Дорога войны
Шрифт:
Завернувшись в одеяло, Лобанов повернулся набок и мгновенно заснул. Столь же внезапным было и пробуждение – дико заржала подстреленная лошадь, а потом темноту ночи рассеяло яркое пламя. Горели кусты и высокая трава у подножия скал. Громко проклиная поганых варваров, Искандер выпустил три или четыре стрелы, однако ни одна из них не достигла цели.
– Скот мелкие, шакал! – ругался Абеан. – Лошадь же, наверное, деньги стоит!
Поморгав на звездное небо, засвеченное отблесками пламени, Сергий снова уснул.
И вот зарозовело утро. Осажденные лежали в кустах так тихо, что даже какая-то птица стала чистить перья вблизи от них.
– Может, ушли? – неуверенно спросил Эдик.
– А ты проверь, – посоветовал Гефестай. Лобанов, ни слова не говоря, снял с себя войлочный колпак, надел его на палку и осторожно приподнял над камнем. Стрела тотчас же прошила головной убор и ударилась острием о скалу.
– Всё ясно… – упавшим голосом сказал Чанба.
– Эдик, у тебя где-то зеркальце было… – сказал Сергий.
– А как же! Я человек хозяйственный, домовитый.
– Тогда полезай на скалу, домовитый, осторожно только, и води зеркалом, пускай солнечные зайчики на дорогу! Может, близко уже алы.
Эдик взбодрился и полез на верхотуру, прижимая бронзовое зеркальце к груди.
Разнежившаяся птица внезапно встрепенулась – тарны начали атаку. Они возникли откуда-то из песка и камней в тридцати шагах от линии обороны. Ветерок донес их запах – смесь пота, дыма и травяной горечи.
Раскрашенные воины в длинных кожаных куртках бежали прямо на осажденных, совершенно игнорируя выстрелы из луков. Гефестай метнул копье, оно вошло в грудь бегущему варвару и вышло из спины. Тарны на минуту скрылись за кустарником и, стремительно ломанув через них, оказались лицом к лицу со своими врагами. Преторианцы обнажили мечи. Сергий перехватил рукоять левой рукой и наотмашь рубанул варвара, подлезшего под удар. Меч вошел около шеи и добрался до легкого – тарн упал, и воздух с громким сипением вышел сквозь зияние раны.
И вдруг тарны исчезли, унеся раненых и убитых с собой, остались лишь следы крови на песке.
В следующую секунду Абеан, махавший сарматским мечом-картой, резко выпрямился, развернулся на месте, хватаясь за стрелу, торчащую из груди, и рухнул, разбрасывая руки.
– Скольких мы прикончили? – нахмурился Сергий.
– Двоих-троих, – прикинул Искандер, – может, еще троих-четверых ранили. Как ты догадался, что они начнут?
– Кусты зашевелились, – ответил Сергий.
– И что теперь? – мрачно спросил сын Ярная, наблюдая за Саром, который тащил к костру дядьку Тзаны, то ли раненого, то ли убитого.
– Теперь – ждать, сторожить лошадей. Они снова попытаются до них добраться.
Лобанов поднялся на скалу, стараясь не высовываться из узкой расселины. С вершины хорошо была видна дорога, уходящая к Апулу. Может, зажечь костер? В самом Апуле дым не заметят, но вдруг какая-нибудь Первая ала Августа уже движется к ним? Если появляется шанс, его надо использовать.
– Гефестай! – позвал он. – Искандер! Тащите сюда дрова!
– А сыроватые пойдут? – осведомился Тиндарид.
– Тащи! Гуще дым будет!
Тарны затаились и ничем не выказывали своего присутствия. Не прореагировали они и на дым, серым клубистым столбом поднявшийся к небу. Сергий сорвал с себя плащ и накинул на костер. Сдернул, создавая пробел в дымном шлейфе. И еще разок. И еще.
Он не поверил своим глазам, когда увидел, как далеко за лесом, куда уходила дорога, к облакам потянулась серая струя дыма. Перерыв. Опять перерыв. Они повторяли его сигнал! Римляне?!
– Эгей! – крикнул он. – Нам ответили!
– Ур-ра! – завопил Эдик – и чуть не попал под выстрел.
Тарны пошли в последний и решительный бой. Погиб Сар. Стрела задела руку Тиндариду.
– Гефестай? – позвал Чанба.
– Чего?
– Там варвар вверху на скале. Хочет незаметно подползти к нам. Сколько раз он ударится о камни?
– Ни разу.
– Спорим на кувшинчик? Там, под той скалой, есть валун…
– Спорим.
Эдуардус навел арбалет и плавно спустил крючок. Они услышали хриплый крик, посыпались камни, и человек упал. Он ударился о землю, как мешок с мукой.
– Ты мне должен кувшинчик! – сказал неугомонный внук Могамчери.
Стрелы, падающие сверху, ранили лошадь. Она оборвала привязь и ускакала к ущелью, где ее и добили, – тарны обожали конину. Но полакомиться им не пришлось. Сергий расслышал глухой, но сладостный для слуха клич: «Бар-ра-а!» – и затюпали копыта, залязгали мечи. Тарны подняли вой, кидаясь на подоспевших кавалеристов.
– За мной! – крикнул Лобанов, бросаясь в атаку.
– Ты как политрук у нас! – пропыхтел Эдик, бегущий рядом.
Сергий промолчал – не до того. Вырвавшись из ущелья, они устремились на врага, врубаясь в тающие ряды варваров. Ауксилларии, а было их не менее пяти-шести сотен, взревели, моментально уделывая врага. И – тишина.
Вперед выехал коренастый всадник в золоченом панцире и представился:
– Авл Цециний Либер, субпрефект [67] Полутысячной алы астурийских конных лучников!
– Сергий Роксолан, кентурион-гастат претории. Проводите до Бендисдавы? Хоть не так скучно будет.
67
Субпрефект – заместитель префекта, командира алы. Набирали ауксиллариев из перегринов-неграждан, но командовали ими римляне.
Субпрефект раскатисто захохотал.
Бравые астурийцы гарцевали кругом, их кони осторожно переступали трупы убитых тарнов. Вернувшись за конем, Сергий столкнулся с Тзаной.
– Нас проводят две алы, – сказал он. – А я провожу тебя. Согласна?
Девушка ничего не ответила. Она крепко поцеловала Лобанова и пошла седлать коня.
Глава одиннадцатая,
в которой Сергий сочетает весьма полезное с очень приятным
Бендисдава стояла на западной границе Дакии, на полпути между Апулом и рекой Тизией, будущей Тисой. Это была скорее большая деревня, нежели маленький городок. В правление последнего царя Децебала на ее месте находилось дакийское поселение с тем же названием, посвященным Бендиде, богине луны и лесов, – скопище бревенчатых хижин на сваях, с соломенными крышами, огороженное частоколом. Старое городище сожгли во время войны и на его месте поставили точно такой же палисад из ошкуренных заострённых бревен, только теперь стены крепости описывали ровный квадрат, а внутреннее пространство крест-накрест делили две прямые улицы – Декуманус и Кардо – выходящие к четырем воротам. По такому же плану строили города на всех землях, захваченных Римом, – от Британии и Германии до Сирии и Африки.