Дорога войны
Шрифт:
– Рядом совсем, надо еще на юг пройти, немного! Оролес кивнул и подозвал Вортрикса сына Элиала, который командовал семью сотнями анартов, сальденов и теврисков – местных кельтских племен.
– Вортрикс! Пошлешь вперед самых шустрых! Пусть разведают, что там и как!
Кельт согласно мотнул головой и отдал приказ. Десяток парней, припадая к гривам быстроногих сарматских лошадок, умчался по долине вниз, держась ближе к лесу. Армия перестроилась, вытянулась длинной лентой по три всадника в ряд. Первым ехал сам главарь. Справа от него качался в седле
Знаменосец не соврал – Бендисдава показалась за вторым поворотом.
Прискакали разведчики и доложили, что жители не готовы к обороне – частокол стоит, и столбы воротные вкопаны, вот только одних ворот нету, не успели навесить!
– Взять Бендисдаву! – рявкнул Оролес. – И чтоб не жгли ничего, ясно? Переночуем здесь. Вперед!
– А-ау-у-у! – радостно завыла конармия, подражая волкам. – Уа-ау-у-у!
Полторы тысячи коней сорвались в галоп, топот копыт заглушил все звуки. Бедные жители Бендисдавы заметались, не зная, куда деваться. Мелкий отряд самообороны кинулся защищать ворота, но конники снесли хилую защиту, разметали редких лучников и меченосцев, втоптали их в грязь. И разлились по улочкам и проулкам, утишая конский бег, – пришел черед грабить и насиловать! Плач и вой поднялся над Бендисдавой – древняя помета войны.
Оролес въехал в ворота Бендисдавы последним. Он не торопился. Зачем? Его доля добычи никуда не денется, а с девками возиться пока охоты нет. Пусть молодые волки нарезвятся да натешатся, пусть утолят жажду крови и сорвут злость на деревенщине. Тем проще будет завтра натянуть узду! Нельзя же только требовать, надо изредка разрешать вольности.
Равнодушными глазами посматривал Оролес на убитых, валявшихся в пыли или на недоделанной булыжной мостовой. Чалко осторожно переступал трупы – привык не бояться крови.
Сбоку открылся добротный каменный дом под черепичной крышей. Огромный пес на крыльце лежал в луже крови и мертво скалил губительные клыки, дверь была сорвана с петель и валялась рядом, утыканная стрелами. Пронзительный крик вылетел из проема и тут же пресекся. Двое громил из сотни сармата Агафирса вывели во двор хозяина дома – коренастого мужчину с породистым лицом. На мужчине были римская туника, галльские брюки, укороченные до икр, и мягкие скифские сапожки. Оролес сразу узнал его.
– Ну, здравствуй, Марк Ульпий Дазий, – сказал он, выделяя два первых имени. – Вот и встретились.
Дазий тяжело посмотрел на сына Москона и отвернулся.
– Какой гордый! – усмехнулся царь. – И знать нас не хочет, надо же! А ну-ка, покажи свой язык! Хочу поглядеть, сильно ли он стерся, пока ты лизал под хвостами римских собак!
Молодцы, державшие Дазия, гулко загоготали.
– Чего же ты в Марки Ульпии подался? – тяжело спросил Оролес. – Это же имя Траяна! Того, кто загреб всю Дакию себе под седалище! И только последние из последних могли настолько прогнуться, чтобы принять имя поработителя своего!
– Да что ты говоришь? – усмехнулся Дазий. – Я был простым «волосатым» коматом, не имеющим даже слабой надежды
– Это ненадолго! – успокоил его сын Москона.
– Царь! – закричали из дома. – А он тут старейшина, оказывается! И… сейчас покажу!
Знаменосец выбежал на улицу и показал Оролесу нагрудный знак союзника римского народа. Тот взял его и сунул под нос Дазию:
– Твой?
– Ну, мой, – спокойно ответил старейшина. – Дальше что?
– А ты знаешь, Марк Ульпий, – вкрадчиво спросил главарь, – как у нас поступают с предателями?
Дазий побледнел, но уточнил не без вызова:
– У кого – «у нас»?
– У даков!
В глазах у старейшины сверкнула веселая сумасшедшинка.
– Из нас двоих, – сказал он, – не я предал родную землю, а ты! Кто пришел убивать и грабить жителей Бендисдавы? Ты или я?!
Лицо Оролеса потемнело.
– Я царь даков! – весомо сказал он. – И пришел наказать отступников!
– Да какой из тебя царь… – покривился Дазий и сплюнул. – Говно ты, а не царь!
Сын Москона молча указал на рощицу молодых елок. Дазия уволокли туда, согнули до земли два деревца, стали привязывать старейшину к обеим вершинам.
И тут начало происходить нечто новое. Ворота двух приземистых длинных конюшен вдруг распахнулись, и на улицу повалили. Не кони, конница! Астурийская конница, турма за турмой. Всадники, откинув круглые щиты за спину, на скаку метали дротики или размахивали острыми спатами. Двое ауксиллариев освободили Дазия, не сходя с коней, – рассекли конопляные веревки и зарубили обоих молодцев Оролеса.
А на крышах, тростниковых и черепичных, вдруг объявились лучники, многие десятки лучников. В седло Оролеса воткнулась стрела со свистулькой. Ее трехлопастный наконечник с крючками (войдет в тело – вытащишь только вместе с потрохами!) выдавал сарматское происхождение.
– Засада! – завопил Мамутцис и тут же сник, хватаясь за стрелу, проткнувшую грудь. Эта оперенная хворостина была дакийской, выкрашенной в черную краску. Или это кровь знаменосца так выпачкала древко?..
– Отходим! – проорал «великий царь даков», разворачивая коня.
Вся Бендисдава ожила – из хижин, из добротных домов, из юрт, из сараев и амбаров повалили вооруженные люди – даки и сарматы, астурийцы и галлы. Свирепые и яростные, они набрасывались на гвардейцев Оролеса, кололи их копьями, рубили секирами, секли мечами. Жалобный вой сменился гневным ревом.
Вожак поднял Чалко на дыбы и направил к воротам. Не тут-то было! Со страхом и злобой Оролес увидел, как к воротам со стороны реки скачут сарматы в длинных халатах до пят, обшитых железной чешуей, а по склону горы сбегают пешие римляне. Легионеры пересекли речку вброд, не замочив ног выше коленей, и с ходу выстроились, сомкнули щиты, поперли на Бендисдаву грузной трусцой. А потом распахнулись трое ворот, запертых дотоле, и на прямые улицы, с гиканьем и посвистом, ворвались конные галлы. Сын Москона затравленно оглянулся – его заманили в ловушку!