Дот
Шрифт:
По жаре, в обход холма… Очень убедительная пауза.
— Да, — вспомнил майор Ортнер, — среди убитых должны быть ребята в камуфляже. Разведчики. Возможно, они лежат рядом с дотом. Нужно подобрать всех. Осмотреть все воронки. Будет не дурно, если вы лично побываете там, на самом верху. Переоденьтесь во все солдатское (кстати — не забудьте сменить сапоги). Сходите только один раз: ни к чему испытывать судьбу. И предупредите ребят: если рядом будут русские — никаких попыток напасть на них. Конечно — если хотят остаться живыми…
Обер-лейтенант стоял бледный. Майор Ортнер смотрел на него без любопытства, просто смотрел. Наконец обер-лейтенант смог выговорить:
— Вы доверяете атаку с тыла мне?
Майор Ортнер кивнул.
— Сколько людей я могу взять?
— Шестерых, которые уже побывали там, и десяток-полтора по своему усмотрению.
Обер-лейтенант пытался думать, но сейчас ему это было трудно.
— Я их заранее отберу, господин майор. И устрою так, чтобы они побывали с носилками вместе со мной на самом верху.
— Только заранее не предупреждайте их о том, что им предстоит…
Разведчиков нашли метрах в двадцати от дота, в неглубокой яме, как говорится, рукотворной. Она уже успела зарасти однолетней травой, была прямоугольная и непонятного назначения. Очевидно, начали копать прошлым летом, затем оставили это дело, но забросать землей в голову не пришло. Очень по-русски. Разведчики были убиты не здесь; сюда их принесли и сложили аккуратно, штабелем в два с половиной ряда, головами на восток. Они были изрядно присыпаны землей: бомбы и мины рвались рядом, обрушили невысокие стенки. К счастью, обошлось без прямого попадания, а то б и собирать было нечего. Кстати, на телах разведчиков были не только пулевые, но и ножевые раны, а двое были убиты и вовсе непонятно как — никаких следов. Вот и думай что хочешь.
Атака не удалась.
Взвод, наступавший от шоссе (отвлекающий удар), сломался неожиданно быстро. Едва перешли шоссе, как снайпер убил командира взвода. Затем унтер-офицера и ефрейтора, которые брали команду на себя. И того — троих. После чего, одолев не больше сотни метров склона, редкая цепь залегла. Снайпер больше не стрелял — не хотел выдавать своего укрытия, и крупнокалиберные так и не пальнули ни разу — не было нужды. А не стреляли крупнокалиберные — молчали и МГ, которым некого было подавлять. Если бы не минометная канонада в тылу дота — вполне мирная картина: на тактических учениях взвод готовится к последнему броску на позицию условного противника. У майора Ортнера даже зла на них не было. Он понимал, что сейчас чувствуют солдаты. Когда атакуешь врага, которого в этот момент глушат и выковыривают из земли бомберы; когда над самой головой с сабельным звуком проносятся снаряды — туда, туда, убивая врага; и пусть то здесь, то там — рядом — шлепаются осколки, — ты знаешь, что врагу стократ хуже. А самое главное — ты в процессе, некие огромные лопасти перемешивают вязкую массу, частица которой — ты, и хотя страх никуда не делся, и он как паук облепил твое сердце, и давит, стискивает его, — но общее движение сильнее, инерция толкает тебя вперед… А когда лежишь, открытый со всех сторон, и тишина, и ничего не происходит, и знаешь, что снайпер или пулеметчик могут в любой момент (вот так ему почему-то захотелось) пометить тебя пулей, приколоть навсегда к земле, как бабочку к листу бумаги булавкой… не кого-то другого, не Ганса и не Фреда — почему-то именно тебя… шелохнешься — а он обратит на тебя внимание… О какой атаке тут может идти речь!.. Майор Ортнер понимал все это, но не давал сигнала к отходу, ждал, чем закончится атака в тылу дота.
А там все сразу пошло не по задуманному.
