Допельдон, или О чем думает мужчина?
Шрифт:
Так вот, когда мне позвонила Марина, то сообщила, что тот самый начальник отдела кадров, который указал Вике на дверь, уволен. Да-да! Представляете! И уволили любовницу вместе с шефом, генеральным директором.
На предприятие неожиданно приехала комиссия от учредителей кампании, аж из самой Бельгии. Как оказалось, этот самый генеральный директор вместе со своей подругой успел такого наворотить на предприятии, что был выдворен за порог до окончания срока контракта. Причем незаконный ремонт кабинета — это был лишь маленький и не самый значительный эпизод, который попадал под статью «нецелевое использование средств», попросту говоря «воровство». Как известно стройка и ремонт — самый надежный способ умыкнуть бюджетные деньги. Мало того, в составе комиссии был человек, который лично знал нашу Вику, встречался с ней где-то на семинарах, и который объяснил председателю комиссии всю ситуацию. И ее восстановили в должности с повышением оклада.
Представляете! Каких-то два дня назад казалось, что у Вики нет никаких шансов. Ну не бывает в нашем мире справедливости! И вдруг такое! Вот уж поистине допельдон! Счастливый случай! Улыбка Бога, которая случается так редко.
Пицца, пиво, секс и DVD
Звонок Марины застал меня у входа в шале. В это время в небе над Жуковским порхал маленький спортивный самолет Як-52, в котором, если верить диктору, сидела женщина, мастер спорта по высшему пилотажу.
Самолетик крутился в небе, как пчела, и это было последнее выступление сегодняшнего дня. Пока Марина пересказывала мне рассказ своей подруги о том, как ее вызвал председатель комиссии, что говорил и как он при этом выглядел, я, будто радиокомпас, повернулся лицом в том направлении, где в этот момент, по моему мнению, и должна была находиться Марина.
И направление это очень сильно совпадало с выходом с территории авиасалона. Скорее, скорее, с этого пыльного и шумного поля к ней, к моей любимой.
Снова через вторую проходную, мимо толпы посетителей, штурмующей автобусы. Пешком. И будто на крыльях. Не замечая расстояния, жары, духоты и песка, скрипящего на зубах. Каких-то двадцать минут — и вот, я вхожу в кабинет Марины. Она работает здесь же рядом, в небольшом и очень уютном кафе. Бухгалтером. Мой камертон где-то там внутри меня, в самой нижней части живота, начинает свои колебательные движения. Я стараюсь приостановить их невидимый бег, и это мне практически удается. Хотя я знаю, что это не ненадолго. Только до того момента, пока я не прикоснусь к ней.
«Сейчас-сейчас, пойдем!» — говорит мне Марина, перекладывая какие-то бумаги и выбивая пальцами по клавишам калькулятора. «У меня где-то пятьсот рублей потерялись. Найду, и пойдем». О, как она в эти моменты прекрасна. Богиня чисел, королева порядка, неприступная, как крепость, и доступная, как жрица любви!
И именно поэтому я намеренно не подхожу к ней, а сажусь за соседний стол и смотрю на нее, не отрываясь. Через какое-то время Марина замечает мой пристальный взгляд и смущается.
— Не смотри так на меня!
— Почему?
— Ты что давно меня не видел?
— Да, давно. Целую вечность!
— Не придумывай!
Даже не вооруженным глазом видно, как между нами пробежала искра. Чтобы разрядить обстановку, Марина уводит разговор в сторону.
— Расскажи, что там на аэрошоу?
— Да все нормально.
— А что с «Копресом»?
Так называется фирма, от имени которой я носил письмена в Управление культуры.
— А ничего, Игорю удалось продлить срок подачи документов в казначейство до конца авиасалона, но это ведь все равно не реально!
Мне не хочется говорить сейчас о делах. Внизу моего живота пульсирует камертон. И стрелка уже вот-вот замрет в верхней точке.
Марина улыбается мне в ответ на мои призывные знаки глазами, но от темы не удаляется. Не реально! Уж кому как не ей, это известно. Ведь нужно представить баланс предприятия с отметкой налоговой инспекции. А подделывать печать этой организации никто не возьмется.
— Может быть, можно заменить «Копрес» на какую-то другую фирму?» — спрашивает Марина.
— Не знаю, завтра спрошу у Игоря, он сказал, что возьмет все разборки с Управлением на себя.
Я встаю со стула, обхожу стол и прижимаюсь своими губами к губам Марины. Она, смеясь, отстраняется.
— Что ты делаешь? А если кто войдет?!
— Ну и пусть! Пусть все видят, как я тебя люблю!
И она снова улыбается. Эта улыбка Мадонны сводит меня с ума. Я вою в потолок и плюхаюсь назад на свое место. Знаю, пока эти проклятые пятьсот рублей не будут найдены, Марина не двинется с места.
Мне ничего не остается делать, как перекладывать мелкие предметы на столе и успокаивать свой камертон. Две кнопки, шесть скрепок, одна из них разогнута, одна булавка. Десять копеек. Колпачок от шариковой ручки. Все это вытягивается в одну прямую линию, от одного края стола в сторону другого края. Не хватает. Ищу глазами, чтобы такое положить, чтобы точно достать край стола. Карандаш. Лег нормально, но стержень чуть-чуть выступает за край. Это меня раздражает, и я сминаю свою стройную линию. А затем снова начинаю выкладывать все в прямую линию, хоть и знаю, что все равно в конце стержень карандаша будет выглядывать за край. Камертон внутри меня мерно отсчитывает время, которое я считаю потерянным и выкинутым из жизни. Ну почему так долго? Почему?
К столу Марины потянулись повара и официанты. За зарплатой. Она разделывается с ними лихо, не отрываясь от поиска проклятой пятисотки. Зашел водитель. Взял денег на закупку и бензин. Позвонил директор, оставил распоряжения на завтра. А я все сижу и выкладываю свою линию. Наконец, не выдерживаю и ломаю кончик карандаша. И сразу в голове рождается: «Допельдон!» Вот это да? Почему в этот момент у меня родилось это слово? Аккурат, вместе с хрустом сухого дерева. Смотрю на Марину, она перехватывает мой тоскливый взгляд и смущенно приговаривает:
— Сейчас, сейчас еще в одном месте посмотрю — и пойдем!
— Да не спеши, ищи свои деньги спокойно, — успокаиваю ее. — Мы же ведь сегодня никуда не спешим?
— Если тебе никуда не надо, то я совершенно свободна.
— А свекор?
— Его не будет.
— Свекровь?
— На даче.
— Марат?
— С ней.
— Ну вот видишь все отлично, я тоже свободен, — улыбаюсь я, успокаивая свой живот. — Дай, мне точилку.
— Зачем?
— Карандаш сломался.
Марина протягивает мне точилку в виде космической ракеты. Я кручу ее в руке, а потом начинаю выкладывать свою линию. Одна скрепка, еще, еще, еще, булавка, десять копеек, еще одна скрепка. Та, которая разогнута. Потом хитрю, разгибаю еще одну скрепку, и у меня остается как раз расстояние, чтобы положить ракету. Все сошлось. От края до края. Что называется тютелька в тютельку. И снова в моей голове проносится: «Допельдон!»