Дождь для Данаи (сборник)
Шрифт:
Самые загадочные вещи – сгустки прозрачности. Что может быть таинственнее невидимки?
На поверку «Сохрани…» – совсем не темное, хотя, кажется, вполне «каббалистическое» стихотворение.
Вот некоторые конспективно размашистые смычки.
1. «Смола кругового терпенья» – древесные кольца, капельки смолы на свежем спиле плахи: сруб.
1.1. Несчастье и дым вот откуда: ДЕГОТЬ – смолистая и пригорелая жидкость, выгоняемая из бересты огнем. «Гнать, сидеть или курить деготь». «Ложка меду, а бочка дегтю, так на свете живется».
1.2. Важно: деготь связан с письменностью, не
2. Семь плавников рождественской звезды – И. Х. тиос – и снова казнь. Отражение в глубинной плахе – кольца суть ярусы сруба, сужающиеся в перспективе глубины: голова заглядывает в колодец так же, как ложится, заглядывая в смерть, на плаху.
3. Днем в колодце можно увидеть звезды. Семь плавников + треугольник самой рыбы = 10 – число вершин древа сефирот. Кстати, проекцию рыбы на сефиротическую схему не видел никогда, хотя сейчас такой способ кажется очевидным.
3.1. Графическая основа начертательной формулировки теоремы Дезарга – десятиугольник (3 + 3 – два формообразующих треугольника + 1 – точка, связывающая пучок прямых соединяющих соответствующие вершины пары треугольников = 7 + 3 – коллинеарные точки пересечения лучевых сторон треугольников = 10; прослеживается ли при этом в схеме теоремы связи сефиротического древа, еще предстоит выяснить). Смысл теоремы Дезарга имеет внятную метафизическую интерпретацию: актуализация бесконечности – впервые в истории математики этой теоремой вводится аксиоматика [проективной геометрии], которая допускает пересечение параллельных прямых (плоскостей) в бесконечно удаленной точке (прямой). Начала этой новой геометрии были разработаны Брунеллески и находятся в базисе мысли Возрождения о Перспективе.
4. «Отец мой, мой друг и помощник мой грубый» – кажется простым, что это – «отец» И. Х., но сложным и более глубоким, что это – Язык.
5. «Дремучие срубы» – таким образом (см. п. 4), срубы – это стихи.
6. «Князей на бадье» = казни на плахе (см. п. 2); к тому же бадья как бондарное изделие, охваченное обручами, – тот же колодец, сруб.
7. «Городки» (которые «насмерть зашибают в саду») – последние выкладываются под биту из круглых чурочек наподобие колодезных срубов. Следовательно, составленные срубами городки зашибаются прихотью биты – длани Всевышнего, т. е. казнью. Потому городки = стихи, мир. См. Ниневия, Содом и прочие ветхозаветные казненные города.
7.1. И еще – может быть, впрочем, довольно поверхностно, в порядке интертекста, пренебрегающего причинно-следственными связями: «городки зашибают в саду» – стук крокетных молотков в саду в том эпизоде, кульминационном, «Митиной любви», где Митя от боли решает умереть – от любви.
«Митина любовь» = «Митина смерть».
8. «Прохожу хоть в железной рубахе» – жертва одушевленностью (хитиновый покров Замзы); а также – преображающие рубашки для гусей-лебедей, сотканные из крапивы, из Андерсена; но точнее – панцирный Голлем, символ отказавшегося от «Я» слуги, «вдухновленного» словом; однако Голлем – также и символ бунтарской
9. «И для казни петровской» – «петровская казнь» есть символ Просвещения. Если понимать христианство как проекцию (на деле – инверсию) света иудаизма на языческую темень (возможно, что проекция искажена настолько, что источник не подлежит восстановлению, хотя вряд ли), то «заглядывание в колодец» суть казнь Логоса, жертвоприношение ради Просвещения, света Речи, которая сохраняется благодаря жертвованию.
Один из цадиков, отражая адаптированность христианства к язычеству – в противоположность иудаизму, сказал так: «Чтобы рубить лес, берут топорище из того же леса».
9.1. Кстати, о «казни петровской» см. буквально в «Епифанских шлюзах». Царь «прорубал просветительское окно» каким топором? откуда брал топорище? В «Шлюзах» по царскому приказу европейского (английского) ирригационного инженера кат в кремлевской башне казнит без топора, но тем же методом прорубания: в рифму к уже прорубленной Европе.
10. Но главная «каббалистическая» составляющая стиха – в вертикальном, структурированном ярусами сруба, кольцами древесной плахи – Языка, – движении Духа.
10.1. Итак, корявый подстрочник смысла «Сохрани…» таков: звезда И. Х., составленная одновременно из основ иудейской мистики – древа сефирот – и главной теоремы Возрождения, видна в колодезной темноте благодаря жертвоположению головы на плаху-колодец, которая(ый) также и берестовый лист – благодаря дегтю – т. е. бумага, т. е. словесность; в результате найденного топорища совершается самопожертвование – Языку, на плахе городков-колодца-стихов (стихи даже графически выложены срубом строф) – и жертва эта просветительская: Петр I и Мандельштам оба акмеистически тосковали по мировой (европейской) культуре, в которую без жертвоприношения (жертв) было не проникнуть.
Attendez!
«Пиковая дама» – произведение малопонятное и стоящее одиноко среди шедевров зрелого Пушкина. Будучи поверхностно воспринято – и современниками, и некоторыми восприемниками (среди последних П. Чайковский и мудрый В. Ходасевич) – как «толкование случая», или фантастика, данная через «вмешательство демонских сил в реальность», эта повесть явилась той мощной пружиной, что в конце XIX века запустила ураган психологической прозы.
К глубинным слоям «Пиковой дамы» современность, по обыкновению, оказалась особенно глуха. «Северная пчела» писала: «Содержание этой повести превосходное. Германн замечателен по оригинальности характера. Лизавета Ивановна – живой портрет компаньонок наших старых знатных дам, рисованный с натуры мастером. Но в целом важный недостаток <…> – недостаток идеи». [22]
В. Г. Белинский: «В повести удивительно верно очерчена старая графиня, ее воспитанница, их отношения и сильный, но демонически-эгоистический характер Германна. Собственно это не повесть, а анекдот: для повести содержание – „Пиковой дамы“ слишком исключительно и случайно. Но рассказ – повторяем – верх мастерства».
22
Северная пчела. 1834. № 192.