Дорога превращений. Суфийские притчи

Руми Джалаладдин

Д. Щ.

Любовь Меджнуна

Сказали Меджнуну: «Ты плачешь вдалиОт милой, — а так ли красива Лейли?Меж тем наши девы прекрасны на зависть,Влюбись же в любую из этих красавиц!»А он: «Одного вам понять не дано:Лик милой — кувшин, ее прелесть — вино.Любовный напиток, святое питьеМне Бог наливает из лика ее.А вы пьете уксус из лика Лейли,Чтоб все вы влюбиться в нее не могли.Вот выйдет она и на всех бросит взгляд:Он мне — словно сахар, а вам — будто яд.Мы

вместе глотнем, но раздельно решим,Шербет иль отраву содержит кувшин.Глотнем, и сосуд не изменит свой вид,Но сладость — избранник один ощутит!»

Ищу Человека

Сюжет восходит к античным пересказам эпизодов из жизни философа-киника Диогена Синопского (IV в. до н. э.). Героем притчи Руми выведен, однако, не языческий философ, но мусульманский аскет-отшельник, поскольку последнему более подобает вести поиски «совершенного Человека» (ин сан алькамил — одно из основополагающих понятий суфизма), исполненного любви («тот, кто стремится любовь проявлять»). Такого человека — наставника и друга — искал много лет и сам Руми, пока не обрел его в лице Шамса Тебризского. Свеча, которую держит отшельник, символизирует «внутренний свет» души мистика. Свет призван помочь ему распознать истинного друга — свое alter ego — во внешнем мире.

Д. Щ.

Ищу Человека

Средь яркого полдня затеплив свечу,Отшельник бродил: «Человека ищу!» —Так он восклицал среди уличной давки,Дворы обходя, и пекарни, и лавки.И встречный спросил: «Как понять тебя, друг?Сам видишь — людей сколько хочешь вокруг,Людей в нашем городе больше, чем надо!»Отшельник в ответ: «То не люди, а стадо!Лишь тот, кто стремится любовь проявлять,Лишь тот, кто умеет свой гнев подавлять,Вот он — Человек! Лишь его я ищу,Такому — я сердце свое посвящу!»

Лучшее в мире место

Здесь, как и в других притчах, любовь между людьми служит символом стремления души к Богу и страстной любви к Нему. Величайшее из всех благ, обретаемых человеком, — это близость к Создателю и ощущение Его милосердия. Любые события, переживания и обстоятельства, которые позволяют приблизиться к единению с Творцом, представляются благом истинному суфию: «Неважно мне, этот ли мир, иль иной //Я вижу вокруг, — лишь бы ты был со мной!».

Д. Щ.

Лучшее в мире место

Друг, встретивший друга, прекрасного ликом,Спросил его голосом нежным и тихим:«Во многих ты странах, мой друг, побывал,Какая же боле достойна похвал?»А тот: «Мне любое селенье земноеПо нраву, где был бы ты рядом со мною.И даже гробницы приятен мне вид,Коль нас она примет и вместе вместит.Колодец, в котором Иосиф ПрекрасныйТомится, — есть рай для души моей страстной.Неважно мне, этот ли мир, иль инойЯ вижу вокруг, — лишь бы ты был со мной!»

X. Шейх

Согласно мировоззрению Руми, как и суфизма в целом, изначальным, истинным и величайшим Шейхом — Учителем всех душ — является сам Бог. Притчи, включенные в этот раздел, разъясняют некоторые аспекты Божественного присутствия в жизни людей, показывают, как Создатель наставляет Свои творения.

Иисус

Сюжет притчи связан с раннехристианскими апокрифическими сказаниями. Иисуса суфии всех веков почитали как величайшего из своих Учителей, а его дар оживлять мертвых рассматривали как символ духовного воскрешения тех, кто идет по его стопам в поисках Истины. С суфийской точки зрения подлинным Воскресением из мертвых является именно внутреннее восприятие Духа («душой для Бога должен ты ожить»), а не биологическое оживление «сухих костей».

