшихъ съ двухъ противоположныхъ сторонъ и такъ хорошо укрытыхъ ею, что ихъ нельзя было разглядть иначе, какъ въ нсколькихъ шагахъ. Слыша твердыя увренія Донъ-Кихота, что пыль эту вздымаютъ воины, Санчо поврилъ ему и спросилъ: что же они станутъ длать здсь?
— Мы явимся заступниками несчастныхъ и слабыхъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Но, дабы ты зналъ воиновъ, которые сейчасъ предстанутъ предъ нами, я долженъ теб сказать, что арміей, находящейся на лво отъ насъ, предводительствуетъ великій императоръ Алифанфаронъ, владтель Тапробанскаго острова, а арміей, находящейся на право, предводительствуетъ врагъ его король Гарамантскій Пентаполимъ Обнаженная Рука, — названіе, данное ему потому, что въ сраженіи онъ держитъ всегда правую руку обнаженной до плеча.
— А изъ за чего воюютъ эти государи? спросилъ Санчо.
— Изъ за того, что Алифанфаронъ влюбился въ дочь Пентаполина, обворожительную красавицу, но христіанку; и такъ какъ Алифанфаронъ — язычникъ, поэтому Пентаполинъ и не хочетъ выдать за него своей дочери, пока женихъ не откажется отъ вры въ лжепророка, и не приметъ вры своей невсты.
— Клянусь бородой моей — онъ правъ, воскликнулъ Санчо; и я готовъ держать его сторону.
— Этимъ ты только исполнишь свой долгъ, отвтилъ Донъ-Кихотъ; и для этого не нужно быть посвященнымъ рыцаремъ.
— Тмъ лучше, но куда я дну своего осла? Гд спрячу я его такъ, чтобы сыскать посл битвы? а двинуться на немъ въ сраженіе я, правду сказать, не ршаюсь, да и врядъ-ли ослы принимали когда-нибудь участіе въ великихъ битвахъ.
— Ты правъ, сказалъ Донъ-Кихотъ. И я теб совтую пустить своего осла за вс четыре стороны; если онъ и пропадетъ, бда не велика; посл побды на выборъ намъ останется столько лошадей, что самому Россинанту грозитъ участь быть перемненнымъ
Вскор они очутились на вершин одного хохма, съ котораго ясно могли различать, еслибъ только пыль не мшала имъ, два стада барановъ, принятыхъ рыцаремъ за дв непріятельскія арміи; но такъ какъ Донъ-Кихотъ глядлъ на все глазами своего больнаго воображенія, поэтому, не размышляя ни одной минуты, онъ заговорилъ громкимъ голосомъ:
— Санчо! видишь-ли ты этого рыцаря съ позолоченнымъ оружіемъ и щитомъ, украшеннымъ коронованнымъ львомъ, лежащимъ у ногъ молодой двушки? Это мужественный Лаурекало, владтель серебряннаго моста. Другой воинъ — съ золотымъ оружіемъ и щитомъ, покрытымъ тремя серебрянными коронами на лазурномъ пол, это неустрашимый Микахамбо, великій герцогъ Кироційскій. По правую сторону его видишь ли ты всадника атлетическихъ формъ? это предпріимчивый Брандабаранъ Болихійскій, повелитель трехъ Аравій. Онъ прикрытъ зминою кожею и взамнъ щита вооруженъ дверью, принадлежащею, какъ полагаютъ, къ храму, опрокинутому Самсономъ, когда онъ мстилъ филистимлянамъ. Теперь, взгляни въ другую сторону, и ты увидишь, во глав другой арміи никмъ не побдимаго и всхъ побждающаго Тимонеля Каркасонскаго, принца новой Бискаіи. Оружіе его покрыто золотомъ, серебромъ, лазурью и синоплемъ, а на щит его красуется золотой котъ на пурпуровомъ пол, украшенномъ четырьмя буквами: М. I. О. И, составляющими начальныя буквы имени его дамы, очаровательной дочери герцога Альфеника Алгаврскаго. Видишь-ли ты теперь этого рыцаря, сидящаго на большой и сильной кобыл, съ блымъ какъ снгъ оружіемъ и щитомъ безъ девиза? это молодой французъ Петръ Папинъ, владтель Утрикскаго баронства; а этотъ другой съ оружіемъ, покрытымъ лазурью, верхомъ на быстрой зебр, это могущественный герцогъ Нервійскій — Еспартофилардо лсной; на щит, изображающемъ поле, усянное спаржею, написанъ девизъ его: «ищи мой жребій по моимъ слдамъ»
Герой нашъ наименовалъ еще много другихъ рыцарей, которыхъ онъ видлъ въ воображаемыхъ имъ арміяхъ, и надлялъ ихъ, ни на минуту не задумываясь тмъ оружіемъ, цвтами и девизами, какіе рисовало ему его разстроенное воображеніе.
