Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Де Сервантес Сааведра Мигель

Когда господинъ и слуга сидли уже верхомъ, тогда Донъ-Кихотъ остановясь у воротъ, подозвалъ хозяина и важно сказалъ ему: «господинъ управитель замка! не могу-ли я отблагодарить васъ за великія и многочисленныя услуги, оказанныя мн въ этомъ замк,— которыя я буду помнить всю жизнь, — отмстивши за какое нибудь нанесенное вамъ оскорбленіе. Вы очень хорошо знаете, что долгъ мой, моя святая обязанность: карать измнниковъ и злодевъ. Переберите-же въ памяти ваше прошедшее, и если вы кмъ-нибудь недовольны, окажите мн, и я клянусь моимъ рыцарскимъ орденомъ отмстить за васъ.

— Господинъ

рыцарь! отвчалъ ему столь же торжественно хозяинъ: благодаря Бога, мн нтъ надобности воспользоваться вашей готовностью отмщать за мою особу, потому-что я и самъ съумю отмстить за себя. Все что я прошу у васъ, это заплатить за овесъ и сно, взятые для вашихъ животныхъ и за то, что стоили мн вы сами; безъ этого никто не узжаетъ отсюда.

— Какъ! воскликнулъ Донъ-Кихотъ, неужели это корчма!

— Корчма, и притомъ изъ лучшихъ, отвчалъ хозяинъ.

— Странно однако, какъ я ошибался, говорилъ Донъ-Кихотъ. Я принималъ ее за замокъ, но что длать? такъ какъ это корчма, то прошу извинить, если я на время останусь вашимъ должникомъ. Заплатить вамъ деньгами я не могу, не нарушивъ законовъ странствующихъ рыцарей; никогда въ жизни не читалъ я, чтобы странствующіе рыцари платили въ какихъ-бы то ни было корчмахъ. Здравый разсудокъ, столько-же сколько и временемъ освященный обычай повелваютъ всюду принимать рыцарей даромъ, въ благодарность за тягостные труды, неразлучные съ ихъ странствованіями въ поискахъ приключеній: ночью, днемъ, лтомъ, зимой, пшкомъ и верхомъ, терпя голодъ и холодъ, жажду и жаръ, подвергаясь наконецъ всевозможнымъ неудобствамъ, присущимъ земл.

— Что за вздоръ вы мелете, воскликнулъ хозяинъ, заплатите, что вы должны мн, потому что даромъ я никого не намренъ поить и кормить.

— Негодяй! воскликнулъ Донъ-Кихотъ; посл чего, не дожидаясь отвта, пришпорилъ Россинанта и грозя своимъ воображаемымъ копьемъ, выхалъ изъ воротъ прежде чмъ успли его задержать, не замчая, слдуетъ-ли за нимъ его оруженосецъ.

Хозяинъ, видя что съ этой стороны надежда потеряна, ршился вознаградить свой убытокъ на Санчо, настаивавшемъ на томъ, что онъ тоже ничего не намренъ платить, ибо какъ оруженосецъ странствующаго рыцаря, онъ, по его мннію, долженъ былъ пользоваться всми преимуществами настоящаго рыцаря. Напрасно озлобленный хозяинъ грозилъ ему всми нелегкими, Санчо стоялъ на своемъ, и клялся рыцарскимъ орденомъ своего господина — не заплатить ни одного мараведиса, хотя-бы этотъ мараведисъ пришлось купить ему цною собственной жизни. «Я не хочу», говорилъ онъ, «обременить памяти моей проклятіями будущихъ оруженосцевъ, лишивши ихъ своимъ малодушіемъ одного изъ существеннйшихъ преимуществъ нашего званія.»

Къ несчастію, злая судьба его привела въ эту же самую корчму трехъ суконныхъ фабрикантовъ изъ Сеговіи, двухъ прозжихъ Кордовскихъ торговцевъ и трехъ Севильскихъ разнощиковъ, все — люди веселые и здоровые. Они то, какъ будто, сговорившись, приблизились къ нему и стащили его съ осла, пославъ въ тоже время одного изъ своихъ за одяломъ. На это одяло они кинули несчастнаго Санчо, и такъ какъ на переднемъ двор имъ мшалъ навсъ, поэтому они вышли на задній, совершенно открытый дворъ, и тамъ, взявшись за края одяла, принялись подбрасывать Санчо вверхъ, играя имъ, какъ студенты собакой во время карнавала.

Пронзительные крики злополучнаго оруженосца вскор достигли ушей его господина, вообразившаго сначала, что небо призываетъ его къ какому-то новому приключенію, но распознавъ голосъ своего слуги, рыцарь, не теряя времени, во всю прыть помчался къ корчм, ворота которой онъ нашелъ запертыми. Тмъ временемъ, какъ онъ здилъ вокругъ довольно низкаго забора, отыскивая мсто, чрезъ которое онъ ногъ бы въхать за дворъ, взорамъ его представился Санчо, совершавшій свои воздушныя путешествія съ такою легкостью и изяществомъ, что Донъ-Кихотъ непремнно разсмялся, еслибъ не былъ взбшенъ какъ чортъ. Озлобленный рыцарь пытался было перелзть черезъ заборъ, но былъ такъ измятъ, что съ трудомъ могъ слзть съ своего коня. Видя невозможность попасть на дворъ, онъ вынужденъ былъ ограничиться градомъ проклятій и вызовами

на битву злыхъ насмшниковъ, которые только посмивались себ и, не обращая вниманія на проклятія рыцаря и вопли его оруженосца, продолжали свою злую шутку съ Санчо. Выбившись наконецъ изъ силъ, они отпустили на покаяніе душу то умолявшаго ихъ, то грозившаго имъ Санчо, и закутавъ въ дорожное платье, собственноручно отнесли измученнаго бдняка на его осла.

