Дорогой длинною

Дробина Анастасия

Варька не ответила. В наступившей тишине отчётливо слышался раскатистый храп Макарьевны из-за стены, сквозь который едва пробивалось поскрипывание сверчка. С улицы донеслось шуршание дождя, оконное стекло покрылось изморосью.

– Опять дождь… - Варька подошла, задёрнула занавеску.
– Идём спать, Данка. Утро вечера мудренее. И знаешь что я тебе скажу? Оставалась бы ты, вправду, здесь. Никто тебя, кроме меня, не знает, а мне языком мести ни к чему.

Зима скоро, куда пойдёшь?

Ответа не последовало. Но когда Варька, погасив лампу, протянула руку, чтобы помочь Данке встать из-за стола, та ответила едва заметным пожатием.

–

Ложись у меня на кровати.
– шёпотом приказала Варька.
– Там разобрано уже. А я на печь полезу. Всё, иди, спокойной ночи тебе.

Она подтолкнула порывающуюся что-то сказать Данку в спину, повернулась и исчезла за полуприкрытой дверью. Данка постояла немного в темноте, прислонившись спиной к стене. Затем скользнула в соседнюю тёмную горницу, на ощупь нашла разобранную постель, легла вниз лицом, не раздеваясь, и через минуту уже спала.

Данку разбудил сон. Тот самый, который изводил её все эти месяцы, заставляя по нескольку раз за ночь с криком просыпаться и садиться торчком, обхватывая руками содрогающиеся плечи. Ей снова снилась пустая, залитая мертвенным светом луны дорога и длинная тень на ней, и шевелящийся, страшный туман впереди. Она шла по дороге, чувствуя боль во всём теле, видя, как капает в пыль кровь из рассеченной отцовским кнутом брови - чёрные капли в лунном свете. Клубы тумана бродили, как живые, в двух шагах, но Данка всё шла и шла и никак не могла скрыться в тумане, хотя этого ей хотелось больше всего. А потом вдруг подступило удушье, и туман разом укрыл её с головой.

И, задыхаясь и отчаянно крича, она полетела куда-то вниз, вниз, вниз… С хриплым воплем Данка села на кровати, затравленно огляделась. Тумана не было, луны тоже. Близилось утро, и на мокрый подоконник уже лёг серый ранний свет. Тяжело дыша, Данка откинула с вспотевшего лба волосы, закрыла лицо руками - и вдруг резко отняла их, почувствовав, что в комнате она не одна.

– Кто здесь? Варька, ты?

Тень, стоящая у порога, шевельнулась, и перепугавшаяся вконец Данка поняла, что это мужчина.

– Эй, ты кто?! Пошёл вон, я орать начну!

– Не надо.
– шёпотом сказал пришедший. Быстро подошёл, и Данка узнала Кузьму.

– Вот как дам сейчас промеж рогов! Ты что, чяворо?! Рехнулся?! Убирайся вон!

– Я уйду, не бойся, только послушай… Не кричи, послушай меня!

– Нечего мне тебя слушать! Кому сказано, уби…

– Замуж пойдёшь за меня?!
– выпалил Кузьма. Данка умолкла на полуслове.

Посмотрела на Кузьму. Уже без испуга, насмешливо переспросила:

– Чего?

– Замуж, говорю, пойдёшь?
– повторил он. Данка только махнула рукой:

– Иди, мальчик… не шути.

– А я и не шучу.
– обиженно сказал Кузьма. Сел на пол у кровати (Данка проворно поджала ноги); не глядя на Данку, сказал:

– Я тебя люблю. Правда, вот тебе крест. Согласишься - всё, что хочешь, для тебя сделаю.

– Ой, господи-и… - протяжно вздохнула Данка.
– Ты с ума сошёл? Сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Молодой ещё на вдовах жениться.

– Ничего не молодой! Тебе самой сколько?!

