Дон Жуан в Неаполе
Шрифт:
ГАБРІЭЛЛА. Я предпочла бы, чтобы вы отличились при наступленіи.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Что длать, синьора? Мы слдовали плану нашего полководца. У него былъ превосходный планъ — отступать, покуда мы не очутимся въ тылу у непріятеля.
ГАБРІЭЛЛА. Какъ бы это могло быть?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Очень просто, синьора. Стоило только промаршировать вокругъ земного шара. Тогда наступающій непріятель оказывается — впереди, а мы, отступающіе, позади. Отступленіе становится наступленіемъ, и
ГАБРІЭЛЛА. Однако войну-то вы проиграли.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Исключительно потому, что слишкомъ рано наткнулись на Атлантическій океанъ, а непріятель былъ такъ невжливъ, что разбилъ насъ, не давъ генералу придумать, какимъ способомъ переправить насъ въ Мексику… До третьяго дня, я, какъ солдатъ, былъ оскорбленъ и горевалъ, что мы слишкомъ поспшили заключить миръ. Но, увидавъ васъ, синьора, — чортъ возьми, Альваръ! сказалъ я себ. Если ты не хочешь впасть въ чахотку отъ вздоховъ, ты послдуешь за этой таинственной красавицею, узнаешь, кто она такая, гд она живетъ, заговоришь съ нею и объяснишь, что ты не въ силахъ жить безъ нея, а умирать не имешь ни малйшаго желанія. Ты скажешь ей: синьора, пожалйте свое отечество, не лишайте его храбраго солдата, а гвардію вице-короля лучшаго ея украшенія. Полюбите храбраго Альаара, потому что иначе храбрый Альваръ далъ честное слово…
ГАБРІЭЛЛА. Убить себя, не правда ли?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это почему?
ГАБРІЭЛЛА. Да несчастно влюбленные обыкновенно себя убиваютъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Терпть не могу ничего обыкновеннаго. Мн ничуть не страшно умереть за васъ, но я останусь жить именно затмъ, чтобы сохранить оригинальность.
ГАБРІЭЛЛА. Но если вы не можете жить безъ меня?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Изъ этого слдуетъ лишь, что я долженъ жить съ вами.
ГАБРІЭЛЛА. Вы злоупотребляете моимъ терпніемъ, а я слишкомъ неосторожна, что васъ слушаю.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я не нравлюсь вамъ? Я не довольно красивъ, чтобы завоевать ваше сердце?
ГАБРІЭЛЛА. Что красота? Говорятъ, что всякій мужчина, который немножко лучше чорта, уже красавецъ, а вы, синьоръ, конечно, очень и очень получше чорта.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Тогда — за чмъ остановка?
ГАБРІЭЛЛА. Только за тмъ, синьоръ, что я добродтельная женщина.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это ничего. Вс женщины, которыхъ я любилъ, до меня были добродтельны. Но я довольно успшно исправлялъ ихъ отъ этого порока…
ГАБРІЭЛЛА. Вы такой шутъ, что на васъ нельзя даже сердиться…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Сказала она, падая въ его объятія…
ГАБРІЭЛЛА. Нтъ, нтъ, подальше руки. Мой веселый нравъ позволяетъ мн слушать ваши шутки, но я не изъ тхъ, за какую вы меня принимаете.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Я принимаю васъ за самую очаровательную женщину въ Неапол.
ГАБРІЭЛЛА.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вы замужемъ?
ГАБРІЭЛЛА. О, да.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это вашъ домъ?
ГАБРІЭЛЛА. Положимъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вашъ мужъ старъ, ревнивъ, глупъ, плшивъ, у него красный носъ и поврежденкныя подагрою ноги? вы его терпть не можете, васъ тошнитъ отъ его нжностей?…
ГАБРІЭЛЛА. Синьоръ Альваръ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Признайтесь, что я разсказалъ вамъ вашу жизнь, какъ по-писанному.
ГАБРІЭЛЛА. Вы знаете моего мужа?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Какъ я могу знать его, когда мн неизвстно даже ваше имя?
ГАБРІЭЛЛА. Откуда же въ такомъ слуача…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Опытность, синьора. Что онъ ревнивъ, мн подсказали эти ставни и болты, это вооруженіе дома, точно крпости, — въ мирное время, на самой веселой и людной улиц. Что вы его не любите, доказываетъ мн то обстоятельство, что, несмотря на болты и ставни, вы одна на улиц, безъ провожатаго и служанки, и не очень сердитесь на болтовню вашего покорнаго слуги. Этотъ кварталъ — простонародный. А въ вашихъ манерахъ есть что-то, говорящее о сред высшей. Хотите, я разскажу вамъ вашу біографію?
ГАБРІЭЛЛА. Попробуйте, всевдущій оракулъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вы — бдная дворянка, обломокъ старинной, но захудалой и разоренной фамиліи. Семья ваша осталась безъ хлба, а вы безъ надежды на достойныхъ васъ жениховъ. Въ это время подвернулся разбогатвшій выскочка-мщанинъ, охочій взять жену съ гербомъ и приличнымъ воспитаніемъ. Вашимъ роднымъ, да и вамъ самой, надоно изо дня въ день сть макароны безъ масла… Остальное я сказалъ ужъ раньше. Если въ чемъ ошибся, исправьте.
ГАБРІЭЛЛА. Послушайте, вы или притворяетесь, что не знаете меня…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Или?
ГАБРІЭЛЛА. Или вы — чортъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. А вамъ какъ больше нравится?
ГАБРІЭЛЛА. Ну, а если ваша проницательность обманула васъ и мой мужъ совсмъ не уродъ, а молодой, красивый, храбрый…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это при запертыхъ-то ставняхъ?
ГАБРІЭЛЛА. Если мы любимъ другъ друга?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это скитаясь-то безъ провожатаго по Толедо? Полно вамъ. А впрочемъ, въ такомъ случа, ему же хуже.
ГАБРІЭЛЛА. Почему?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Потому что я его убью. У меня ужъ такая система, синьора. Старымъ мужьямъ хорошенькихъ женъ я ставлю рога, а молодыхъ убиваю. Вамъ къ лицу трауръ, синьора… Изабелла, кажется?
ГАБРІЭЛЛА. Меня зовутъ Габріэлла.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Вотъ и прекрасно. Теперь намъ будетъ гораздо удобне разговаривать.