Дон Жуан

Байрон Джордж Гордон

105

О, сумерки на тихом берегу,В лесу сосновом около Равенны,Где угрожала гневному врагуТвердыня силы цезарей надменной!Я в памяти доселе берегуПреданья Адриатики священной:Сей древний бор — свидетель славных летБоккаччо был и Драйденом воспет!

106

Пронзительно цикады стрекотали,Лесной туман вставал со всех сторон,Скакали кони, травы трепетали,И раздавался колокола звон,И призраки в тумане возникали,И снился мне Онести странный сон:Красавиц ужас, гончие

собакиИ тени грозных всадников во мраке!

107

О Геспер! Всем отраду ты несешьГолодным ужин и приют усталым,Ты птенчикам пристанище даешь,Ты открываешь двери запоздалым,Ты всех под кровлю мирную зовешь,Ты учишь всех довольствоваться малым,Всех сыновей земли под кров роднойПриводишь ты в безмолвный час ночной.

108

О сладкий час раздумий и желаний!В сердцах скитальцев пробуждаешь тыЗаветную печаль воспоминаний,И образы любимых, и мечты;Когда спокойно тающий в туманеВечерний звон плывет и темнотыЧто эта грусть неведомая значит?Ничто не умерло, но что-то плачет!

109

Когда погиб поверженный Нерон,Рычал, ликуя, Рим освобожденный:«Убит! Убит убийца! Рим спасен!Воскрешены священные законы!»Но кто — то, робким сердцем умилен,На гроб его с печалью затаеннойПринес цветы и этим подтвердил,Что и Нерона кто-нибудь любил.

110

Нерон… но это снова отступленье:Нерон и всякий родственный емуНелепый шут венчанный — отношеньяК герою не имеют моему!Я собственное порчу сочиненьеИ осрамлюсь по случаю сему!(Мы в Кембридже смеялись над бедняжкамиИ звали отстающих «деревяшками».)

111

Но докучать я не желаю вамЭпичностью моей — для облегченьяЯ перережу песню пополам,Чтоб не вводить людей во искушенье!Я знаю, только тонким знатокамЗаметно будет это улучшенье:Мне Аристотель дал такой совет.(Читай его «Поэтика», поэт!)

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

Поэму начинать бывает трудно,Да и кончать задача нелегка:Пегас несется вскачь — смотри, как чудно!А вскинется — и сбросит седока!Как Люцифер, упрямец безрассудный,Мы все грешим гордынею, покаНе занесемся выше разуменья,Тем опровергнув наше самомненье.

2

Но время всех умеет примирить,А разные напасти научаютЛюдей — и даже черта, может быть,Что безграничным разум не бывает.Лишь в юности горячей крови прытьСтремит мечты и мысли затмевает;Но, приближаясь к устью наших дней,Мы думаем о сущности страстей.

3

Я с детства знал, что я способный малый,И укреплял в других такое мненье;Я заслужил, когда пора настала,Признание и даже одобренье.Теперь — моя весна уже увяла,Давно огонь воображенья,И превращает правды хладный блескМинувших дней романтику в бурлеск.

4

Теперь, когда смеюсь над чем — нибудь,Смеюсь, чтоб не заплакать,

а вздыхаюЛишь потому, что трудно не вздохнуть!Апатию свою оберегая,Должны мы сердце в Лету окунуть!Фетида, в Стиксе первенца купая,Его оберегла от бед и зал,Но я бы воды Леты предпочел.

5

Меня винят в нападках постоянноНа нравы и обычаи страны.Из каждой строчки этого романаТакие мысли якобы ясны.Но я не строил никакого плана,Да мне и планы вовсе не нужны;Я думал быть веселым — это словоВ моих устах звучит, пожалуй, ново!

6

Боюсь, для здравомыслящих людейЗвучит моя поэма экзотически;Лукавый Пульчи, милый чародеи,Любил сей жанр ирон-сатирическийВо дни бесстрашных рыцарей и феи,Невинных дев и власти деспотической.Последняя найдется и у нас,Но прочих всех давно иссяк запас.

7

Почти о современниках пишу я;Правдиво ль я изображаю их?Не повторю ль ошибку роковуюПристрастных ненавистников моих?И все же я не слишком негодую:Нужна ж свобода слова и для них!Но Аполлон меня за ухо тянетИ просит говорить о Дон-Жуане.

8

Оставил я героя моегоНаедине с его подругой милой.Остановилось время для негоИ на минуту косу опустило.Оно не поощряет никогоИ никогда влюбленных не любило,Но ими любовалось от души:Уж очень были оба хороши!

9

Их лиц испортить не могли морщины,Их старость не могла бы оскорбить,Не смела бы седая паутинаИх шелковые волосы покрыть.В них для недуга не было причины,В них не было того, что может гнить:Увянуть пальма юная не может,Ее одна лишь буря уничтожит.

10

Опять они одни! О, райский миг!Наедине им скучно не бывало,В разлуке же любовников моихУжасная тоска обуревала:Так жалок усыхающий родникИ дерево, которое увялоВ разлуке с корнем; так печально — тихРебенок, что оторван от родных.

11

О, сердце, сердце! О, сосуд священный,Сосуд тончайший! Трижды счастлив тот,Кому рука фортуны дерзновеннойЕго одним ударом разобьет!Ни долгих лет, ни горести бессменной,Ни тяжести утрат он не поймет,Но жизнь, увы, цепляется упорноЗа тех, кто жаждет смерти непритворно.

12

«Богов любимцы долго не живут!»Сказал мудрец. Утрат они не знают,Для них друзья и дружба не умрут,Их юность и любовь не увядают.В конце концов в могиле отдохнутИ те, кто слишком долго избегаетМогилы; но прекрасней доли нет,Как сей покинуть мир во цвете лет!

13

Гайдэ и мой Жуан не помышлялиО смерти, ибо небо и земляИх безмятежным светом окружали;Холмы, долины, рощи и поляИх молодое счастье отражали,Как будто с ними радости деля.В очах друг друга, в зеркале блаженства,Они читали только совершенство.