Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта
Шрифт:
1 января 1918 г. общегородская конференция харьковских большевиков отдельным пунктом своей резолюции указала на временность «изгнания» Цикуки: «Здесь, в Харькове, где временно в настоящий момент находится ЦИК Украины, все местные дела также разрешает местный Совет». При этом киевлянам милостиво позволялось «проводить и здесь, в Харькове, мероприятия, имеющие общекраевое значение, а также необходимые для деятельности ЦИК Украины и Народного Секретариата» [237] .
237
Большевистские организации Украины, стр. 533.
Члены Цикуки навсегда затаили обиду на тот холодный прием, который был оказан им в Харькове. Спустя годы Бош посвящала перечислению этих обид множество страниц в своих мемуарах. «И ответственные товарищи, входившие в ЦИК и Народный Секретариат, и большинство президиума областного Донецко-Криворожского
238
Бош, стр. 151.
Харьковцы постоянно давали понять членам Цикуки, что те — «нежеланные гости». По словам Бош, «недружелюбный» прием проявлялся во всем — даже в таких мелочах, как «устройство на ночевку». Когда члены Цикуки потребовали себе помещение, они услышали ответ от местных властей: «Устраивайтесь как хотите. Мы не обязаны предоставлять вам квартиры». И в итоге «первое советское правительство Украины», как его представляли все советские учебники, было размещено в… харьковской тюрьме! Бош так описывает эту парадоксальную ситуацию: «Подшучивая над «страхами» харьковчан, очевидно, боявшихся нашего соприкосновения с делегатами «их» съезда, и своим «тюремным положением», мы направились по темным закоулкам к знакомым каменным стенам. Старая, но еще не забытая картина: часовые, пропуск, двор — каменный мешок, надзирательница и, наконец, камера… Дней 10 товарищи прожили в своем, не совсем обычном для добровольного вселения, помещении» [239] . В советских учебниках истории Украины об этом не писали…
239
Бош, стр. 151, 153.
Будучи по сути правительством в изгнании, Цикука не была удовлетворена такой ролью и пыталась действовать самостоятельно, опираясь на вооруженные отряды Владимира Антонова — Овсеенко. Тот прибыл в Харьков чуть ли не одновременно с делегатами сорванного киевского съезда Советов и, руководя операциями «эшелонной войны» (сначала против донских казаков Каледина, потом против Центральной Рады), разместил свою ставку в штабном вагоне непосредственно на железнодорожных путях — на так называемой «7–й линии». На протяжении нескольких недель отряды Р. Сиверса (он прибыл чуть раньше) и В. Антонова творили произвол, самочинно, не согласовывая свои действия с местной властью, производя аресты среди сторонников Центральной Рады и офицерства.
Противостоял этому произволу областной комитет Советов Донецко-Криворожской области и лично Артем. Как вспоминает Н. Бушев, посланный Артемом в красную ставку, «иногда тов. Антонов — Овсеенко превышал свои права и полномочия на Украине, не согласовывал свои действия с Харьковским комитетом партии и Советом». Постоянные конфликты харьковцев с Антоновым даже стали предметом отдельного рассмотрения на предновогоднем (30 декабря 1917 г.) заседании Всероссийского Совнаркома под председательством Ленина. По этому поводу правительство России постановило: «Совет Народных Комиссаров предлагает товарищу Антонову действовать в полном контакте с Харьковским советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» [240] .
240
Харьков в 1917 году; Протоколы заседаний Совета народных комиссаров РСФСР, стр. 174.
Владимир Антонов — Овсеенко
Сам Антонов, рассказывая о «неладах с местным ревкомом», описывает ситуацию таким образом: «К отряду на вокзал прибыли члены местного комитета большевиков во главе с т. Артемом, добивавшиеся от отряда отказа от каких бы то ни было враждебных действий против харьковских радовцев». Таким образом, будущее руководство ДКР (а Антонов помимо Артема жаловался в своей книге на будущих наркомов Рухимовича, Жакова, Васильченко) пыталось защитить от самочинных арестов харьковцев, своих идеологических оппонентов. Тем не менее ряд арестов был произведен, что встретило гневную реакцию и городской Думы, доживавшей свои последние дни, и многофракционных Советов, и самих харьковских большевиков. Один из красных командиров Сиверса жаловался, что «более гнусного отношения к революционным войскам он нигде до той поры не встречал». Артем довольно жестко настоял на том, чтобы арестованные сторонники Рады были
241
Антонов — Овсеенко, т. 1, стр. 54–55.