Оба снайпера погибли еще до начала атаки, до того, как ударили минометы. Не убереглись. Очевидно, их заметили, когда они выбирали позиции. Уцелевшие солдаты говорили, что слышали два выстрела с холма (эти выстрелы слышал и майор Ортнер), но не придали им значения: в это время они были еще на исходной, за соседним холмом. До воронок добрались без потерь, но в первой же перебежке был убит огнеметчик. Обер-лейтенант велел надеть огнеметную амуницию другому солдату, однако и тот погиб сразу, перебегая в следующую воронку. Была еще одна попытка подобрать огнемет, причем этого солдата прикрывали огнем все остальные. Но русский стрелял быстро и без промаха. Возникал на миг над дымящимся от пуль бруствером, винтовка взлетала к плечу — и уже исчез. А ведь без снайперского прицела винтовка, это заметили все…
Следующим погиб обер-лейтенант…
До ночи было еще далеко.
Опять подбирали убитых (к счастью, их было совсем не много), опять хоронили. Русские не закрывали эту щель, солдаты уже не удивлялись ей. Как быстро человек привыкает к чуду! — думал майор Ортнер. Для солдат это всего лишь правила игры. В других местах — в остальном мире — эти правила иные; мало того: в остальном мире эта игра идет совсем без правил. А здесь, возле этого холма, в радиусе полета пули, возникло какое-то силовое поле… Впрочем, нет; почему — «возникло»? Это русские его создали. Они создали — а я принял. Я первым это понял и принял. Сперва я, а затем мои солдаты. И так хочется знать, что солдаты думают об этом! — так ведь не спросишь, нельзя…
Во время похорон — третьих в этот день!.. — майор Ортнер подумал, сколь гнетуще, должно быть, они действуют на солдат. Но вариантов не было: жара, тела начинают разлагаться уже через несколько часов; в другое время и в другом месте они бы так и остались лежать, распухая на глазах, с каждым дуновением ветра напоминая о себе приторным зловонием… и как подумаешь, оказавшись во время атаки рядом, что и тебе, быть может, суждено вот так же гнить с выклеванными глазами… и в то же время, если знаешь, что и после твоей смерти тебя не бросят, как падаль, что кто-то о тебе позаботится, а может быть даже и погорюет… Мысли путались. Меня несет, как щепку течением, думал майор Ортнер. Я поставлен в обстоятельства, в которых от меня зависит так мало! И делаю — что могу…
Потом он получил связь, и буквально через минуту на него вышли господин генерал. Господин генерал не ждали никаких отрадных вестей, но и не позвонить не могли. Разговор получился сдержанный, фразы складывались из общих слов. Паузы между фразами, даже между словами, были дольше обычных, но в этих паузах не было ничего, кроме пустоты. Майор Ортнер понимал, что господин генерал прислушиваются не к его словам, а к интонации: им нужно было понять, действительно ли этот майор убежден в успехе, нет ли в его голосе ноток растерянности. Таким ноткам не с чего было взяться, для них не было струн. Была усталость, ну да это понятно; должно быть — слышалось и упорство. Но специально майор Ортнер ничего не делал со своим голосом, — не было нужды.
В этот день была еще одна бесплодная атака. В ней не было смысла — для нее ничего новенького майор Ортнер придумать не смог. Устал. Устал от жары, от раны, от напряжения. Еще днем были силы контролировать себя, расслабляться, а потом — вдруг — тело наполнилось тяжестью, налилось ею до краев, так что если бы в глубине и засветилось нечто, оно бы там и погасло, не имея сил всплыть, чтобы сознание смогло слепить из этого света мысль. Но от майора Ортнера ждали, что он будет снова и снова атаковать. Получите.
Под вечер прибыли две свежие роты. Прибыла санчасть с двумя хирургами (первым делом они снова прочистили рану майора Ортнера, после чего ему стало объективно легче). Прибыла команда комендоров с офицером — на батарею гауптмана Клюге. Прибыла батарея тяжелых гаубиц, чтобы поддерживать атаки огнем из-за соседнего холма. Команда снайперов. Огнеметчики. Боеприпасов навезли столько, что об экономии можно было не думать. С наступлением темноты майор Ортнер направил своих солдат в траншею: копать, пока траншея не станет удобной и безопасной. Уцелевших комендоров и новую команду отправил закапываться с пушками на той позиции, которую выбрал Клюге. «Чтобы только стволы торчали…» Около полуночи позвонили господин генерал: