Дорогая Альма
Шрифт:
– Так-ми то на авто-то не издим, все на возу с кобылою привычнее, – оправдывалась та.
Звонко щелкнув, на капот упала шишка. Маренн вскинула голову. Ярко-рыжая белка сидела на ветке и с любопытством смотрела вниз, задрав хвост.
– Тьма-тьмущая их тута, – пояснила лесничиха, – и война им не война. Поки желудь не созреет, старые шишки лущат. Идемте, идемте, пани доктор, я дорогу покажу. – Она слегка поклонилась.
Маренн обошла кустарник.
– Вот что, Иван Петрович, – сказала она Пирогову серьезно. – Спросите у фрау, не найдется ли у нее
– Я понимаю, – кивнул Иван Петрович и, наклонившись к Пелагее, зашептал ей на ухо.
– Дам, дам, – закивала та.
Когда подошли к небольшой избе на поляне, сквозь узорчатую листву дубов засверкали первые проблески солнца – светало. Маренн показалось, что где-то рядом журчит вода.
– Здесь ручей? – спросила у Пирогова.
– Источник. Называют Серебряный, – объяснил Пирогов. – Существует поверье, что в давние времена один из князей Свирских, обидевшись на сыновей, решил их наказать и закопал в этих местах драгоценный сундук с серебром, трофеи от военных походов. Мол, без наследства останутся. Сыновья искали, искали клад, да так и не нашли. Но это сказка, а на самом деле вода эта на серебре вправду настоена, где-то жила серебряная проходит. Лечебная – быстро раны заживляет.
– То верно, – подхватила Пелагея. – Вот я как деда своего вылечила? По ликарям не ходили мы. Мочила бинты в ручье да перебинтовывала, вот все и зажило. Если дивчина наша жива до сих пор, так тоже благодаря водичке этой.
– Мать, ты, что ли? – На крыльце показался высокий старик с седым чубом на бритой голове. Правую щеку и бровь перерезал глубокий шрам. – Ты кого привела-то!!
Увидев Маренн, он сердито сдвинул косматые, седые брови.
– Я тебя за ликарством посылал, а ты немца привела! – рука потянулась к большой тяжелой рогатине с заржавевшим наконечником. – И ты, Иванко! – Он метнул гневный взгляд в сторону Пирогова.
– Погоди, Микола. – Пирогов, успокаивая, взял его под руку. – Не горячись. Это пани доктор. Она немцев не приведет. Она поможет.
– Вот размахався, таки и зашибет – не заметит, – жалобно произнесла Пелагея.
– Пани дохтур? – недоверчиво переспросил Микола. – Гляди, Иванка. Вон в селе говорять, скоро каратели нагрянут. Все будут жечь огнем. Разозлили сильно их прикордонники с псами, что их солдат покусали. Бабы сказывают, народ в лес повалил, со всем скарбом, со скотом, даже с псами дворовыми. Боятся…
– А ты почем знаешь? – недоверчиво спросила Пелагея. – Неужто в село сбегал?
– Нет, куды мне! – Микола махнул рукой. – Сама знаешь, каков я бегун. Наталка, почтальонша на ручей за водой прибегала. Ни, в дом я не пускал ее, – сообщил он быстро, заметив, как жена нахмурилась. – Какие теперь гости? Так, наболтала на крыльце и дальше побегла.
– Иван Петрович, спросите, что с раненой, жива ли? – озабоченно сказала Маренн. – Времени мало.
– А что раненая твоя, Микола, не опоздали мы? – спросил Пирогов
– Зараз салоп принесу. – Пелагея кинулась в сарай напротив дома. – Не королевичный, знамо дило, да какой есть. Не знесудьте.
– Благодарю, – кивнула Маренн. – Мне подойдет любое.
– Живий, – подтвердил Микола. – Раны ей водой из источника промываю, на том и держится. Щени ейные тоже в здравии. Просыпалися, я им еще молока дал, так и спят.
– Вота пани, прошу.
Пегалея поспешно вернулась к крыльцу, держа в руках широкий войлочный жакет с ярко-красной вышивкой на груди.
– Пидходить?
– Да, вполне, – кивнула Маренн, хотя сама едва не утонула в одеянии. «Но это только на короткое время», – подумала она.
– Ну, веди, Микола, веди, – торопил лесника Пирогов.
– Прошу, прошу. – Тот прихрамывая, распахнул дверь. Маренн сразу почувствовала запах сушеных трав, недавно испеченного хлеба. Пирогов вошел первым. Маренн – за ним. Горница была чистой, справа виднелась белая печь с лежанкой, у стены скамейка, у окна стол, покрытый скатертью с вышивкой. На полках аккуратно расставлена глиняная посуда. В красном углу иконы, покрытые рушником, с зажженными перед ними свечками.
– Вот она, страдалица. Взгляните, пани доктур.
Пелагея подвела Маренн к скамье, на которой лежала молодая девушка в обмундировании Красной армии. Осторожно откинула одеяло.
– Вы присядьте, присядьте, фрау Сэтерлэнд. – Пирогов подставил деревянный табурет.
– Света надо больше. – Маренн открыла санитарный саквояж и, надев марлевую повязку на лицо, внимательно осмотрела девушку.
– Так электричества у нас нема. – Микола развел руками. – Лучину жжем, щепу.
– Иван Петрович, подержите фонарь. – Маренн достала из саквояжа круглый армейский фонарь с двумя батареями и, включив, передала Пирогову. – Так-то лучше. И еще один стул подвиньте, – попросила она. – Инструмент положить.
– Ну уж как и заслипит! – Старый лесник даже прищурился.
– Вот сюда светите, Иван Петрович, – попросила она. – Я скажу, мы вовремя успели. Еще пара часов, и процесс стал бы необратим. Вижу два поражения: сквозное в плечо, с вовлечением большого объема мышечной ткани, и слепое в брюшной полости. Пуля застряла внутри, ее надо срочно удалять, иначе развивается сепсис. Кроме того, сюда попали куски обмундирования, это тоже не улучшает положение. Иван Петрович, будете ассистировать, – обратилась она к Пирогову. – Сейчас я введу наркоз и начнем.
Маренн достала контейнер, в котором в спирту хранились шприцы, сделала укол. – Пока наркоз подействует, я обработаю плечо, – решила она. – Кроме того, сейчас надо поставить капельницу с физраствором, чтобы организм не обезвоживался. Фрау, подойдите, – попросила она Пелагею. – Будете держать бутылку. Но только держите ровно. Сейчас я установлю катетер.
– Таки як же так? – всплеснула руками Пелагея. – А неученая я.
– Держи, говорят тебе, – прикрикнул на нее муж, – и стой спокойно. А то все дергаешь, як кобыла, в стороны.