Однако отряды Антонова, хоть и снизили свою активность в городе, продолжали совершать периодические налеты и реквизиции. Харьковские власти, включая большевиков Артема, попытались оградить жителей города от произвола. Но, как признается сам Антонов, несмотря на данное обещание, «приходилось все же применять самостоятельные реквизиции, что вскоре до крайности вновь обострило наши взаимоотношения» [242] .
Если руководство Донецко-Криворожского региона пыталось всеми силами противостоять беспределу отрядов Антонова — Овсеенко, то ЦИК Украины, лишенный поддержки в самом Харькове, напротив, спелся с командующим. Вот как вспоминает об этом сам Антонов: «У меня сразу же установились дружественные отношения с «Цикукой», который прислал в мой штаб своего представителя для постоянной работы в штабе, тов. Сергея Бакинского» [243] . В то время как донецко — криворожские большевики во главе с Артемом пытались отбить арестованных харьковцев у Антонова, Цикука не только не противостояла этому, но и с удовольствием использовала красные вооруженные части, поступившие под командование Антонова — Овсеенко, для своих нужд. Наибольший скандал, чуть ли не приведший к полному разрыву руководства будущей ДКР с советской Украиной, произошел вокруг захвата здания редакции «Южный край».
242
Там же, стр. 61.
243
Там же, стр. 62.
Как уже было сказано выше, «Южный край» занимал шикарное здание на центральной улице Харькова (ул. Сумская, 13). Вот как его описывает Евгения Бош, обосновавшаяся в этом доме после его захвата, происшедшего 17 декабря 1917 г.: «Помещение редакции имело 10 комнат с громадной приемной. Типография великолепно оборудована, с ротационной машиной… И ЦИК и Народный Секретариат сейчас же смогли приступить к работе и начать выпуск своего органа “Вестник”» (редактором «Вестника УНР» стал Эрде, порвавший с «Донецким пролетарием»). Если Артем со товарищи несколько месяцев собирал со всего мира деньги на свою типографию и газету, киевские гости особенно не морочили себе голову такими формальностями, став обладателями самой мощной харьковской типографии и прекрасно оборудованного офиса, затратив несколько минут на его захват. Неудивительно, что лично Артем обвинил киевских большевиков в «разбое» и «самозванстве» [244] .
244
Бош, стр. 155; Затонський, стр. 63.
Здание на Сумской, 13, из — за которого чуть не началась война харьковцев с Цикукой (современный вид)
Бош с досадой вспоминает: «Занятие помещения буржуазной газеты без санкции исполкома вызвало бурю негодования среди членов Харьковского комитета. Назначили экстренное заседание Областного и Харьковского комитетов и потребовали председателя Краевого для объяснений. Харьковчане обвиняли приезжих товарищей в желании диктаторствовать и считали, что своими действиями они дезорганизуют местную работу… Началась полоса бесконечных заседаний комитета с требованиями объяснений по всякому незначительному поводу» [245] . Бош связывает эти «придирки» с отсутствием Артема, который якобы сразу после съезда Советов уехал в Петроград и потому не мог «сдерживать оппозицию харьковчан». Однако она явно что — то путает, так как Артем все эти дни находился и довольно активно действовал в Харькове, что подтверждается и местной прессой, и мемуарами Антонова — Овсеенко. А съездил в Питер лидер донецких большевиков лишь в начале января на III Всероссийский съезд Советов.
245
Бош, стр. 155–156.
Письмо наркома ДКР С. Васильченко о предоставлении А. Иозефовичу помещения взамен занятой типографии «Южного края» на Сумской, 13
Надо заметить, что в январе 1918 г., когда Цикука покинула Харьков и вслед за красногвардейцами подалась в Киев, местные большевики и не подумали возвращать здание на Сумской, 13 его законному владельцу. Наученные опытом киевлян, они заняли это здание и разместили в нем редакцию «Донецкого пролетария». Вскоре это здание стало основным офисом властей Донецко-Криворожской республики.