Один бедняк довольствовался малым,Но постоянно мазал губы салом,И, вытирая их, везде твердил:«Ах, видно, сам себе я навредил!А мне бы, между прочим, не мешалоБыть сдержанней и есть поменьше сала!»Так вновь и вновь брала его рукаОдну и ту же корку курдюкаИ ею рот обильно натирала.Меж тем живот его страдал немало,Шепча: «Когда б хозяин мой молчал,Его б сосед богатый привечалИ приглашал бы может быть на ужин, —Он, иль другой, с кем мой хозяин дружен.Неужто похвальбою животыПитаются, когда они пусты?!Зачем здоровым
слыть, когда ты болен?»Итак, живот был крайне недоволен…А тут и кот голодный втихомолкуПрокрался в дом — и утащил ту корку,Которой бедолага губы мазал.И тут пустился сын его чумазыйВслед за котом: «Отдай, проклятый кот!Отец мой этим салом мажет рот!»Итак, обман при всех разоблачился,Чему герой наш крайне огорчился,Но с той поры уже не делал вид,Как будто он всегда чрезмерно сыт.И, хоть над ним соседи и смеялись,Но только Бога и они боялись,И, боле склонные к добру, чем к злу,Соседа стали приглашать к столу.И, вместе с насыщеньем живота,К нему вернулась правда на уста……И ты отбрось обман, отвергни ложь —И тем свои мученья уничтожь!
Изумление
Притча противопоставляет парадоксальность мистического познания — рациональному опыту: суфийский наставник («цирюльник») обладает способностью внезапно явить своему ученику единство бытия, как бы устраняя разделение реальности на «белое и черное», «добро и зло» («отрезать бороду»). В то же время, удаление бороды намекает на избавление от прежнего, «ветхого», образа жизни, на внутреннее обновление адепта.
Д. Щ.
Изумление
Цирюльника клиент полуседойПросил: «Займись моею бородой,Чтоб из нее исчезла седина,И чтобы стала вновь она черна:Ведь я жену сосватал молодую,И завтра свадьба — речь к тому веду я!»И тут цирюльник, крайне удивясь,С реальностью на миг утратил связь —И, ножницы направив, прямикомВсю бороду отрезал целикомИ в руки посетителю вложил:«Ты цель свою так странно изложил,Что сам теперь мозгами шевели —На белое и черное дели!..»
Пощечина
Как и в предыдущей притче, внезапность мистического постижения ввергает ученика в изумление, прерывает прежний ход его мыслей, основанный на логических умозаключениях («я вовсе с толку сбит»). Для достижения подобного эффекта шейх («встречный человек») порой прибегает к особым способам обращения с посвящаемым, которые сходны по методике с практикой дзэн-буддизма.
Д. Щ.
Пощечина
…А вот рассказ, как встречный человекОднажды Зайда в изумленье вверг:Он Зайду по щеке с размаху дал,А тот, готовясь отразить удар,Вдруг слышит: «Друг! От щек, или от рукПощечины берут свой звонкий звук?»Ответил Зайд: «Я вовсе с толку сбит,Свело дыханье, и в глазах рябит,И менее всего я озабоченТвоими мыслями насчет пощечин!»
Побои
В образе хозяина представлен шейх (который является «хозяином положения», поскольку владеет тайнами обучения суфийской науке). Под видом сироты выведен мюрид, целиком зависящий от учителя, согласно изречению: «Мюрид в руках своего шейха да уподобится трупу в руках обмывальщика трупов» (т. е. во-первых, да будет целиком покорен, а во-вторых, пусть постоянно осознает, что его учитель — человек духовно живой, сам же он еще «мертв» для Истины). Шейх нередко вынужден прибегать к суровым воспитательным мерам, чтобы исправить те черты характера мюрида, которые несовместимы с дальнейшим духовным ростом: «…Не ставь мне в вину // Побои мои: я секу сатану». Учитель заботится об исцелении души своего подопечного так же, как мать заботилась бы о его телесном здоровье: «Я с ним поступаю не хуже, чем мать».
Д. Щ.
