Дорога войны

Большаков Валерий Петрович

Когда Гай спрыгнул с коня и отряхнул пыль, на террасу вышел легионер – плотно сбитый коренастый малый в лорике плюмата, чешуйки которой напоминали перья птицы. Защитная юбка-птерига и кожаные пластины, закрывающие предплечья коренастого, были обшиты бахромой.

– Аррий! – радостно заорал легат. – Здорово, принцип!

Коренастый осклабился.

– Сальве, латиклавий! – хрипло забасил он. – За что тебя сюда сослали?

Гай весело захохотал. И тут из низкой двери, пригибая голову, выбрался еще один знакомец – худой нескладный молодчик в кольчужной безрукавке лорика хамата

с кельтской накидкой, закрывающей плечи и скрепленной на груди крючком.

– Узнаешь?! – закричал ему Аррий.

Худой вытаращился на Гая Антония, и по губам его поползла улыбка узнавания:

– Никак Гай?

– Я! – захохотал легат. Обернувшись к Луцию, он оживленно проговорил: – Это Аррий Серторий Фирм! А это Кресцент, он был аквилифором в моем легионе! Вот так встреча!

– За это надо выпить! – решительно заявил Аррий.

– Пошли! – разбушевался Гай. – Я угощаю! Обнявшись, друзья-однополчане скрылись за дверьми харчевни.

Луций хмыкнул.

– Я так понимаю, – протянул Бласий Созомен, – что ужин откладывается до завтрака?

– Или до обеда, – пробурчал Рубрий Эвпорион.

– Надо же кому-то наставлять молодежь, – усмехнулся гладиатор-аукторат. – Ладно, ребята, оставляем коней здесь, и за мной – завалялась у меня пара денариев… Угощу вас здешней похлебкой – чорба называется. Даки туда фасоль кладут, перец и обжаренный свиной окорок.

– Ммм… – застонал Тиций Аристон. – Скорее давайте! Жрать же хочется!

– А еще, – с увлечением продолжал Луций, – у даков восхитительная сливовочка имеется! Они говорят «цуйка»!

– Цуйки мне! – заорал Бласий. – И чорбы!

Похохатывая, подчиненные Гая Антония Скавра спешились, привязали коней и направили стопы к ближайшей харчевне.

Ночевать им пришлось на конюшне, но аппетитная чорба и забористая цуйка сильно подняли тонус и скрасили действительность.

Утром Луция разбудили – двое незнакомых легионеров приволокли Гая.

– Ты будешь Луций Эльвий? – спросил левый.

– Я буду Луций Эльвий, – подтвердил гладиатор.

– Куда его? – осведомился правый, тряхнув трибуна-латиклавия. Нечесаная голова перекатилась по пластинам торакса. Гай загреб ногой и промычал.

Луций поморщился и показал на поилку. Легионеры подтащили свою ношу и небрежно покинули у деревянной колоды, выдолбленной под корыто. Гай вякнул, сделал движение рукой и повалился наземь.

К Луцию подошел Бласий.

– Освежить его? – поинтересовался он. Эльвий покачал головой.

– Не надо, пусть проспится. Всё равно от него толку не будет. На-ка вот… – Он отсчитал несколько ассов и передал их Созомену. – Сходи, купи лепешек и сыру.

Бласий кивнул и ушел. Луций, уперев руки в колени, склонился над Гаем.

– Пьяная ты свинья, – сказал он неуважительно, – щенок дрисливый!

Пошарив в кошеле на поясе у трибуна-латиклавия, он обнаружил целых два денария.

– Надо же! – удивился Луций. – Не всё пропил! Оставив «командира» досыпать у поилки, он пошел на поиски хозяина – надо было накормить лошадей. Животные не виноваты, что людьми берутся командовать дураки.

Гай спал до обеда. Спал на виду у всех постояльцев,

раскинув ноги и привалясь к поилке. Чья-то лошадь, серая в яблоках, дотянулась до него и лизнула в лоб. Трибун расплылся в улыбке, не просыпаясь, завозился, издавая невразумительные фонемы, отдаленно напоминающие выражение признательности.

Доев остатки хлеба и сыра, Луций взялся за Гая. Схватив «командира» за пояс, он поднял его и окунул головой в поилку. Легат заверещал, зафыркал, выгнулся, разбрасывая брызги. Пуча глаза, открывая и закрывая рот, как рыба, он обернулся к Луцию.

– Ч-чего? – спросил он в полном ошеломлении. – К-как?

– А никак, – хладнокровно ответил Эльвий. – И ничего.

– В смы-ысле? – промычал Гай.

– Ты где вчера был, командир?

– К-как где? С друзьями!

Легат моментально оскорбился и встал в позу.

– Я что, – надменно сказал он и пошатнулся, – я что уже, права не имею с друзьями выпить?

– Имеешь, – кивнул Змей и заорал: – Потом! Потом имеешь! После того, как исполнишь свои обязанности! Прежде всего ты должен был позаботиться о нас, твоих людях, а потом уже о собутыльниках!

– Чего ты на меня орешь?! – возмутился Гай.

– И вправду, – кивнул гладиатор, – что проку на тебя орать? Все равно толку не будет.

Он отступил на шаг и присел на перила террасы.

– Ты пропил все деньги, – сказал Луций, болтая ногой. – Ты оставил нас без гроша. Нам, возможно, придется шариться по всей Дакии, а на что? Чем ты собираешься кормить нас и лошадей, а? Где нам теперь ночевать? За городом у костра?

Растерянный Гай хлопнул рукой по кошелю, лихорадочно сунулся внутрь.

– Это ты вытащил деньги! – выпалил он. Луций спрыгнул с перил.

– Дать бы тебе, – с чувством сказал он, – врезать бы хорошенько! Да ведь не поможет. Ну, что ты на меня уставился? Иди продавай свою форму! Может, дадут за нее денариев двести.

– Что-о?! – завопил Гай, подскакивая. – Форму?! Ни за что!

Змей вздохнул, гордясь своим терпением – руки у него чесались.

– Вбей себе в тупую башку, – медленно проговорил он. – Если ты найдешь золото, то станешь сенатором, и зачем тебе тогда служба? Если же ты не найдешь золото, то тебе ни служба не светит, ни прения в сенате, ибо уделом твоим будет нищета!

– Я трибун-латиклавий, – пробормотал Гай Антоний.

– Надолго? – усмехнулся Луций. – Ступай – и без денег не возвращайся, трибун!

Латиклавий вышел со двора как оплеванный.

Вернулся он к ужину, одетый по местной моде – в штаны и тунику. Отворачивая лицо, он протянул кошелек Луцию.

– Оставь себе, – сказал тот прохладно. – Этого всё равно не хватит. Придется и мне подзаработать маленько.

– То есть? – хмуро спросил Гай.

– Тут у них игры намечаются, – ответил Змей. – Сходи-ка ты к здешнему квинквенналу, вроде Децим его зовут, и договорись. Скажешь, что ублажить местных соизволит сам Луций Эльвий, непобедимый боец! Пускай выставит против меня пятерых. Ну или сколько ему не жалко. А главное – установи размер приза! Чтоб победителю достались двадцать тысяч сестерциев. Или двадцать пять. В общем, поторгуйся!