Дозорная ветка. Стихи и переводы

Бровка Петрусь

10

В бор возвращаюсь — дыхание теплого ветра луг цветоносный и пашни отцов овевает. Свыше предписано право, которым владеем, не выбираем путей, но вкушаем свободу. Дети растут, и не старится мощное племя! Общими силами землю свою охраняем, но понимаем, что нету надежнее стража, чем изобилие жизни и мир настоящий! Солнце встает, и отвага зовет на охоту. Тот, кто сильней, тот быстрее прорвется к загону. Всюду недобро, однако, свирепость и злоба подлым путем прорываются к призрачной власти. Ненависть точит несчастных правителей наших. Зависть не раньше, чем сердце врага, затихает. Часа единого им не дано без тревоги. Празднуют горе, чванливо считая победы, после которых сомнительны общие силы. Грабят себя! Победитель увозит добычу, а побежденный в печали спешит на чужбину и опасается стрел отдаленной отчизны. Следом за ним и жена поспешает в изгнанье. В страхе она, потому что толпа озверела и не гнушается самой постыдной забавой. Случаи часты — отдав на заклание зубра, самка с детенышем к новому стаду прибьется. Вместе с весною и бодрость вернется и сила. Все позабудется. Вот как нежданные беды верность ломают и ставят любовь под сомненье.

11

Матери

Первой [2] наказ не нарушил потомок и вековечит заботой богатства лесные, предпочитая сиянию звонкого злата золото осени в рощах своих и дубравах. Смотрит за ними народ, глубоко убежденный в том, что деревья, и пашни, и реки, и долы неразделимы. Хотя корабли прибывают с разным товаром и глаз удивляют работой. Живы леса! И шумят неизбывные реки. Быстро плоты проплывают с дарами природы, соединяя далекие области наши. И плодородная почва не требует пота. Жнивом веселым пестрит урожайное поле. Скот многочисленный бродит в поемных долинах. Зреют сады. Табунами проносятся кони. Все у нас есть, что имеют другие народы. Но из всего выделяем зеленые недра, не от спесивости ценим их выше чужого, ценим обилие меда и желтого воска, смол корабельных и меха для зимней одежды. В мае дубы посылаем в широкое море. Строят из них корабли и дома воздвигают. Новых купцов отправляют безлесные страны. В дружбе клянутся. И наша земля не скудеет. Всюду деревья растут с удивительной силой, б'oльших размеров, чем здесь, ты нигде не увидишь! Может быть, скажешь, что эти деревья бесплодны? Белки на ветках висят, и куницы играют инеем черным. А желуди, птицы, и пчелы, и бескорыстная щедрость цветов безымянных? Благоухание меда стоит на полянах! Заняты делом с утра и мужчины и дети, ульи в деревьях долбят высоко над землею. Сети трясут и гусей добывают стрелою. Падает птица. И зрелища нету прекрасней. Много всего! И глухарь, как зовет его Плиний, здесь обитает — двойная добыча охоты — тело врачует от разных болезней, а также радует душу веселым своим опереньем. Разные люди, как могут, его добывают. Бьют из мушкетов и в соснах готовят ловушки. Пусть добывают! Для всех наш закон одинаков. Жизни достойный, достоин еще и свободы.

2

Первая Матерь — Родина.

12

Эту свободу нам дарит обилие края, кстати, замечено мною, что зверь неуклонно силу теряет и рыба в реке пропадает, если хозяин ведет себя слишком стесненно и почему-то стрелять и ловить забывает. Сколько садов без общенья с людьми одичало? Та же причина — бессмысленность плодоношенья. Дивное что-то у нас происходит в отчизне! Видимо, бог захотел, чтобы все перед нами было открыто и каждому в меру доступно, либо волшебные силы участвуют в жизни, тайный туман покрывает рожденье и гибель, необычайное нечто наш разум тревожит. Бредням и сказкам не верю, но все же замечу — странная сила присуща на севере зелью, эта же сила и в песнях гуляет и в слове, сущая правда, хотя христианская вера пытке огнем подвергает за тайную ересь. Всех, кто отмечен молвою и кто не доносит,— сразу хватают и вяжут и в воду бросают, если увидят, что тонет, — считают невинным, если не тонет, — виновным его называют. Помню, как жертва барахталась в темной пучине, но не могла погрузиться в нее с головою, словно волна от несчастного прочь убегала, кровь цепенела, толпа исступленно кричала, чудилось мне, что вода на себя не похожа, даже огонь справедливей к злодею, и все же лучше природы ничто не очистит нам душу, ясные дали и дальние цели охоты много целебней для нашего слуха и зренья всяких кошмарных видений и хитрого зелья.

