Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)
Шрифт:
— Въ своемъ ли ты ум, Санчо, отвтилъ Донъ-Кихотъ, разв не слышишь ты ржанія коней, звуковъ барабановъ и трубъ?
— Ничего не слышу я, кром блянія барановъ и овецъ, сказалъ Санчо. И это было совершенно справедливо, потому что возл него находились въ эту минуту два стада барановъ.
— Санчо! ты, кажется, начинаешь съ перепугу видть все на выворотъ, замтилъ Донъ-Кихотъ; и это очень можетъ быть, потому что страхъ, поражая наши чувства, не позволяетъ намъ видть предметы въ настоящемъ ихъ вид. Но, если ты струсилъ окончательно, то отъзжай въ сторону и оставь меня одного. Я одинъ съумю склонить побду на ту сторону, въ которой пристану. Съ послднимъ словомъ, пришпоривъ Россинанта и держа копье свое наготов, онъ съ быстротою молніи полетлъ
— Стойте, стойте! кричалъ ему Санчо. Клянусь Богомъ, вы нападаете на барановъ. Ради Создателя міра возвратитесь назадъ. Ну, гд вы видите рыцарей, великановъ, воиновъ, лазурные щиты, котовъ и все остальное, да тутъ никакого чорта нтъ кром барановъ, что вы длаете, ради Бога….
Крики эти не остановили однако Донъ-Кихота, кричавшаго еще громче: «мужайтесь, рыцари, воюющіе подъ знаменами славнаго императора Пентаполина Обнаженная рука! мужайтесь! слдуйте за мною, и вы увидите, какъ скоро и легко я отмщу врагу его Алифанфарону Тапробанскому.» Въ ту же минуту онъ напалъ съ копьемъ своимъ на несчастныхъ барановъ, и началъ колоть ихъ съ такимъ остервененіемъ, какъ будто видлъ передъ собою своихъ величайшихъ враговъ. Пастухи сначала просили его оставить въ поко бдныхъ животныхъ, но видя, что просьбы ихъ не вели ни въ чему, принялись швырять въ рыцаря острыми, увсистыми каменьями. Донъ-Кихотъ, не обращая на это никакого вниманія, сказалъ какъ угорлый во вс стороны, восклицая: «но, гд же ты, великолпный Алифанфаронъ? Разв не видишь ты, что одинъ, всего одинъ рыцарь готовъ помряться съ тобою и поразить тебя въ отмщеніе за мужественнаго Гараманта Пентаполина.»
Въ эту минуту на него обрушился такой камень, который чуть не въ самый желудокъ вдавилъ ему два ребра. Почувствовавъ этотъ ударъ, Донъ-Кихотъ счелъ себя уже мертвымъ, или по крайней мр опасно раненымъ, но вспомнивъ про свой чудодйный бальзамъ, онъ тотчасъ же схватился за него и принялся вливать его въ себя. Не усплъ онъ однако допить своего лекарства, какъ нсколько новыхъ каменьевъ вышибли изъ рукъ его склянку съ знаменитымъ бальзамомъ, — разбившуюся въ дребезги, — размозжили два ручныхъ пальца и выбили у него нсколько зубовъ. Мужественно выдержавъ первый ударъ, онъ отъ втораго свалился на землю. Пастухи, приблизясь въ рыцарю, вообразили себ, что они убили его, и поскоре собравъ свое стадо, взвалили на плечи убитыхъ барановъ, которыхъ было штукъ шесть или семь, и не долго думая убрались себ по добру, по здорову.
Санчо, взиравшій съ холма на сумасбродные подвиги рыцаря, рвалъ въ отчаяніи свою бороду и проклиналъ день и часъ, въ который злая судьба столкнула его съ Донъ-Кихотомъ. Видя наконецъ, что онъ повалился на землю, а пастухи удалились, Санчо съхалъ съ холма, и приблизясь въ своему господину, нашелъ его въ весьма незавидномъ положеніи, хотя и въ полной памяти. «Что же не моя ли правда?» сказалъ онъ Донъ-Кихоту, «не правъ ли я былъ, когда упрашивалъ васъ вернуться назадъ и кричалъ, что вы нападаете не на армію, а на барановъ.»
