На караван грабители напали,А сторож спал, как все другие спали.Но воры никого будить не стали,И все верблюды в эту ночь пропали.Купцы проснулись, глядь — верблюдов нет!Тут к сторожу они: «Давай ответ,Не то прибьем тебя, чурбан ты старый:Кто взял верблюдов? Кто унес товары?!»А он: «Во тьме разбойники напали,Вот потому верблюды и пропали!»«Так почему же ты, бурдюк пустой,Не дал отпор презренной шайке той?»«Их много было, я — всего один,И стало жаль мне собственных седин!»«Что ж ты не крикнул: „Караул! Грабеж!“?»«Мне атаман приставил к горлу нож,И я дрожал от страха… Но теперьТак
жаль утрат мне ваших и потерь,Что я бы громко до ночи тянул:„Проснитесь, люди! Грабят! Караул!..“»…О муж, не спи, будь бдителен и строгК своей душе! Не упусти свой срок!Коль повлекут тебя на Страшный суд,Тебя в тот час молитвы не спасут!
Собака бедуина
Притча осуждает показной аскетизм религиозных фанатиков. Под «собакой» подразумевается плоть — «животное начало», которое человек решается уморить постом и пренебрежительным отношением, хотя призван поддерживать свою жизнь. В действительности плоть — «друг… верный» человеческого духа, помогающий ему осуществлять свое земное предназначение: учиться сосредоточенности и духовному бодрствованию («добывать дичь»), а также не расточать достигнутого, храня свои замыслы и озарения («страж… по ночам»). В то же время притча осуждает и буквальную жадность по отношению к окружающим.
Д. Щ.
* * *
Мировоззрение выведенного здесь бедуина — меркантильное до такой степени, что малейшее из сферы физической (корка хлеба) в его глазах перевешивает важнейшее из сферы эмоциональной (сопереживание, слезы). Руми, очевидно, обращает особое внимание на такое искажение в душе, поскольку оно характерно для очень многих людей. Подобное состояние, конечно же, является тупиковым для духовного развития личности.
М. Х.
Собака бедуина
Хозяин-бедуин стоял и плакалНад подыхающей своей собакой.И вопросил прохожий: в чем причинаСтоль безутешной скорби бедуина?А тот в ответ: «Отходит друг мой верный,Он много лет был предан мне безмерно:Добытчик дичи, страж мой по ночам,Врагов он лаем яростным встречал!»«Скажи, а твой четвероногий другБыл ранен? Иль скосил его недуг?»«О нет, — в ответ хозяин произнес, —От голода околевает пес!»А тот: «Терпенье — врач в таких делах,Ведь любит терпеливого Аллах!Но, друг мой, откровенен будь со мной:А что ты носишь в торбе за спиной?»«Мне кажется, что твой вопрос нелеп:Как все, я мясо в ней ношу и хлеб!»«Но если дорог пес тебе и близок,Что ж ты ему не бросишь хоть огрызок?»«Бросаться хлебом? Разве ж это можно?Я сам погибну с торбою порожней!Добыть еду — немалый нужен труд,И лишь за слезы денег не берут!»«Да грош цена, — прохожий тут вскричал, —Твоим рыданьям и твоим речам!Коль с другом ты не делишься едой,Не человек ты, а бурдюк пустой!Столь жаден ты и столь безмерно слеп,Что горьких слез тебе дороже хлеб.Но только тем и дорога слеза,Что сердца кровь сочится сквозь глаза.А слезы, что над псом пролил ты ныне,Они — ничто, и сам ты — прах пустыни!»
Дурак и медведь
Сюжет рассказа известен с античных времен и отразился в фольклоре многих народов (ср., например, известную басню Крылова). В суфийском осмыслении медведь — символ «животной души», а сострадательный странник, зовущий дурака последовать за ним, — олицетворение духовной интуиции. Победив «змея» (какую-то наиболее гнетущую и порочную свою страсть) и освободив «животную душу» из-под ее власти, адепт суфизма, по мысли Руми, не может целиком довериться своей грубой натуре, но обязан следовать призыву свыше («страннику»).
Д. Щ.