— Вотъ эти войска, безостановочно продолжалъ онъ, которыя развертываются впереди, составлены изъ множества различныхъ національностей: вотъ народы, вкушающіе сладкія воды рки, наименованной богами Ксаномъ, за ними слдуютъ горцы, обитатели масиліанскихъ полей. Дале видны воины народа, просевающаго тонкій золотой порошокъ счастливой Аравіи, еще дале обитатели зеленыхъ береговъ Фермодона и т, которые многообразными средствами истощаютъ Пактолъ съ его золотистыми песками; за ними слдуютъ лукавые Нумидійцы, Персіане, не находящіе себ равныхъ въ стрльб изъ лука, Мидяне и Паряне, ловко сражающіеся въ бгств, Аравитяне съ ихъ кочевыми шатрами, дикіе и жестокіе Скиы, Эіопы съ проколотыми губами; наконецъ множество другихъ народовъ, которыхъ очертанія лицъ я вижу и узнаю очень хорошо, но имена позабылъ. Въ другой изъ этихъ армій, ты долженъ видть воиновъ народа, утоляющаго жажду свою въ свтло-зеркальныхъ водахъ Бетиса, берега котораго покрыты оливковыми рощами; тхъ, которые купаются въ золотистыхъ волнахъ Таго; тхъ, которые пользуются оплодотворяющими водами Жениля; тхъ, которые заковываютъ себя въ желзо, они составляютъ послдній отпрыскъ древнихъ Готовъ; тхъ, которые беззаботно проводятъ жизнь свою за роскошныхъ лугахъ Хереса; тхъ, которые погружаютъ тла свои въ мягкія волны Писуэрги; тхъ, которые пасутъ безчисленныя стада свои на тучныхъ пастбищахъ, окоймляемыхъ извилистой Гвадіаной; тхъ, которые дрожатъ отъ втровъ, дующихъ въ пиринейскихъ долинахъ, или подъ хлопьями снга, осребряющаго вершины Апенинъ. Словомъ, Санчо, ты видишь тутъ представителей всхъ европейскихъ народовъ.
Кто бы могъ исчислить вс страны и націи, названныя Донъ-Кихотомъ, которыхъ онъ, ни на минуту не задумываясь, надлялъ самыми характеристическими чертами, извстными ему изъ его, переполненныхъ чушью, книгъ.
Санчо не успвалъ промолвить ни слова въ отвтъ Донъ-Кихоту, и только водилъ вокругъ себя глазами, желая увидть какого-нибудь рыцаря или великана, названнаго его господиномъ, но такъ какъ ничего подобнаго замтить онъ не могъ, поэтому въ недоумніи воскликнулъ наконецъ: «чортъ меня возьми, если здсь есть, что-нибудь похожее на тхъ рыцарей и великановъ, которыхъ вы назвали. Ужь не новое ли это очарованіе, подобное вчерашнимъ привидніямъ.»