Дорогой ценой
Шрифт:
Размышляя о задуманных ею изменениях в Горке, Маргита не могла не думать и о трудностях, которые встретятся ей здесь из-за незнания местного языка. Если бы она не знала своего родного польского, и если бы жёны служащих не знали немецкого языка, она бы здесь ничего не смогла сделать. И в Орлове ей уже недоставало знания словацкого языка. Когда к дедушке приходили господа поиграть в шахматы, он с ними говорил обычно пословацки, и слуги все были словаки.
«Этот язык не такой уж трудный, — подумала она, — надо научиться!» Поднявшись на самую вершину холма, она повернула коня и огляделась вокруг. Какая чудная долина! Экономка называла её Дубравой. Домов там было немного, по бокам долины тянулись дубовые рощи, от них и название. Около ручья, наверное, птицы поют весной!
Маргите очень хотелось спуститься вниз, но она сказала себе:
«В другой раз», — кивнула долине, как бы приветствуя её, и спустилась с холма.
Она хотела вернуться в деревню, но, заметив другую дорогу, свернула на неё. Путь её проходил мимо довольно большого крестьянского дома, стоявшего у ручья. За ним шумел водопад.
Окна дома были забиты досками. Вокруг царили тишина и запустение… Было видно, что дом покинут. Вид его действовал удручающе. Кто знает, какую историю он рассказал бы, если бы мог говорить. Здесь тоже когда-то жили люди. Может быть, они умерли, а вместе с ними и жизнь, и счастье… Проехав мимо, она ещё раз оглянулась на заброшенный дом.
Она подхлестнула коня и. стрелой полетела через долину, мимо кладбища, церкви и школы.
У здания школы Маргита вдруг остановилась, соскочила с коня и, привязав его к дереву, зашла в старый дом. В лицо ей пахнул застоявшийся воздух. Из-за дверей классной комнаты слышался громкий детский голос. «Туда я теперь не могу пойти», — подумала она и постучала в другую дверь.
Вскоре она очутилась в квартире учителя. К счастью, его жена знала немецкий, и Маргита смогла объяснить цель своего прихода. Когда учитель освободился и пришёл домой, жена сразу же сообщила ему о цели посещения уважаемой гостьи: пани Орловская хочет учиться словацкому языку.
Через полчаса у Маргиты уже были не только необходимые книги, но и обещание учителя приходить каждый вечер в Горку для занятий. Она пригласила также молодую жену учителя, чтобы упражняться в свободной беседе.
От этих людей она узнала, что всё село Боровце евангелическое и очень бедное.
Потом они показали ей школу. Воспитаннице изысканного пансионата в А. хлевы дедушки по сравнению с этими школьными помещениями показались хоромами. Чёрные стены, грязные маленькие окна с плохими рамами, гнилые доски, старые нечистые скамьи в червоточинах — как дети там могли дышать, не говоря уже об учёбе. «Я обязательно поговорю с дедушкой, — думала она по дороге домой. — Им надо помочь, ведь я тоже евангелической веры».
Возвратившись домой, она нашла на своём столе большую почту. Сверху лежала открытка от дедушки. Затем письмо от директрисы пансионата в А. В нём она благодарила Маргиту за пожертвование, которое та послала из Орлова её заведению в знак благодарности. Потом несколько газет и журналов и, наконец, ещё письмо.
Адрес написан твёрдой мужской рукой, почтовую печать нельзя разобрать. Помедлив немного, она открыла письмо, глянула на подпись и вскрикнула от неожиданности и удивления. Опустившись в кресло, она в большом волнении стала читать:
«Родная моя, любимая дочь! Мирской закон, который столько лет назад присудил тебя матери, не позволяет мне называть тебя так. Но здесь действует ещё и другой закон — закон крови, которая течёт в наших жилах и которую никто не может заставить молчать. Этот закон, несмотря ни на что, даёт мне право приблизиться к законной, но насильно оторванной от меня, горячо любимой дочери».
— Отец! Отец! — воскликнула Маргита, борясь со слезами.
«Пока ты была далеко от меня и под опекой Райнера, я не имел возможности приблизиться к тебе, ибо мне пришлось бы встретиться с человеком, которого ты, конечно, уважаешь, но с которым я не могу и не хочу иметь ничего общего.
Я обманывал бы самого себя, если бы думал, что моя дочь может быть хорошего мнения обо мне и что ей неизвестны истинные причины развода её родителей. Я не отрицаю, что когда-то не был верен своему слову и невинному, доброму существу, любившему меня, хотя я этой любви не был достоин. Но это была не твоя мать.
Если бы ты, дитя моё, осталась вдали от меня, я бы не затронул давно минувшего. Теперь же я вынужден это сделать. Жить в одном городке и никогда не встретиться невозможно, тем более потому, что пан Орловский протянул мне руку примирения.
Однако пренебрежение и отчуждение с твоей стороны, без попытки примирения, были выше моих сил. Итак, я должен объясниться.
Прежде, чем Наталия Орловская стала моей женой, у меня была невеста, на которой мне отец из-за её бедности и низкого положения в обществе не позволил жениться. По его воле мы должны были расстаться. Я послушался в надежде попозже смягчить отца. Но он ввёл меня в Орлов, куда в то время как раз из пансионата возвратилась дочь хозяина и где устраивались приёмы, — там я должен был забыть свою боль.
Желание моего отца исполнилось. Я не только забыл свою боль, я оставил ту бедную обманутую девушку, которой поклялся в верности и с которой связывали меня священные обязательства. В сердце моём разгорелась любовь к «розе Орлова». Что долго рассказывать? Она стала моей. Могу тебе поклясться честью, что с этого момента я жил только для неё и что даже во сне не вспоминал преданную мной невесту.
Однако наш шестилетний счастливый и безупречный брак был разрушен подозрением твоей матери, будто я и после свадьбы поддерживал с моей бывшей невестой греховные отношения.
Этого никак не могло быть по одной хотя бы причине, что моя бывшая невеста сразу после моей свадьбы вместе со своим отцом бесследно исчезла. Единственным известием, которое я получил о ней через год, было то, что она тяжело заболела. До сего дня я не знаю, жива ли она. Я искал её после моего развода с Наталией в надежде получить хотя бы прощение за моё преступление и тем самым что-то исправить, но безуспешно.
Вот так, Маргита, твой отец однажды обманул женщину, однако по отношению к твоей матери я невиновен. И если я даже был виноват в чём-то, то тем шагом, который она совершила потом и которым она навсегда сделала невозможным примирение и соединение нашей насильно разорванной семьи, я думаю, она отплатила мне сверх меры.