Дождь Забвения
Шрифт:
Когда Скелсгард с Ожье покинули кафе на бульваре Сен-Жермен, небо уже посветлело. Стало больше машин, открытых окон, прохожих на улице. Город просыпался.
– Посмотри с другой стороны, – сказала Маурия. – У нас нет возможности распознать симуляцию – по крайней мере, пока здешняя наука на уровне наших тысяча девятьсот тридцатых. Но есть и очевидный тест на реальность.
– И какой же?
– Для начала предположим, что все вокруг реально, сделано из более-менее нормальной материи. Может быть, кто-то – или что-то – создал это место как резервную копию настоящей Земли. Намеренно или нет, копия пробудилась к жизни и начала развиваться. То есть перед нами настоящая планета, населенная настоящими людьми. Физика здесь обычна и безукоризненна. Единственная фальшивка – небо.
– Потому что мы внутри АБО?
– Именно. Какие бы еще функции оболочка ни выполняла, она должна, по идее, обеспечить достоверную иллюзию неба для здешних жителей.
На другом берегу Сены солнце выглянуло из-за крыш.
– И что же это? – спросила Ожье, кивнув в его сторону.
– Ложное солнце. Источник тепла и света, не более того. Мы же знаем, для настоящего солнца в АБО места нет. Чем бы ни было это жаркое пятно, оно попросту нарисовано на внутренней поверхности АБО.
– По мне, настоящее солнце.
– Конечно, но ты же прикована к поверхности планеты, c ограниченными возможностями наблюдения. Как и все местные.
– А луна? Она реальна?
– Мы не знаем. Она выглядит реальной, а данные прогров указывают на то, что многие планеты внутри АБО имеют спутники. Но нам не слетать и не проверить, и, значит, она вполне может оказаться из зеленого сыра. Как бы то ни было, что-то вызывает лунные приливы, да и с влиянием Солнца тут все в порядке. Изготовители этого места, несомненно, обеспечили все очевидные эффекты.
– Конечно, ведь иначе подделку не скрыть.
– В точку!
– А как насчет неочевидных эффектов?
– Их проверку даст астрономия. Видишь ли, Ожье, при всей ограниченности науки вряд ли на Земле-Два удастся всегда поддерживать иллюзию. Можно подделать солнце, луну, звезды в ночном небе. Можно даже сымитировать параллактическое движение звезд, создав иллюзию обращения Земли вокруг Солнца, изобразить эллиптичность орбит и многое другое. Но у имитации есть предел. Конечно, он недостижим для здешней астрономии. Но ведь тут нет радиоастрономии, нет телескопов на спутниках. Я сомневаюсь, что с их изобретением иллюзия протянет долго.
– Но в пятьдесят девятом году у нас уже была радиоастрономия!
– Еще один побочный продукт Второй мировой войны. К семидесятым у нас появились космические телескопы и межпланетные корабли. Ожье, любая такая игрушка здесь – конец обману.
– Что же случится, когда население узнает об иллюзии?
– Можно лишь догадываться. Полное крушение общества в кратчайшие сроки? Или, наоборот, мощный рывок прогресса, разработка инструментов, позволяющих выбраться за пределы оболочки? Если случится рывок, думаю, пары поколений им хватит, чтобы пробиться в космос.
– Могут и нас догнать, – предположила Ожье.
– Несомненно. Я не исключаю, что в ближайшее время у них появится средство проверить иллюзию на прочность. Если они найдут ошибку, деталь, не укладывающуюся в картину мира, значит вокруг нас симуляция. Она не может быть настолько идеальной, насколько захочет ее создатель. И мы наконец-то убедимся, что это не настоящий тысяча девятьсот пятьдесят девятый год.
– Да неужели еще не ясно? Карты же говорят, что эта история – не наша.
– Но полной уверенности у нас нет. Мы делаем заключения, основываясь на доступном знании истории. С ним не согласуются карты этого мира.
– Само собой, как же иначе?
– Но историческая картина, находящаяся в нашем распоряжении, – искусственная конструкция, собранная из обломков, уцелевших после Нанокоста. Она неполна и, скорее всего неверна во многих ключевых деталях.
– В незначительных деталях.
– Может быть, да, а может, и нет. Неполнота сведений дает идеальную возможность подправить историю, предъявить версию прошлого, устраивающую чьи-то сегодняшние интересы.
– Это попахивает паранойей.
– Я всего лишь хочу подчеркнуть: когда мы судим о здешнем пятьдесят девятом годе, нужно иметь в виду неполноту и возможную ошибочность нашего знания истории.
– Но тем не менее… ты же, надеюсь, не веришь, что здесь и в самом деле открылось окно в прошлое?
– Мы это обсуждали, и очень серьезно. Не хотелось бы напортачить с нашим собственным прошлым. Потому-то и позвали в команду твою предшественницу.
– Сьюзен?
– Да. Ей поручалось собирать данные, приглядываться, сопоставлять информацию с нашим знанием истории. Она сумела обнаружить несколько фактов, неоспоримо противоречащих результатам раскопок на Земле-Один, – например, здания и иные сооружения, пережившие на Земле-Один Нанокост, но уничтоженные здесь. Сьюзен уже с уверенностью утверждала: Земля-Два не является окном в наше собственное прошлое.
– Я рада, что хоть в этом есть определенность.
– Сьюзен оставалось собрать воедино все доказательства и подготовить окончательный доклад. Но она отвлеклась…
– И погибла, – мрачно добавила Ожье.
– Да.
Верити замедлила шаг:
– Как думаешь, коробка с бумагами имеет отношение к тому, что ты мне рассказала сейчас?
– Не могу сказать, пока не увидим, что внутри.
– Мне кажется, Сьюзен быстро пришла к заключению о том, что здешний мир вполне самостоятелен. Насколько я ее знаю, она вряд ли сильно сомневалась в отличии местного пятьдесят девятого года от нашего. Вопрос: что еще заинтересовало ее?
– Она не прекращала исследовательскую работу. Не в ее характере сдать доклад и забыть о главном. Она хотела понять, что же происходит на Земле-Два, кто ее сделал и для чего. Сьюзен решила выяснить, в какой именно момент истории Земель разошлись и что послужило тому причиной. Может, постепенное накопление мелких случайных изменений, породивших в конце концов лавину – как в эффекте бабочки? Или чье-то намеренное локальное воздействие изменило историю? Если да, то кто ответствен за это? Остался ли он по-прежнему на сцене, действует ли тайно, управляя событиями?