Дорогой ценой
Шрифт:
— Я приехала, чтобы помочь дедушке, — возразила Маргита. — И сделаю всё, чтобы он чувствовал себя хорошо; я буду жить для него.
— Удивительно, что ты говоришь мне это всего через несколько часов после венчания, — заметил он насмешливо.
Она даже не посмотрела на него, лицо её похолодело.
— Удивительно? Благодаря твоей откровенности, между нами ещё до свадьбы всё было определено, и мы знали, что ты будешь жить для своей науки, а я — для дедушки. Ты ведь сам этого хотел.
— О да, — ответил он, гордо выпрямляясь. — Я благодарен, что ты предоставляешь мне такую
— Право, не знаю, чем я могла бы тебя связать, — ответила Маргита серьёзно, убирая волосы со лба.
При этом она была столь прелестна, что Адам готов был забыть о своей гордости. Однако он ответил:
— Что меня касается, то я это знаю ещё менее.
— Ну и прекрасно! Ты завтра же уходишь вместе со своими друзьями — тебя им, наверное, уже сейчас не хватает, — а я остаюсь с дедушкой, — дав ему вежливо понять, что хочет остаться одна.
Он простился и ушёл, но не к своим друзьям.
«Какая она странная, — думал он в своей комнате. — Может, было бы лучше мне не уезжать сразу после свадьбы и не оставлять её здесь одну. Или хотя бы отложить путешествие до тех пор, пока мы привыкли бы к новым условиям? Ах, как жаль, что я уже не могу отказаться от своих слов! Что подумают дедушка и профессор, если я вдруг передумаю? Экспедиция продлится не более двух месяцев, и я вернусь. Книгу можно и дома написать. А потом, когда-нибудь, отправлюсь в более длительное путешествие».
Так размышлял пан Адам. А Маргита? Девушка, стоя на коленях возле своего кресла, в котором она только что сидела, горько плакала… Ни единым словом он не извинился за обиду, нанесённую в письме. Как они могли пойти друг другу навстречу? Нет, никогда! Этого он от неё не дождётся! Никогда она не простит ему обиды. А он даже не знает или не хочет знать о том, как он оскорбил её. Он смотрел на жизнь рядом с ней как на необходимость, с которой придётся примириться. Это она ему постарается облегчить. Они могут жить рядом, но друг для друга — никогда!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Утро. Торжественный завтрак прошёл. Гости небольшими группами расположились в большой библиотеке пана Орловского. Недалеко от двери в столовую, оживлённо беседуя, стояла одна такая группа.
Вы знаете, — сказал пастор Г., добродушный толстяк, — аптека опять открыта!
— Что вы говорите! Наверное, молодому Коримскому стало лучше.
— А вот идёт наш доктор Раушер… Скажите, пан доктор, Николаю Коримскому лучше?
— Да, господа. А почему вы спрашиваете?
— Потому что пан Коримский снова открыл аптеку.
— Так он же не сам работает — у него теперь есть провизор.
— Вот как? Это другое дело, — сказал адвокат Краус. — Да и странно было бы, если бы он сам работал теперь.
— Это почему же? — любопытствовал молодой профессор П.
— Разве вы не знаете, что случилось с молодым Коримским?
— Я ничего не слышал.
— Произошёл несчастный случай: он отравился при составлении лекарства.
— Тише, господа, не будем здесь об этом говорить! — предостерёг всех доктор.
— Почему же?
— Да как бы там ни было, а Николай Коримский — родной брат молодой пани Орловской, и она
— Что вы говорите! Скажите нам только — он поправится?
— О да, но не так скоро.
Господа отошли от двери, продолжая беседу. Если бы кто-нибудь из них обернулся, он бы увидел, как чья-то маленькая рука отпустила занавес, который она крепко сжимала во время разговора гостей. И если бы они не ушли, то, наверное, услышали бы вырвавшийся из её груди стон.
— Мой единственный брат отравился, а я и не знала!..
После обеда, к большому удивлению слуг, со своими друзьями уехал и пан Адам, но без своей молодой жены. Она проводила его вместе со старым паном только до железнодорожной станции.
— У господ свои странности, — шептались слуги. — Такую красивую молодую женщину оставить после свадьбы одну и отправиться скитаться по свету! Наш брат так бы не поступил!
Во время уборки дома молодая хозяйка уже сама распоряжалась, а старый пан отправился осмотреть свои владения.
К вечеру Маргита, одетая в шубу и шапку, вышла из дома, сказав слугам, что хочет пойти прогуляться и чтобы ей навстречу к кладбищу выслали сани, когда вернётся хозяин. То, что она захотела пойти прогуляться в такую хорошую погоду, а не сидеть дома, никого не удивило. Однако, что бы они сказали, если бы увидели, что она направилась не к кладбищу, а в сторону города, и как она лёгкими шагами переходила улицы, пока не остановилась напротив ярко освещённой аптеки на Замковой улице?
До этого места дошла Маргита Коримская, но дальше идти у неё не было сил. Дома она скрывала боль свою, твёрдо решив: «Я должна увидеть брата!». Теперь она была у цели и всё же так далеко от неё. Ведь она брата совсем не знала. Может быть, он никогда и не думал о ней? Ведь он не был одинок. Там, за теми занавешенными окнами, жил и страдал её родной отец, которого она тоже не знала. Отец, который, якобы, был виновен в том, что она сирота, и которого она всё равно любила. Если бы сейчас она вошла и представилась ему, то напомнила бы ему прошлое и его вину. А ему и так тяжело — ведь у него нет никого, кроме сына. Но если дело так обстояло, зачем мать тогда связала свою жизнь с другим человеком? Может быть, отец принял бы её теперь, будь она свободной, и она могла бы помочь ему ухаживать за больным братом… Но между ними — глубокая пропасть…
Молодая женщина, не в силах больше думать и обессилев, прислонилась к стене. Вдруг она вздрогнула: кто-то открыл дверь аптеки. В освещённом дверном проёме стоял высокий мужчина с бледным лицом.
— Я скоро вернусь, — сказал он, — скажите это моему сыну, когда он проснётся.
— Хорошо, пан Коримский, — ответил изнутри спокойный мужской голос.
Маргита поняла, что перед ней её родной отец. С опущенной головой он шёл прямо на неё, не видя её. Она затаила дыхание, потому что ей показалось, что он услышит биение её сердца. О, как ей было жаль отца, как бы она хотела прильнуть к его груди! Она увидела, что он печален и несчастен. Когда он поравнялся с ней, она едва удержалась от того, чтобы не броситься к нему и крикнуть: «Отец, отец! Не проходи, остановись, ведь мы не чужие!».