Дурак и медведь
Сражался с медведем прожорливый змей,И в битве той змей оказался сильней.Но мимо шел тот, кто ни разу нигдеПопавших в беду не оставил в беде:Муж добрый, готовый несчастных спасти,Покинутым в скорби — на помощь прийти,Защитник людей и спасатель зверей,Спешащий бессильным помочь поскорей.От змеевой пасти медведя он спас,Его от напасти избавил тотчас:Разрубленный змей неподвижно лежал!Медведь за спасителем вслед побежал,К ногам человека покорно припалИ верною службой служить ему стал:Медведь человеку был предан вполне,Его охранял наяву и во сне.Шел странник однажды той дальней тропой,Весьма удивился он дружбе такой.Узнав, что медведь был от змея спасенИ что соблюдает он дружбы закон,Он доброму мужу сказал от души:«Покинь ты медведя, за мной поспеши:Не может быть другом ни зверь, ни глупец,У
дружбы такой будет скверный конец!»А тот отвечал: «Твои речи пусты —Я думаю, мне позавидовал ты,Ведь друга такого не сыщешь вовек:Он телом — медведь, а душой — человек!»А странник ему: «На меня положись,Забудь о медведе, со мной подружись:Ты добрым посулам медведя не верь,И телом он зверь, и душою он зверь!»А тот: «Перестань лезть в чужие дела,Лишь с этим медведем мне дружба мила!Иль ссору меж нами ты хочешь разжечь?Уйди, мне твоя опротивела речь!»А странник: «Людей увещать мы должны:Всю правду сказал я — и чист от вины.Бессилен мой разум в подобных делах,Судьбу человека решает Аллах!..»…Вот как-то муж добрый устал и прилег,Медведь же покой его чутко стерегИ мух отгонял, не тревожили чтоб.Одна из них спящему села на лоб:Медведь от усердья булыжник схватил —И спящего по лбу с размаху хватил!..…Пойми, не напрасны слова мудрецов,Что горе приносит усердье глупцов.Дружить с дураком, находиться при немОпасно: ведь ум его плотью пленен.В свидетели он призывает Коран,И все же он лжет, его клятва — обман.От дружбы, любви и усердья глупцаЗащиты проси у благого Творца!
Старческий недуг
Притча иллюстрирует суфийское положение о том, что причины всех бед человека («недугов») следует искать в нем самом («старость» символизирует здесь постоянно действующие духовные причины, а «гнев» — состояния, в которые человек периодически впадает). Без перемены внутренних факторов бесполезно прибегать к чисто внешним воздействиям на ученика («микстурам и настоям»).
Д. Щ.
Старческий недуг
«Что делать? — старец доктора спросил, —Болят виски, совсем не стало сил».А доктор: «Дорогой, ведь ты уж стар,И потому больным и слабым стал!»А тот: «Как быть мне? Я почти незряч».«То признак старости», — ответил врач.Заплакал старец: «Ломота в костях!»А тот: «Бывает в старости и так!»«Ах, врач, любая пища мне горька!»А лекарь: «В том несчастье старика!»«Порой мне, доктор, трудно сделать вдох!»А тот: «От долгой жизни стал ты плох!»«Ах, милый врач, желаний плотских нет!»А лекарь: «Да тебе уж сколько лет?»Спросил больной: «Но как мне ободриться?»А врач: «Пора со старостью смириться!»Взорвался старец: «Что ты, словно мул,Одну и ту же песню затянул?Меня своим присловьем не дурачь!Вот если б ты был настоящий врач,То дал бы мне микстуры и настои,А ты сидишь и мелешь тут пустое:Скажи, где к исцелению стезя,А не тверди, что вылечить нельзя!»А врач: «Беседы нашей продолженьеВ том состоит, что впал ты в раздраженье:Ведь человек, изрядно постарев,Порой впадает в беспричинный гнев!»
Вор-барабанщик
Один из смысловых пластов притчи связан с неразумием человека («старика-владельца»), который не успевает взяться за ум в течение всей жизни («ночи» — времени обитания души «за завесой» тела) и спохватывается лишь в момент, когда смерть («вор») уже успела сделать «подкоп под забор», чтобы унести самое драгоценное — возможность жить и действовать («утро» символизирует пробуждение души в ином мире).
Д. Щ.
Вор-барабанщик
Однажды некий расторопный ворПодкапывался ночью под забор.Старик-владелец пробудился: кто там?И вопросил, приблизившись к воротам:«Что ты затеял здесь возню свою?»«Я барабанщик, в барабан я бью!»«Зачем сейчас-то бить? Ведь люди спят?»«Свой долг исполнить я и ночью рад!»«Нет, что-то тут не вяжется с тобой:Не слышен мне твой барабанный бой!»«Тебе, отец, теперь поспать пора,А барабан услышишь ты с утра!Ведь в доме крик раздастся утром раноИ оглушит погромче барабана!Все взвоют: „Нас ограбили! Разбой!“ —А это чем не барабанный бой?..»
Клятва пса
К мыслям о духовном обустройстве своей жизни («построении дома») человек, согласно этой притче, склонен обращаться в трудные времена («осунулся, стал худ»), но вновь забывает о них в периоды благоприятные («разъелся, растолстел»), когда наступает время исполнить обет, данный в момент бедствия. В Коране об этом сказано так: «Когда людей настигает зло, они взывают к Господу своему в раскаянии. А потом, когда Он дает вкусить им от Своего милосердия, то некоторые из них поклоняются наряду со своим Господом другим богам, дабы не признавать того, что Мы им даровали…» (Коран 30, 33–34).
