Дорога войны
Шрифт:
Работенка кентурии перепадала непыльная – смотаться в Берзовию или в Тапэ с секретным посланием, проехаться на Нижний Данувий и растолковать тамошним роксоланам, что презид дозволяет им пересекать всю Дакию с востока на запад, чтобы свидеться с родичами за Тизией, но с двумя условиями: ехать по дороге и малыми группами, а не то будут приняты меры. Поглядели роксоланы на внушающих почтение преторианцев – и всё поняли насчет мер.
А после последней зимней метели вся Шестая кентурия исполнила уже не приказ своего командира, а просьбу – преторианцы проводили Лобанова до самой Тизии, где Сусаг, отец Тзаны, назначил ему рандеву.
Скептух
– Я принимаю твой дар и родство с тобою, – милостиво сказал скептух. – Владей моей дочерью, и пусть наши и ваши боги не обделят вас своей милостью!
Встреча прошла в теплой, дружеской обстановке.
Так прошла зима. Весна наступила ранняя, бурливая – таяли стремительно снега, сходил лед на реках, пробивалась трава. К маю вся степь покрылась зеленой травой, и началось сумасшедшее цветение – воздух кружил голову. Сергий даже похудел от напряженной половой жизни, но Тзана была неутомима. Она постоянно совершала открытия в науке страсти нежной, расспрашивала эллинских гетер и жриц Реи-Кибелы о тайнах любострастия. И Сергий просто не мог привыкнуть к своей подруге, она всегда оставалась для него любимой и желанной. Конечно, со временем всё изменится. Безумный жар страсти или погаснет вовсе, или сменится вечным теплом отношений, мягким и нежным. И вот тогда ему самому захочется иметь крепкий тыл – родной дом, куда так тянет вернуться. А пока. А пока им с Тзаной лучше всего оставаться любовниками, друзьями, но не супругами. Сделать предложение легко, но кто он такой в этом мире? Какое место занимает в великой империи? Чего он добился в жизни, чтобы предложить женщине разделить с ним все тяготы и удачи, радости и горести? Да, он был рабом-гладиатором, а стал кентурионом претории, но разве этого достаточно? Сие лишь нулевой цикл, как говорят строители. У него впереди долгая дорога преуспеяния и роста, надо только не затягивать процесс перехода из грязи в князи, чтобы Тзана не устала ждать. Ну, лет десять девушка подождет, она еще совсем молоденькая. Когда он поведал свои мысли Тзане Сусаговне, та дотянулась до его уха и обожгла его шепотом: «Навсегда?» – «Навсегда!» – твердо сказал Сергий.
Минул май, наступил июнь. Марций Турбон тоже выполнил задание, данное ему императором, – варваров он утихомирил и крепко запер границы, послевоенный беспредел сошел на нет. Оролеса не стало, а боязливый Тарб не высовывался из Пустыни гетов, радуясь тому, что правит один, без опасного буйного соперника.
В июньские ноны наместник призвал Сергия и его друзей, включая Тзану. Именно пятеро свидетелей должны были, по древнему обычаю, присутствовать при обряде усыновления. Марций Турбон, торжественный и очень серьезный, трижды ударил монеткой по весам, произнося: «Заявляю, что по квиритскому праву эти люди мои!»
Сыновья Тита Флавия Лонгина, длинные нескладные отроки в мальчишечьих тогах, стояли рядом и гордились – и тем, что их отец принял славную смерть, достойную римлянина, и тем, что их новый папа – такой важный человек, ходит в больших чинах и дружит с самим принцепсом. Верзон лишь крякал в сильном довольстве – у него не было сомнений, что судьба и младшенького Тита Флавия, сына Тита, из трибы Палатины Приска Галлония Фронтона Квинта Марция Турбона, и старшенького Тита Флавия, сына Тита, из трибы Палатины Лонгина Квинта Марция Турбона сложится самым замечательным образом. [78]
78
Так оно и случилось. Один из сыновей Тита Флавия Лонгина вышел во всадники, занимая пост прокуратора Нижней Дакии и Мавритании Цезарейской, а другой стал сенатором.
Усыновление произошло в среду, в день, посвященный Меркурию, а в четверг, в день Юпитера, в дверь дома, где поселился Сергий со товарищи, постучали. Лобанов открыл и увидел на пороге Гая Антония Скавра. Легат сиял.
– Сальве! – воскликнул он.
– Сальве, – ответил Сергий обрадованно. – Проходи!
Из экседры выглянул Эдик и невинно поинтересовался:
– Презид тебе ничего не оторвал?
– Он признался, что очень этого хотел, – жизнерадостно доложил Гай, – но на радостях передумал!
– О Луции ничего не слышно?
После этих слов улыбка патриция попригасла, и он проговорил неуверенно:
– Я думал, он погиб… там, с Оролесом.
– Нет, – покачал головой Лобанов, – среди убитых такой не числится.
– Ничего, – успокоил его Эдик, – такое дерьмо всегда выплывет.
– Да и ладно! Ты по делу, Гай, или так зашел?
– По делу! Важному. У меня к вам большая просьба.
– Выкладывай, – сказал Роксолан.
– В общем. Я жениться решил. И у меня завтра свадьба, и… В общем, завтра день Венеры, самый подходящий день самого подходящего месяца – в июне сама Юнона будет покровительствовать нам.
– А самый подходящий час какой? – перебил его Эдикус.
– Первый час дня, – смешался Гай Антоний, – и…
– Договаривай, договаривай, – подбодрил его Сергий.
Патриций собрался с духом и выпалил:
– И я хочу, чтобы вы все стали моими свидетелями!
– Все четверо? – уточнил Лобанов. – Или все пятеро?
– Все девятеро! Нужно, правда, десять свидетелей, но я уговорил Гету – это брат невесты.
Сергий оглядел друзей, улыбнулся Тзане, энергично кивающей ему – соглашайся, дескать! – и спросил:
– Ну что? Засвидетельствуем?
– Лично я согласен, – ответил Эдик.
– И я, – кивнул Искандер.
– Годится, – прогудел Гефестай.
– А мы – как прикажете! – ухмыльнулся Акун.
– Мы будем твоими свидетелями, – обернулся к Гаю Лобанов. – А кто хоть невеста?
– Она дакийка, и ее зовут Сасса, – проговорил патриций, и по тому, как он это сказал, стало ясно, что невесте повезло – ее любят. Очень.
– Ну, это дело надо обмыть! – засуетился Гефестай. – Уахенеб! Тащи фалерн! Кадмар, сообрази закуску!
Названные кинулись исполнять поручения, и Тзана быстренько накрыла стол.
– Ну, совет вам да любовь! – сказал Эдик тоном деда Могамчери.
Гай Антоний Скавр, с улыбкой человека, избавленного богами ото всех проблем разом, посмотрел на Чанбу, стоящего у порога комнаты, поднял взгляд выше, и лицо его выразило безмерное удивление. Привстав, он выговорил:
– Отец?!
Сергий обернулся. В дверях стоял пожилой мужчина с обрюзглым холеным лицом, закутанный в тогу сенатора и порядком пропыленную лацину.