Дорога стального цвета
Шрифт:
— Куда ж еще быстрее? — возмущенно затараторил Салкин. — Мы ж и так пашем, аж пар идет. Я не могу изматывать свою бригаду, у меня как-никак совесть имеется. Молодежь, ее беречь надо.
—- Мальчики, за перепростой вагонов нам начисляют, — повторила женщина. — Если успеете до шести, еще по пять рублей накину.
— С этого бы и начинала! — вмиг переменился Салкин. — У меня бригада — сама знаешь какая. Только пыль пойдет!
— Вот и молодцы. В шесть маневровый прибудет, не подведите.
Уже
— Я не хочу,— сказал Миша.
— Мне тоже всухомятку не полезет. Юра протянул хлеб Зубу:
— На, никто не хочет.
— Я один не буду, —- нахмурился тот.
— А куда ж его прикажешь? Бери, говорю!
— Один не буду! — заупрямился Зуб и повернулся, чтобы отойти прочь.
Юра поймал его за рукав и заговорил почти ласково:
— Ты чего, тезка? Перед кем тут выдрючиваться? Не заставлять же их, если не хотят.
Зуб вырвал руку из крепкой Юриной пятерни и сказал с неожиданной злостью:
— И я не хочу!
Юра стоял в растерянности, держа в руках кусок подсохшего хлеба. Вздохнул:
— Ладно, ребята, делим.
Миша и Витя потянулись к хлебу и отломили по маленькому кусочку, явно для вида. Юра тоже отщипнул. Он глянул на Салкина, который сидел чуть в стороне, секунду поколебался и протянул хлеб Зубу. Тот не сразу взял, потому что кусок почти не убавился. Но капризы разводить больше не стал. Взял хлеб, разломил пополам и по детдомовской привычке протянул Салкину ту часть, которая показалась больше.
— О гады! — осклабился тот, принимая кусок. — Сижу, думаю: вспомнят или нет? А я, между прочим, тоже не могу всухомятку.
И он направился к штабелю досок.
— Салкин! — строго окликнул Юра. — Я тебя, филона, разлюблю!
— А я чо, девочка? — окрысился тот. — Ты мне брось свои солдафонские замашки, тут тебе не армия!
— Слушай, ты! — побагровел Юра. — Если ты прикоснешься к бутылке, я ее расколю на твоей башке! После работы ты ее хоть целиком проглоти, а сейчас не смей.
Скалкин в нерешительности остановился. Он был взбешен. Будь Юра не таких внушительных размеров, он кинулся бы на него с кулаками.
— Ты еще пацан против меня! — истерически заорал он. — Сопель! Понял? Я таких, знаешь, как делал?..
Салкин орал и грязно матерился, но за бутылкой не пошел. Жуя хлеб, он продолжал сыпать матерщиной. Сыпал он ею и на платформе, когда лопаты дружно вгрызлись в гравий.
— Может, закроешь свой мусорный ящик? — не выдержал Витя.
— Пусть тренируется, — бросил Юра. — Лишь бы не филонил.
Салкин ,наконец, успокоился — стал беречь дыхание. Но когда платформа была на две трети разгружена, он со злостью швырнул лопату.
— Все! Хана! Больше не могу. Лопаты смолкли.
— Как это — не могу?
— Как, как... Не могу, и все.
— Тогда чеши отсюда по холодку, без тебя управимся.
— Поглядите, вы! — плаксиво заорал Салкин, протягивая руки. — До крови измозолил!
— Этого добра и у нас хватает, — спокойно сказал Юра. — Что ж теперь, всем бросать?
— Чо бросать... Пойду рукавички попрошу.
— Кто тебе их даст?
— Дадут. Я у них в конторе видел. Юра помолчал.
— Пусть тезка сходит.
— Да он же не найдет! Он же до самого темна искать будет!
— Черт с тобой, иди. Только чтоб туда и обратно. :
Салкин молча слез с платформы и пошел. По всему видно, он не очень-то спешил обзавестись рукавицами.
Вернулся он, когда четвертая платформа была разгружена, и ребята успели минутку-другую передохнуть.
— Где рукавицы?
— Кладовщика нет. Говорят, минут через двадцать будет.
Ну уж теперь и без рукавиц обойдемся. Бери лопату.
— А чо, перекуривать не будем?
— Салкин! — заревел Юра.
— Все, все, пацаны, вкалываем!
38
Пятая платформа была нагружена не гравием. На ней лежала огромная гора свинца. Зуб боялся, что свинец этот его доканает, и он рухнет, не чувствуя больше ни рук, ни ног, ни надломленной поясницы.
Вечернее солнце било теперь прямо в глаза и слепило. Стонал и матерился Салкин. От скрежета лопат о гравий заложило уши. Жиканье доносилось как сквозь вату.
Часы были только у Вити. Он изредка поглядывал на них.
— Успеем до шести?—поднял голову Юра.
— Должны.
Миша вымученно улыбнулся, стер со лба пот и сознался:
— Я уже одними нервами лопату держу.
— Ничего себе — нервишки! И снова — скрежет, звон...
— Пацаны, — заныл Салкин, — можете засекать: пять минут. Кладовщик уже пришел.
Никто головы не поднял. Четыре лопаты продолжали резать гору гравия.
— Ну не могу я, не могу! — заорал Салкин. — До костей растер! Чо я, вольтанутый — за два червонца калекой оставаться? Пять минут, и у всех будут рукавицы. А?
— Катись-ка ты!..
— Все, пацаны, понято! Витя, засекай: пять минут!
Салкин слез с платформы и побежал по шпалам в сторону вокзала.
— Я не утерплю, — тяжело дыша, сказал Витя. — Я его лопатой по голове...
Вернулся Салкин минут через десять. В руках он держал одну пару истрепанных брезентовых рукавиц.