Дорога войны
Шрифт:
– Веление отца, – криво усмехнулся легат. – Он готовит… э-э… новый закон для варваров в пограничных провинциях и хочет, чтобы я разузнал положение на месте. К примеру, много ли даков обратились к нашим богам? А сколько их продолжают верить в Замолксиса? Сколько в Дакии храмов и святилищ этого божества? Где расположены старые андреоны и строятся ли новые?
– Понимаю, понимаю, – мелко покивал Публий. – Законы, которые хоть как-то касаются туземных верований, должны быть тщательно отшлифованы, ибо могут нести в себе зародыши бунта… Я служил в Иудее и знаю это не понаслышке. Подумав, он сказал:
– Пойдем, Гай. Покажу, с чего начать.
Эксептор-консулар провел легата в дальний угол, куда падал сноп света, зеленоватый от мутных стеклышек, вставленных в свинцовые рамы окон. Там стоял тяжелый стол, опирающийся на когтистые бронзовые лапы, а вся стена напротив была изрыта рядами полукруглых ниш, забитых папирусами.
– Вот здесь, – хлопнул Публий ладонью по крайнему ряду ниш, – описания-периплы земель дакийских. Дальше – списки местной знати, там же – имена жрецов. Тут – прошения, тут – доклады. В общем, разберешься.
– Благодарю! – искренне сказал Гай. – Ты снял камень с моей печени!
– Патриций должен помогать патрицию, – тонко улыбнулся Публий. И откланялся.
А Гай Антоний погрузился в работу. Он разгружал нишу, перекладывая из нее на стол деревянные тубусы, открывал их, вынимал папирусы, просматривал и возвращал на место.
Солнце давно уж сползло со стола, все выше забираясь на стену, а Гай все горбился над исписанными свитками.
Работа была утомительной и монотонной, строчки рябили в глазах, подступала боль в спине, но поиск захватил Гая – огромная, неведомая дотоле страна открывалась ему. Варварская, дикая, однако уже и не чужая. Римские порядки медленно, но верно перебарывали старые традиции, вытесняя дакийские древности в глухие углы, за обочину римских виа.
Что больше всего нравилось Гаю в Дакии, так это естественность. Тут не найти римского лукавства или азиатских наворотов, когда говорят одно, думают другое, а делают третье. Тут всё четко разделено надвое. Или ты плох, или хорош. Свой или чужой. Трус или храбрец. Никаких туманных переходов и полутонов! Всё предельно ясно. И это нравилось Гаю, уставшему от вечных отцовых интриг и хитросплетений политики. Сын Элия Антония пошел не в папочку и не был склонен к размытости отношений – когда сегодня ты оказываешь поддержку другу, а завтра отворачиваешься от него и делаешь вид, что не знаешь такого. Или вовсе идешь на подлость – «во имя высокой цели», – жонглируя принципами, как бродячий циркач фруктами.
– Закусить не желаешь? – грянул вдруг голос раба-разносчика, и Гай Антоний вернулся в принципарий.
– Горячее есть?
– А всё горячее! – радостно откликнулся разносчик. – Горшочек чорбы – лучше не бывает! Пирожки с медом, жареная рыба, сыр, вино, лепешки.
– Ладно, давай свой горшочек и всего понемногу! Раб мигом обслужил Гая, пообещав забрать посуду после трапезы.
Подкрепившись, легат повеселел. А тут и Публий подошел, торопливо дожевывая копченость.
– Отвык я уже от домашней пищи! – сказал он удрученно. – Всё на ходу, все всухомятку. Ну, как успехи?
– Скромные пока, – признался Гай и решил рискнуть: – Я тут вычитал сообщение о святилище на горе Когайнон. Но нигде больше я не встретил упоминания об этом андреоне, хотя он, по сути, самый древний. Стал искать в периплах описание Когайнона – и не нашел. Название есть, а горы будто и нету!
Публий внимательно посмотрел на легата – и усмехнулся.
– А это неспроста… – выговорил он. – Подземное святилище на горе Когайнон есть великая тайна дакийских жрецов, и римлянам ведать о ней не дано. Последним ее знал первосвященник Сирм сын Мукапиуса, но он пропал. Поговаривают, что Сирма приютили язиги, те, что кочуют за Тизией. Или не приютили, а похитили.
– Как интересно… – пробормотал Гай.
– А самое интересное, – подхватил эксептор-консулар, – случилось в последнюю войну. Тогда царь Децебал спрятал на горе Когайнон свое золото – то ли тридцать, то ли все сорок талантов. [66]
– Ух ты! – впечатлился легат, лихорадочно соображая, признаться ли Публию в истинном назначении своего «вольного посольства» или погодить. – А где бы про это узнать в подробностях?
– А нигде, – усмехнулся Публий. – Один Сирм знал подробности.
66
Талант – мера веса, в 1 таланте – более 20 кг.
– А ты не мог бы помочь найти его? Ну хотя бы определиться, где искать?
Эксептор пристально посмотрел на Гая Антония, что-то прикидывая в уме, и медленно выговорил:
– Я не любопытствую, зачем тебе Сирм, но поспрашиваю о нем. Считай, каждый месяц мотаюсь или к Сусагу – он скептух, по-нашему – вождь, у язигов, или к Распарагану, царю роксолан, так что знаю те народцы. Но тогда у меня будет встречная просьба.
– Слушаю тебя, – с готовностью сказал Гай.
– Я тут никак вырваться не могу, а надо бы весточку передать одному человечку. Он мой агент. Торговый, разумеется! Зовут его Бицилис, он из даков, живет в белом домике напротив храма Юноны, у него еще на стене намалеваны две греческие буквы – «омега» и «кси». Они тут все бородаты, но Бицилиса ты сразу узнаешь – у него одна бровь «ступенькой» срослась. Встретишь его – скажешь, что весь товар сгрузили в Бендисдаве, пусть забирает поскорее. Запомнишь?
– Весь товар сгружен в Бендисдаве, – повторил Гай, – пусть поскорее забирает.
– Только надо сегодня же с Бицилисом повидаться… Передашь?
– Передам!
И Гай Антоний крепко пожал руку Публия Апулея Юста.
Глава десятая,
в которой варвары устраивают Сергию свидание с Тзаной
День склонился к вечеру, минула ночь, и ранним утром переселенцы тронулись в путь. Дорога была хороша – прямая и твердая. Солнце еще и не думало садиться, когда караван достиг городка под названием Гермосара: несколько невзрачных зданий красного кирпича, два приземистых крепких сооружения из серого камня, множество непрочных домишек, наскоро и неумело сложенных из бревен. Пограничный стандарт. Коновязи отполированы от долгого пользования, воды в поилках не видать под опавшими листьями.
Возник соблазн остановиться на ночь, но Сергий уговорил Дионисия Эвтиха не задерживаться.
И караван двинулся дальше по дороге на Апул.
Не доехав до города, переселенцы остановились в долине Марисуса, где им выделили участки земли. Обычным гражданам давали по тридцать пять югеров земли бесплатно, легионеры-отставники получали по шестьдесят и одной второй югера на человека, считая землю на склонах гор по полтора югера за один, а покалеченному солдату преторианских когорт выделили целых двести югеров.