Побои
Хозяин сек розгой слугу-сироту.Прохожий, расправу увидевший ту,Воскликнул: «Ужель не боишься ты Бога,С мальчишкой-слугой обращаясь так строго?»Ответил хозяин: «Не ставь мне в винуПобои мои: я секу сатану,Который упорно засел
в этом маломИ жалит меня непокорности жалом.И должен бы мальчик уже понимать:Я с ним поступаю не хуже, чем мать,Чьи розги целительны, а не жестоки,Поскольку не сына секут, а пороки!»
Дикобраз
Угроза жизни («удар») вызывает у дикобраза рост защитного жирового слоя («Чем больше этот зверь бывает бит, // Тем он приобретает лучший вид»). Символически это соответствует умножению веры и смирения у верующих в периоды гонений и страданий. Яркий пример тому — пророки Божьи, о преследовании которых повествуют Библия и Коран. В этой короткой притче Руми как бы суммирует свои взгляды на роль «внешнего» зла в совершенствовании человеческой души.
Д. Щ.
Дикобраз
От пилигримов слышал я не разО звере по прозванью дикобраз:Чем больше этот зверь бывает бит,Тем он приобретает лучший вид,Тем здоровее он. Итак, удар —Для дикобраза наилучший дар!А наши души — каковы они?Не дикобразу ль странному сродни?Лишь обретая пользу от битья,Они идут к вершинам бытия:Так, принимая муки от людей,Пророки становились всё святей.И вновь дано страдать нам и болеть,Чтоб новые ступени одолеть…
Осел и кони
Притча иллюстрирует бессилие человеческого разума в выборе наиболее предпочтительного образа жизни. Осел (изображающий, как и в других притчах, недалекого и нестойкого в вере человека) перестает роптать, как только видит плачевную судьбу тех, кому до этого завидовал. Человек, по мысли Руми, должен быть довольным и благодарным, полагаясь во всем на волю Создателя.
Д. Щ.
Осел и кони
В арбу запряжен, на судьбу свою зол,Служил водовозу несчастный осел.Все тоще он делался день ото дня,Мечтая отведать хоть раз ячменя.Но снова и снова побои вкушал,И сеном питался, и еле дышал.Раз царский конюший, взглянув на осла,Посетовал: «Как его жизнь тяжела!Мне жаль его, видеть без слез не могу,Как он, словно месяц, согнулся в дугу!Уныло ответил ему водовоз:«Где ж денег мне взять на ячмень? Вот вопрос!»А тот: «Я в конюшне на несколько днейЕго поместил бы меж царских коней:Там ждет его счастье — ячмень и овес!»И рад был осла подкормить водовоз.Вот в конском раю очутился осел:Там вдоволь еды, чисто выметен пол,Коням обеспечен покой и уют,Их холят и моют, скребками скребут…Едва их блаженство осел увидал,Как волю обиде и ропоту дал:«Создатель! Ты их и меня сотворил,Но благом великим ты их одарил,А я лишь страдаю и воду вожу,Удары вкушаю и в землю гляжу.На тяжкие муки обрек ты меня,А их осыпаешь дождем ячменя!»Но в ту же минуту, заслышав трубу,Коней оседлали с врагом на борьбу.И многие кони последний уделНашли среди копий, и сабель, и стрел.А те, что едва уцелели в бою,Страдали, вернувшись в конюшню свою:Их крепко связали, чтоб резать, колоть,И долго терзали их бедную плоть.Из них наконечники стрел извлекли,Каленым железом им раны прижгли,И, связанных бросив, надолго ушли,И плакали кони, и встать не могли.«Прости меня, Боже, — промолвил осел, —Я вижу, мой жребий совсем не тяжел:Не стану я больше роптать на судьбу,Согласен возить я до смерти арбу,Тепла не прошу, ячменя мне не надо,Но только избавь от подобного ада!»
Мясо и кот
Указания «почтенного мужа» — высшего «Я» (человеческого духа, проявляющего свою волю через интуицию, разум, совесть) нарушает «жена» — душа человека (сфера эмоций и себялюбивых желаний), которая не в меру притязательна — «неслыханная обжора». Однако «жена» пытается свалить вину на «кота» — естественные потребности плоти, животные инстинкты. Обман раскрывается путем «взвешивания» (рассуждения): функции и свойства плоти («вес кота») остаются одними и теми же, и она для поддержания своей жизни не нуждается в совершении грехов.