— Да, да! отвчалъ Донъ-Кихотъ; вижу я теперь на какія штуки пускается этотъ злобный, но многоумный, преслдующій меня волшебникъ Узнай, Санчо, что для волшебниковъ нтъ ничего легче, какъ заставить насъ видть то, что имъ захочется; и теперь, неугомонный врагъ мой, предугадывая великую славу, которую я долженъ былъ стяжать въ этой битв, превратилъ легіоны воиновъ въ стадо барановъ. Если ты не вришь мн, то заклинаю тебя всмъ святымъ, позжай и слди за этими мнимыми стадами, и ты увидишь, что удалясь отъ насъ на нкоторое разстояніе, они опять примутъ свой настоящій видъ рыцарей и воиновъ, совершенно подобныхъ тмъ, которыхъ я описалъ. Впрочемъ погоди, теперь ты мн очень нуженъ. Прежде всего сосчитай сколькихъ у меня не достаетъ зубовъ, потому что право мн кажется будто у меня не осталось ни одного. Исполняя приказаніе своего господина, Санчо приблизился въ нему такъ близко, точно собирался влзть въ нему въ ротъ, въ ту самую минуту, когда бальзамъ
— Пресвятая Богородице! возопилъ Санчо, что сталось со мною. Должно быть наступилъ послдній часъ этого гршника, если его рвётъ чистою кровью. Но когда онъ оглянулся, то увидлъ, что воображаемая имъ кровь была ни что иное какъ драгоцнный бальзамъ извергнувшійся изъ желудка рыцаря. Въ ту же минуту стошнило и Санчо, начавшаго, въ свою очередь, плевать въ лицо Донъ-Кихоту, и въ такомъ изящномъ положеніи рыцарь и слуга его оставались въ теченіи нсколькихъ минутъ.
Опомнившись отъ этого удовольствія, Санчо побжалъ въ своему ослу, намреваясь достать тамъ что-нибудь, чмъ можно было бы утереть себя и своего господина, но не найдя своей котомки, онъ съ отчаянія чуть было не лишился разсудка. Разразившись новыми проклятіями, онъ далъ себ ршительное слово оставить Донъ-Кихота и возвратиться домой, отказываясь и отъ слдовавшаго ему жалованья, и отъ надежды обладать когда-нибудь общаннымъ ему островомъ. Донъ-Кихотъ между тмъ всталъ, и придерживая лвой рукой свои челюсти, чтобы не потерять и послднихъ зубовъ, схватилъ правой рукой за узду Россинанта, который, какъ врный и преданный слуга, не отступилъ отъ своего господина ни на шагъ, и за тмъ кликнулъ своего оруженосца, прислонившагося, съ головой опущенной на руки, въ глубокомъ гор, къ своему ослу
Видя его глубоко опечаленнымъ, Донъ-Кихотъ сказалъ ему: «Санчо! чмъ возносится одинъ человкъ надъ другимъ, если не тмъ, что одинъ длаетъ боле другаго. Разразившіяся надъ нами бури показываютъ, что и для насъ небо вскор прояснится, и дла наши примутъ лучшій оборотъ; потому что въ мір всему поставленъ предлъ: дурному и хорошему. Чмъ доле преслдуетъ насъ судьба, тмъ боле шансовъ для насъ надяться на скорый и благопріятный оборотъ длъ. Не скорби же, мой другъ, о моихъ несчастіяхъ, которыя нисколько не касаются тебя.
— Какъ не касаются! воскликнулъ Санчо. Разв вчера подбрасывали на одял кого-нибудь другаго, а не сына моего отца, или не у меня пропала сегодня котомка со всмъ моимъ дорожнымъ достояніемъ?
— Какъ, неужели котомка пропала? воскликнулъ Донъ-Кихотъ.
— Пропала, пропала — говорилъ Санчо.
— Намъ, значитъ, нечего будетъ и перекусить сегодня, продолжалъ рыцарь.
— Не было бы, отвчалъ Санчо, еслибъ вокругъ насъ не росли травы, которыя вы такъ хорошо умете отыскивать и выбирать, и которыми, какъ вы сами говорите, въ крайней нужд, довольствуются рыцари, особенно такіе злополучные, какъ вы.
— Тмъ не мене ломоть чернаго хлба съ кускомъ селедки я предпочелъ бы теперь всевозможнымъ травамъ, описаннымъ Діоскоридомъ со всми комментаріями къ нимъ доктора Лагуны. Но, добрый мой Санчо, говорилъ Донъ-Кихотъ, полно теб кручиниться взлзай-ка на осла, да отправляйся со мной. Врь, мой другъ, что Богъ милосердый, не лишающій мухъ воздуха, червей земли и наскомыхъ воды, Онъ, который до ждитъ на добрыхъ и злыхъ и освщаетъ солнцемъ праведныхъ и гршныхъ, не покинетъ и насъ, ратующихъ во славу Его святаго имени.
— Вамъ право боле пристало быть проповдникомъ, чмъ рыцаремъ, сказалъ Санчо.
— Странствующіе рыцари, отвчалъ Донъ-Кихотъ, должны знать все, и въ былое время между ними встрчались такіе, которые останавливались для проповдей на большихъ дорогахъ, и исполняли это дло съ такимъ умньемъ, какъ будто вышли лиценціантами изъ парижскаго университета. Врь мн, Санчо, никогда еще мечь не притуплялъ пера, ни перо — меча.
— Да будетъ такъ, отвчалъ Санчо. Теперь же пустимся въ путь и постараемся отыскать гд-нибудь убжище на ночь. Дай только Богъ, чтобы намъ опять не наткнуться на новыхъ очарованныхъ мавровъ, на новыя привиднія, одяло и тому подобныя очарованія, потому что иначе въ чорту пошлю я наконецъ все это рыцарство.