Иисус

Раз некто Иисуса на путиУвидел — и решил за ним идти.Им повстречались кости двух убитых,Давно истлевших, в землю не зарытых.Сказал Иисусу спутник: «Как дышать,Тебе привычно мертвых воскрешать:Ведь

ты — посланник Божий, ты — Мессия!Так поделись со мной той чудной силой,Которой ты сражаешь смерти тьму:Я этих двух у смерти отниму!»Сказал Иисус: «Не двое их, а трое!»А тот: «Но где же третий? Я не скрою,Что лишь двоих в песке заметить смог!»«Ты — этот третий! — отвечал Пророк. —А потому оставь сухие кости,Но лучше о себе побеспокойся:Чтоб на земле кому-то послужить,Душой для Бога должен ты ожить!»

Сокол среди сов

Рассказ отражает положение истинного суфия (отрекшегося ради познания Бога и служения Ему от земных благ) — в глазах людей, приверженных исключительно к «миру сему». Подозреваемый этими последними в лицемерии и в тщательно скрываемом корыстолюбии, «царской сокол» в действительности несет мрачным «совам» и их «пещере» весть о милости Создателя и Его горнем свете — «неугасимом луче».

Д. Щ.

* * *

Согласно смыслу притчи, «царь» — это Бог, «сокол» — суфийский мастер, «царская охота» — осуществление духовного спасения людей путем «выхватывания» их из «животной жизни», после которого они уже принадлежат Богу — «достаются царю» (ибо воскрешение души к новой жизни предполагает ее смерть по отношению к прежней — ср. в Новом Завете: «Мы умерли для греха…» — Римл. 6, 2). Мастер — мистик, обладающий безошибочной духовной интуицией, и только он бывает способен «проложить путь» Божественному Свету к той или иной душе («направить охоту царя») и, благодаря этому, привлечь в мир новое излияние благодати. Таким образом, миссия каждого истинного суфийского мастера уникальна, проявляясь в конкретное время, в данном месте и должным образом («за мной все следуют»). И, хотя классический суфизм отрицает реальность полного слияния Божественной природы (Лахут) с человеческой (насут), однако утверждает возможность проявления первой посредством второй: «Хотя ничтожен я, а он — могуч, // Во мне — его неугасимый луч!..».

М. Х.

Сокол среди сов

Раз царский сокол залетел в пещеру,И стая сов встревожилась не в меру.Она с волненьем, завистью и злобойКружилась над придворною особой:«Что сокол делать здесь предполагает?Уж не на наш ли дом он посягает?!»А сокол: «Вы волнуетесь напрасно:Мое жилище прежнее прекрасно,Я ни за что в пещере не останусь,Еще немного — с вами я расстанусьИ возвращусь — услышьте эту весть —К царю, чтоб на его руке воссесть!»Решили совы: «Это слово ложно!Быть в царской свите птице невозможно,Он мелет чепуху, болтает зря:Ну, чем сумел бы он прельстить царя,Или каким родством с ним обладает?!Нет, сокол сей за нами наблюдает,Чтоб, усыпив нас баснями, напасть —И захватить над домом нашим власть!..»А сокол: «Я бросаюсь за добычей,Когда выходит царь во всем величьеНа царскую охоту, и за мнойВсе следуют, как звуки за струной!Как луч, летящий сквозь небес покров,Я на добычу кинуться готов!Мне, хоть я ростом мал и очень юн,Завидует сам вещий Гамаюн.И царь, меня хранящий мощной дланью,Вам не отдаст меня на растерзанье:Хотя ничтожен я, а он — могуч,Во мне — его неугасимый луч!..»

Царский слуга

Молитвенный экстаз истинного мистика («от любви сознание терял») позволяет ему невербально донести до Бога («шаха») «все просьбы и прошенья» других людей. Молитвы же тех, кто неспособен достигнуть прямого общения с Создателем, нередко «не доходят» до Него. Такие люди могут обладать высоким авторитетом в глазах верующих, но в действительности ими часто движет не любовь к Богу, а только боязнь («перед шахом сильный страх»), и озабочены они исключительно своим благополучием («мысль о собственных делах»).