– Пятнадцать…

– Ну, вот и молчи! Дура…

– Да ладно, разобиделся… Не сердись.
– Данка, протянув руку, погладила взъерошенную голову Кузьмы. Тот вздрогнул, повернулся, и, встретившись с ним глазами, Данка перестала улыбаться.

–

Слушай, Кузьма… Ты уходи лучше. Я никому не скажу, будем считать – не говорили мы с тобой. Не нужно это вовсе.

– Почему?
– он удержал её ладонь, не пускал, хотя встревоженная Данка дёргала руку всё сильней и сильней.
– Ты же меня просто не знаешь… Я в хоре хорошие деньги зарабатываю, скоро ещё больше буду. Вся сверху донизу в золоте ходить будешь, в таборе такого не увидишь.

– А что твои мать с отцом скажут?

– А что они скажут?
– удивился Кузьма.
– Ты - такая красивая… И поёшь… Он умолк, чувствуя, как начинает гореть лицо. Данка, горько усмехнувшись, отвернулась. Долго молчала, глядя на то, как постепенно проявляются тени деревьев на светлеющей стене. Кузьма ждал, не выпуская её руки, смотрел на ворох тёмных, вьющихся волос, бегущих по спине Данки, по смятому одеялу, падающих с постели вниз. И вздрогнул, неожиданно услышав резкое:

– Иди сюда. Да живо, скоро проснутся все. Что делать, знаешь, или учить?

– Знаю.
– растерянно сказал Кузьма. По спине пополз жар. Судорожно вспоминая то, что происходило с ним минувшей ночью в постели толстой Февроньи, он сбросил на пол рубаху, влез на кровать, взял за плечи и повернул к себе Данку. Озадаченно спросил:

– Ты… плачешь? Не хочешь? Может быть…

– Да шевелись ты, дурак!
– зашипела она.
– Надумал жениться - так женись!

А нет - вон бог, а вон порог!

Больше Кузьма ничего не спрашивал. Едва дождался, пока Данка, ожесточённо дёргая тесёмки, развяжет ворот блузки, неловко обнял её, притянул к себе горячее, тоненькое тело, отвёл назад тёплую охапку волос, – и едва успел взмолиться: "Господи, помоги, не оставь в великой милости своей…" А через несколько минут со страшным облегчением понял, что Господи услышал, помог и не оставил.

…На другой день было ясно и солнечно. Варька проснулась от бьющего в лицо сквозь прореху в занавеске луча и сквозь дрёму подумала: "Взаправду ночью дождь шёл, или приснилось?.." Потом открыла глаза, с изумлением осмотрелась и начала вспоминать, по какой причине оказалась не в своей постели, а на полатях Макарьевны под старой овчиной. Пока она вспоминала, сквозь пёструю, местами рваную занавеску, отгораживающую полати от горницы, пробился смех что-то рассказывающего Кузьмы, возмущённые возгласы Макарьевны. Варька села, спустила из-под занавески ноги и спрыгнула вниз.

Первой, кого она увидела, была Макарьевна. Старуха стояла спиной к двери, уткнув кулаки в бока, и негодующе спрашивала кого-то:

– Да как же это так-то? Так сразу? Уже муж и жена? Ну, вы, право слово, с ума сошли! Грех-то, грех какой… Вот всё у вас, цыганёв, не по-человечески!

Без благословения родительского, без попа, без свадьбы… Варька, на ходу повязывая волосы платком, вбежала в кухню - и сразу же увидела Данку. Она стояла у окна, чинно сложив руки на животе. Её вымытые, расчесанные волосы были аккуратно убраны под платок. Но не под вчерашний, вдовий, а под новый - шёлковый, голубой, блестящий на солнце. Заметив Варьку, она слегка улыбнулась краем губ, отошла в сторону - и Варька увидела Кузьму. Тот сидел за столом и пил вино из чайной кружки - жадными большими глотками. Заметив Варьку, он смущённо заморгал и опустил кружку мимо стола. Данка едва успела подхватить её, снова улыбнулась углом рта, поставила кружку на подоконник. Подошла и встала за спиной Кузьмы.