Сострадательная Мариторна, чувствовавшая чистосердечное сожалніе, при вид воздушныхъ пируэтовъ Санчо, поспшила въ нему съ кружкой холодной, только-что зачерпнутой изъ колодца воды. Но едва лишь оруженосецъ вашъ прикоснулся губами къ кружк, какъ Донъ-Кихотъ закричалъ ему: «Санчо, ради Бога, не пей! не пей, или ты умрешь. Разв нтъ у меня», говорилъ онъ, показывая за жестяную лейку, «чудотворнаго бальзама, который въ одну минуту вылечитъ тебя.» Санчо не послушалъ однако своего господина, и оборотясь слегка къ Донъ-Кихоту, отвчалъ ему, глядя изъ подлобья: «ваша милость, неужели вы позабыли уже, что я не странствующій рыцарь; или вы хотите, чтобы изъ меня вырвало и т послднія внутренности, которыя у меня остались еще отъ вчерашней ночи. Берегите ваше пойло для всхъ чертей, меня же оставьте въ поко.» Съ послднимъ словомъ, онъ прильнулъ къ кружк, но видя, что его угощаютъ водой, попросилъ Мариторну дать ему немного вина; и эта добродушнйшая въ мір женщина, которая. не смотря на свое горемычное положеніе, была исполнена христіанскаго милосердія, исполнила безпрекословно просьбу Санчо, купивъ вино на свой счетъ.

Утоливъ жажду, Санчо пріударилъ своего осла и, приказавъ привратнику отворить ворота, выхалъ наконецъ изъ корчмы, восхищенный тмъ, что выдержалъ характеръ и ничего не заплатилъ хозяину, если конечно не считать его боковъ, которыми онъ, въ послднее время, началъ въ частую расплачиваться. Къ несчастію, въ этой корчм онъ позабылъ еще и свою сумку, да правду сказать: до сумки ли ему было теперь? Выпроводивъ Санчо, хозяинъ хотлъ запереть ворота, но гости его — малые не трусы, воспротивились этому, потому что ихъ не испугалъ бы Донъ-Кихотъ даже тогда, еслибъ онъ былъ рыцаремъ круглаго стола.

Глава XVIII

Санчо присоединился наконецъ къ Донъ-Кихоту, но увы, онъ былъ такъ разбитъ, что съ трудомъ могъ править своимъ осломъ. «Санчо!» сказалъ ему Донъ-Кихотъ, я окончательно уврился теперь, что этотъ замовъ, или, если хочешь, эта корчма очарована, потому что злоди, подбрасывавшіе тебя на одял, могли быть только жильцы инаго міра. Меня въ особенности убждаетъ въ этомъ то, что, глядя на печальную драму, разыгравшуюся внутри двора, я напрасно искалъ мста, чрезъ которое я могъ бы въхать туда. Мало того, я не въ силахъ былъ даже сойти съ лошади. Дло ясно, злоди очаровали меня, иначе я наказалъ бы ихъ дерзость такъ, что они на долго сохранили бы воспоминаніе о своемъ злодйств. Я сразился бы съ ними, вопреки даже законамъ рыцарства, дозволяющимъ рыцарю обнажать мечъ только противъ рыцаря, за исключеніемъ какихъ-нибудь чрезвычайныхъ случаевъ, или когда дло коснется обороны самого себя.

— Рыцарь я, или нтъ, плевать мн на это, отвчалъ Санчо; отмстить за себя съумдъ бы я самъ, еслибъ это было въ моей власти; бда въ томъ, что я ничего не могъ сдлать. И однако я готовъ присягнуть, что злоди эти вовсе не были ни привидніями, ни очарованными, какъ вы утверждаете, а такими же людьми, съ тломъ и костями, какъ мы съ вами; въ этомъ никто не усумнятся; я очень хорошо слышалъ, какъ они называли другъ друга по имени, въ то время, какъ заставляли меня прыгать по воздуху. Одного изъ нихъ звали — Педро Мартинецъ, другаго — Теноріо Фернандо, а самого хозяина Иванъ Паломекъ Лвша. И если вы не могли перепрыгнуть черезъ заборъ и сойти съ лошади, то это вовсе не оттого, что вы очарованы. И право, ваша милость, я теперь ясно вижу, что мы кончимъ наши приключенія такимъ приключеніемъ, которое лишитъ насъ навсегда возможности различить нашу правую могу отъ двой. Лучше бы намъ теперь, когда время идетъ къ жатв, вернуться домой и заняться тамъ дломъ, чмъ шататься по блому свту, попадая каждый день изъ огня въ полымя.