Дороги вглубь
Шрифт:
Своей спокойной походкой в кабинет вошел Петр Антонович. Он уселся в глубокое кожаное кресло, закинул ногу на ногу и принялся наблюдать за директором.
– Петр Антонович! Сроки нас сжимают с каждым днем. Вот посмотрите... проговорил Гремякин, порывисто протягивая инженеру телеграфный бланк.
– Странно...
– неопределенно произнес Трубнин, рассматривая бланк через роговые очки.
– Ничего странного нет. Мы должны выполнить приказ, и мы его выполним.
– Существует предел. Существует прочность и запас прочности в любом механизме. В данном случае механизм переводится за предел прочности. Может произойти авария.
– Чепуха... Чепуха!
– громко воскликнул директор, вскакивая со своего места.
– Мобилизуем весь коллектив института!
– Чрезмерное количество народа будет только мешать.
– Все зависит от расстановки сил. Сейчас же с вами решим...
Константин Григорьевич наклонился над столом и начал быстро перебирать папку с чертежами и расчетами.
– Эта деталь уже готова... Тут предстоят изменения... Цех номер три... Запишите: цех номер три! Агрегат с новыми резцами уже проверялся?
– Проверялся. Результаты лишь немного лучше, чем при старых резцах.
– Это ничего. На днях придет партия резцов из более твердого сплава. Так...
Спокойный и, казалось бы, равнодушный ко всему на свете инженер Трубнин оживает, его движений становятся энергичными. Он пододвигается ближе к столу, начинает быстро перелистывать чертежи, писать на листке бумаги какие-то цифры. Из кармана извлекается маленькая толстая книжка-справочник - неразлучный спутник Петра Антоновича. Белая логарифмическая линейка мелькает в воздухе, словно палочка в руках виртуоза-жонглера. Трубнин производит вычисления.
И справочник, наполненный всевозможными формулами, и логарифмическая линейка составляют как бы неотъемлемую часть Трубнина. Однако не следует думать, что Петр Антонович не знает на память формул и комбинаций больших цифр. Логарифмической линейкой он пользуется только потому, что это облегчает работу.
Однажды, когда один сотрудник попросил его возвести в третью степень большое трехзначное число, а логарифмической линейки случайно не оказалось, Петр Антонович, как говорится, не моргнув глазом и подумав совсем немного, произвел вычисление в уме, то есть три раза помножил трехзначное число само на себя.
В кабинет вошел Батя.
– Наконец-то!
– произнес директор, отрываясь от чертежей.
– А я уже собирался посылать за тобой... Ты задержался на целых пять минут!
– Пять минут - время большое, не спорю...
– Батя улыбнулся.
– Сейчас положение такое, что и минутой надо дорожить! Ты только посмотри, что тут делается! Расскажите, Петр Антонович.
Через час общий план перестройки работы был готов. Предстояло еще уточнить его в мельчайших деталях, провести совещание с начальниками мастерских и общее собрание сотрудников института, на котором следовало рассказать о важности предстоящей работы.
– Да! Как быть с вашим новым... с поэтом? Может быть, перевести его в бюро Цесарского, а оттуда взять более надежного конструктора?
– обратился директор в конце совещания к Трубнину.
– Нет, - твердо ответил тот.
– Он вам не помешает?
– Наоборот, - еще тверже сказал Петр Антонович.
Директор неопределенно пожал плечами, как бы говоря: "Ну что же... ваше дело!"
– Кстати! Ты что-нибудь слышал о вчерашнем литературном вечере?
– с легкой улыбкой спросил директора Батя, после того как Трубнин оставил кабинет.
– Нет. А что?
– Да так, ничего... Я потому и задержался, что советовался тут с одним человеком... Значит, ты ничего не знаешь?
Гремякин с удивлением посмотрел на Батю.
– Я не понимаю...
– проговорил он.
– Сейчас такое время, каждая секунда должна быть рассчитана, а ты с литературным вечером!
– Ладно, ладно... Не буду больше. Успокойся! Давай лучше подумаем о пятом цехе.
Однако о пятом цехе говорить не пришлось. В кабинет вошла Семенова.
– Я получила дополнительные распоряжения, - начала она, - проследить за тем, чтобы приспособление для взятия проб земли в шахтном буре работало автоматически через каждые десять минут.
Пришлось заняться вопросом автоматического приспособления.
– Я не могу!
– твердил директор.
– Не могу... То, что вы требуете, задержит работу. Поймите сами!
– А вы хотите останавливать бур через каждые десять минут, чтобы геологи могли брать пробу? И эта машина будет называться скоростным буром? спрашивала Зоя Владимировна.
– Действительно! Вот тут сбоку имеется место для автомата, - вмешался Батя, внимательно разглядывавший чертеж.
Сраженный этими доводами, Гремякин согласился, что для бура необходимо автоматическое приспособление.
– Кстати, Константин Григорьевич... Собирается ли институт в ближайшее время строить модель машины Крымова?
– пользуясь наступившей паузой, задала директору вопрос Зоя Владимировна.
– Что?
– тихо спросил директор.
– Он уже успел обратиться со своим проектом и к вам?
– Я слышала его выступление...
– Какое выступление?
Тут Семенова заметила, что Батя делает ей какие-то таинственные знаки. Нетрудно было догадаться, что он предлагает ей молчать и не продолжать разговора о проекте Крымова.
– Я не понимаю, товарищи, - продолжал Гремякин.
– Сейчас такое напряженное время... Я ведь не отрицаю, проект Крымова представляет большой интерес. Но разве мы можем им заниматься сейчас? Это очень смелый проект... Почти фантастический! Несмотря на это, повторяю... заниматься им будем. Но какой разговор может быть теперь, когда приходится временно приостановить уже ведущиеся работы, более реальные и близкие к практическому осуществлению!
– Кончено с этим вопросом, - строгим, не допускающим возражений голосом проговорил Батя.