Доступен каждому

Гарднер Эрл Стенли

– Он увидел вас за работой, и ему пришла в голову идея приглашать сюда людей, победивших в липовом конкурсе?

– Да.

– Много их уже побывало здесь?

– Не думаю, что мистеру Брекинриджу понравится, если он узнает, что я вам это рассказываю.

– Послушайте, Долорес, мы с вами вместе работаем на Брекинриджа. Я спрашиваю вас для того, чтобы между нами установились не только деловые отношения. Вы считаете, что мы вмешиваемся в личные дела Брекинриджа?

– И это тоже. – Она задумалась.

– Я не хочу делать

ничего, что может представлять опасность для вас и вашей работы. Эта работа мне тоже нравится. Брекинридж – человек неглупый. Он послал меня сюда, так сказать, в порядке эксперимента… До меня здесь были другие. Что с ними стало?

– Не знаю. Они больше не возвращались. Для них эта работа была одноразовым предприятием.

– Вот именно. А я не хочу быть одноразовым предприятием. До завтра, Долорес.

Мгновение она колебалась, потом сказала ласково:

– Доброй ночи, Дональд, – и удалилась.

В коттедже Мелиты Дун свет уже не горел. Она легла спать полчаса назад. Очевидно, она не теряла времени на долгий косметический ритуал, как многие женщины, которые уделяют массу внимания своей внешности перед сном.

Я со всех сторон осмотрел свой коттедж. Он состоял из крыльца, небольшой гостиной, спальни, ванной, большого чулана, газового обогревателя и маленького заднего крыльца.

По утрам и вечерам здесь бывало прохладно, и тогда в коттеджах затапливали две печи: одну – в гостиной, другую – в спальне. Маленькое заднее крыльцо предназначалось для дров. С появлением газа были установлены газовые обогреватели, и необходимость запасать дрова на зиму отпала. Между моим коттеджем и коттеджем Мелиты Дун было около десяти футов. Окно ее спальни было несколько смещено относительно моего, и я мог видеть лишь один угол ее спальни.

Очевидно, Мелита любила дышать свежим воздухом – окно ее спальни было открыто, и тюлевые занавески раздвинуты для циркуляции воздуха.

Я разделся, принял душ, надел пижаму, забрался в постель и заснул.

Не знаю, сколько прошло времени, когда я, вздрогнув, резко проснулся. Меня разбудил не то шум, не то еще что-то.

В углу моей спальни был яркий свет.

Я вскочил с постели и пошел к двери и только тогда осознал, что источник света – окно спальни Мелиты Дун.

Подойдя близко к своему окну, я смог видеть угол ее спальни.

Я увидел движущуюся тень, затем другую. Несомненно, теней было две.

Послышался голос мужчины – низкий, настойчивый бас. Женский голос произнес что-то очень быстро, и вновь заговорил мужчина – на этот раз властно и грубо.

Неожиданно в поле моего зрения появилась Мелита Дун.

На ней была тонкая ночная рубашка, а поверх нее почти прозрачный халат.

Рука мужчины схватила ее запястье.

Я не видел мужчину. Видел только его руку и на ней кольцо. Массивное золотое кольцо с рубином. Я отчетливо видел его красный блеск.

В первый момент я не был в этом уверен, но кольцо очень походило на то, которое в тот день было на руке Хелманна Бруно.

Внезапно свет в коттедже Дун погас. С того момента как я проснулся, прошло не более двух минут.

Я осторожно поднял свое окно, но ничего не услышал. На цыпочках прошел к входной двери и приоткрыл ее на тот случай, если Бруно будет проходить мимо моего коттеджа. Я хотел видеть, как он идет: быстрыми, нормальными шагами или опираясь на трость.

Прождав минут десять, я на цыпочках прошел к запасному выходу, вышел на крыльцо и посмотрел на соседний коттедж.

Он имел точно такой же, как у меня, запасный выход и такое же заднее крыльцо. Бруно мог легко обойти мой коттедж и выйти на тропинку.

Тропинка не была мощеной. По ней в коттеджи доставляли мебель и провизию. Грязи на дорожке не было, потому что в здешней почве много превратившегося в песок гранита, но и совершенно твердой ее нельзя было назвать.

Я оделся, сунул в карман маленький фонарик и вышел через запасный выход. Стараясь держаться в темноте, я вышел на тропу, снял пиджак, накрыл им фонарь, чтобы он не отбрасывал по сторонам свет, и начал обследовать почву.

На дорожке четко отпечатались следы мужской обуви, которые вели к коттеджу Бруно.

Я не решился идти по ним до конца, но проследовал достаточно, чтобы убедиться, что мужчина шел нормальным, здоровым шагом.

К сожалению, я ничего не мог поделать со своими собственными следами. На таких дорогах любой движущийся предмет оставляет след, и опытный следопыт способен обнаруживать почти незаметные отпечатки.

Я, конечно, мог бы скрыть свои следы, разглаживая землю ладонями, но, боюсь, это привлекло бы еще больше внимания.

По утрам ковбои узнают по следам верховых и вьючных лошадей, где стадо останавливалось на ночь. Они не только хорошо читают следы, но и замечают все мелочи, выходящие за рамки обычного.

В итоге я повернулся и пошел обратно, не пытаясь уничтожить свои следы. Я был уверен, что Бруно не догадается, что кто-то следил за ним, но знал, что любой ковбой, который проедет по этой дороге верхом, следы увидит. Если он проедет на джипе или пикапе, то может не обратить на них внимания. В крайнем случае, меня могли заподозрить в распутстве, так что стоило рискнуть.

Стараясь держаться в темноте, я тихо обошел коттедж, вернулся в свой и лег спать.

Глава 5

Крамер сказал мне, что по утрам лошадей кормят около шести, седлать начинают в начале восьмого, потом их чистят и готовят к утренней прогулке, которая в обычные дни начинается в половине девятого. Два или три раза в неделю, когда отдыхающие завтракали в пути, прогулка начиналась немного раньше.

В это утро прогулки с завтраком не предусматривалось, и примерно в половине седьмого я зашел в конюшню, чтобы осмотреть ее.