Дон Жуан в Неаполе
Шрифт:
ДОНЪ ЖУАНЪ. Итакъ, его жена — эта дама…
НИЩІЙ. Которую вы преслдовали.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты видлъ?
НИЩІЙ. Не видлъ, синьоръ: сегодня вторникъ, — я слпъ и не имю права видть, но слухъ и чутье замняетъ мн зрніе. Пошли вамъ, мадонна, успха.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Можешь ли ты снести вотъ эту записку въ Портичи?
НИЩІЙ. Сколько угодно, синьоръ. Если бы въ четвергъ — другое дло: въ четвергъ я буду разбитъ параличемъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Тамъ, во дворц Эспартеро, ты спросишь дона Фернандо ди-Кустоцца.
НИЩІЙ. Слушаю, синьоръ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Это я.
НИЩІЙ. Эччеленца!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты найдешь моего денщика Франца, нмца, передашь ему записку и скажешь на словахъ, чтобы онъ немедленно шелъ сюда и ждалъ меня вонъ на томъ перекрестк. Вотъ еще золотой, — надюсь, онъ придастъ остроту твоему зрнію и возвратитъ быстроту твоимъ параличнымъ ногамъ. (Уходитъ.)
НИЩІЙ. Синьоръ, вы творите чудесъ больше, чмъ Санъ-Дженнаро. Лечу быстре втра. (Бжитъ и натыкается на входящихъ въ переулокъ Лепорелло и дона Ринальдо. Къ нимъ.) Чортъ бы васъ бралъ! Что вы, слпые, что ли? Чуть не сбили съ ногъ бднаго слпорожденнаго!
Лепорелло и донъ Ринальдо.
ЛЕПОРЕЛЛО. Итакъ, братъ мой, вы предполагаете…
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Не предполагаю, почтеннйшій донъ Эджидіо, но положительно утверждаю, что честь ваша въ опасности исчезнуть.
ЛЕПОРЕЛЛО. А этой опасности она у меня не испытывала даже, когда — царство небесное — покойный мой господинъ стегалъ меня хлыстомъ по спин. Вообще, честь странная штука, донъ Ринальдо. Что она смется у тебя, только и узнаешь, когда она въ опасности исчезнуть. Въ обычное время она самая потаенная изъ всхъ невидимокъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Жена ваша…
ЛЕПОРЕЛЛО. Добродтельная женщина, донъ Ринальдо, клянусь вамъ моею честью, которая въ опасности. Чрезвычайно добродтельная женщина. Когда я гляжу въ зеркало, то всегда думаю: будь я Габріэлла, я — чортъ возьми — не сумлъ бы остаться добродтельнымъ. Будь я собственною моею женою, я поставилъ бы рога самому себ, донъ Ринальдо.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Ея добродтели никто у нея не отнимаетъ. Но знаете ли вы, что капля долбитъ камень? Упорное преслдованіе побждаетъ самую благонадежную добродтель. Нтъ женщины, донъ Эджидіо, которая устояла бы противъ хорошо влюбленнаго мужчины, разумется, если онъ не похожъ на всхъ зврей сразу.
ЛЕПОРЕЛЛО. Не говорите объ этомъ съ такою докторальностью, братъ мой. Ученаго учить — только портить… Вы еще бгали по Санта Лючіи маленькимъ амурчикомъ, не подозрвая, что на свт есть не только черная сутана, но даже просто штанишки, а я уже былъ, по меньшей мр, баккалавромъ нжной науки. И при чьей каедр! О, мой покойный баринъ! Вотъ былъ профессоръ любви!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. По назначенію?
ЛЕПОРЕЛЛО. За кого вы насъ принимаете? Всегда по избранію… Миръ его праху. Я сомнваюсь, что его гршная душа попала не то что въ рай, а хотя бы въ чистилище. Но, если онъ въ аду, и если у сатаны есть жена… не поздравляю я бднаго чорта: у него ржутся теперь новые рога.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вашъ бывшій господинъ…
ЛЕПОРЕЛЛО. Былъ единственнымъ человкомъ, донъ Ринальдо, опаснымъ моему супружескому счастью. Противъ всхъ остальныхъ я застрахованъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вотъ какъ! Любопытно знать, чмъ именно?
ЛЕПОРЕЛЛО. Во-первыхъ тмъ, что, какъ я уже имлъ честь вамъ замтить, жена моя добродтельная женщина.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. А я уже имлъ честь замтить вамъ въ отвтъ, что добродтель жены вашей, какъ и всякая другая, граничитъ съ порокомъ. Учредите на границ зоркую таможню, чтобы амуръ не провезъ къ вамъ контрабанду.
ЛЕПОРЕЛЛО. Во-вторыхъ, тмъ, что, благодаря покойному барину, — нтъ въ Европ человка, боле меня постигшаго тайны любви. Я знаю вс штуки, вс хитрости и подвохи господъ ухаживателей за хорошенькими женами пожилыхъ мужей… Нтъ любовной мины, на которую я не не могъ бы отвтить контръ-миною, нтъ засады, которую я обратилъ бы на голову моего же врага. Э! да что тутъ толковать! Рога — для меня анахронизмъ. Они умерли въ ту ночь, когда черти взяли моего покойнаго господина.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Однако, мужская красота…
ЛЕПОРЕЛЛО. Она умерла въ ту же печальную ночь, донъ Ринальдо.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Печальную?
ЛЕПОРЕЛЛО. Ну, да, для моего господина. Посл него я уже не видалъ истинно красиваго мужчины.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Сказать правду, донъ Эджидіо, я думаю, что соперничать съ вами можетъ и не истинно красивый мужчина.
ЛЕПОРЕЛЛО. Попробуйте!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Женщины любятъ молодость, а вы таки порядкомъ стареньки.
ЛЕПОРЕЛЛО. Старъ, да птухъ, говоритъ пословица.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Лысина ваша тоже мало служитъ вамъ къ украшенію.
ЛЕПОРЕЛЛО. Богъ прибавляетъ людямъ лба за мудрость.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вы нсколько рябоваты.
ЛЕПОРЕЛЛО. И, тмъ не мене, миловиденъ.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Не нахожу.
ЛЕПОРЕЛЛО. А я нахожу. Милый другъ, вы не знаете моей Габріэллы. Эта женщина не изъ тхъ вертушекъ, что продаютъ свою супружескую врность за пару черныхъ усовъ и псенку подъ аккомпаниментъ мандолины. Она цнитъ въ мужчин только внутреннія достоинства.
ДОНЪ РИНАЛЬДО. А они у васъ есть?
ЛЕПОРЕЛЛО. Есть — вотъ, ей Богу, есть!
ДОНЪ РИНАЛЬДО. Отчего же ихъ никто не видитъ?
ЛЕПОРЕЛЛО. Оттого, что, если бы вс видли мои внутреннія достоинства, они были бы уже не внутренними, а вншними. Я скроменъ, донъ Ринальдо, и держу свои достоинства про домашній обиходъ. Кто угощаетъ своими достоинствами постороннюю публику, у того они скоро расходуются. Габріэлла знаетъ меня слишкомъ хорошо и никогда не промняетъ на какого-нибудь щеголя съ перомъ.