13

Зверь начеку! Но и ты, как всегда, наготове. Ветер хрипит и звенит от собачьего лая. Замерли в роще седые от инея кони. Эй, берегись, пропадешь, ерунду вспоминая! Думай о том, что затравленный зверь на свободе чувством и разумом нас превосходит внезапно. Долго не ждет. Да и песня моя об охоте тоже не больше, чем краткое время, потерпит. Рык раздается — медведь напоролся на пику! Взвизгнул кабан, неудачно стрелою задетый. Лик исказили и тело взбесили уколы воющих стрел. И пошла роковая потеха! Жуткая ярость хрипит в необузданной пасти, но, как дубина, ударила меткая пуля. Зверь налетел на березу, и лопнула древо, как от мороза! И дальше умчалась погоня. Дрогнул простор. Это зубра, достойного песни, в чаще далекой почуяли наши собаки. Легкие стрелы, как молнии в бешеной туче, в шкуре блеснули, и гром загремел из дубравы. Зубр, озираясь, к загону помчался прыжками, в зарослях просек после себя оставляя. С громкими криками всадники вслед поскакали, гул прокатился и к утренним звездам вознесся. Зубр заметался — стена преградила дорогу. Замер в раздумье — куда повернуть от погони. Дротики тут же с шипением в шкуру вонзились. Кровь запылала, и страх перекинулся в злобу. Первым ударом собак расшвырял по загону! Болью пришпоренный, новых врагов обнаружил и на людей обратил распаленную ярость. Копья, свисая с него, застучали о сосны. Юноши, хлопнув бичами, рванули поводья и врассыпную погнали коней в бездорожье. Только свернув и отпрянув, спасешься от зверя — бешеный бег беспощадного мимо проносит. Если же струсишь и слепо рванешь напрямую — самой короткою к гибели будет дорога. Страх обуздай! Потому что и вправду громаден, вдвое громаднее телом, растянутым в беге… Ветер огромную гриву его развевает. В чаще висят разноцветные клочья погони. Вновь окружили! Опять острие полетело. Некто, богатствами знатен и родом известен, вооружился мушкетом и тешил надежду встретиться с зубром. Стоял он, укрытый ветвями, вдруг, словно дымное облако, зверь появился. Через кустарник насевшего пса перебросил! Стал озираться — откуда ужалила пуля? Насторожился и гневно пылающим оком рощу обвел. И хотя находился далеко, вдруг ужаснулся несчастный владелец мушкета. «Зубром замечен!» — подумал и умер от страха. Так и стоял невредимый, укрытый ветвями, только на голос друзей не хотел отзываться. Видно, подействовал пагубный взгляд Василиска. Темное дело! Безвольный, однако, мужчина. Все

удивлялись, что зверь находился не близко, и насмехались над этой трусливой кончиной! Там и зарыли. Двустишье гласит на могиле: «Разве рок виноват. Зубра бешеный лик Лаурина убил. Здесь покоится он».

14

Впрочем, и сильные тоже в лесах погибают. Но из всего, что увидеть пришлось на охоте, самое страшное — зверя прыжок разносящий… Вот он опять ненавистно вбирает ноздрями воздух, отравленный порохом, потом и псами. Всех без разбора считает причиною боли. Все, что увидит, хватает рогами и вертит, в землю вбивает и вдруг над собою бросает. Ливень мясной высоко на ветру холодеет. Лошадь с распоротым брюхом с березы свисает. С жалобным криком, ломая рога о деревья, встречный олень кувыркается после паденья! Глухо стучит голова о промерзшую глину, дикий кабан волочит перебитую спину. Видели мы и медведей, растерзанных зубром только за то, что с тропы отступить не успели,— в разные стороны клочья от них полетели! Снег задымился. Березы обрызганы кровью. Птицы бесстыдные в воздухе мясо хватают. Вороны рвут потроха на изломанных ветках. Лошадь искромсана вся! Но почти невредимый, всадник застрял на вершине. И это случалось. Так что без выдумки мы обойдемся и дальше. Новую жертву внезапным прыжком настигает и увлекает ее за собой, как стремнина. В снежной воронке несчастный пловец завертелся, свежая кровь потекла по рогам беспощадным — хруст позвонков и ревущее облако пара! Черная стая мелькает, едва поспевая, вслед за кормильцем. Куда понесется безумный? Кто на примете? Ни зверь, ни охотник не знает! Вдруг повернул, возвращается к месту убийства. Труп поддевает рогами, ворочает, топчет. Кости и мясо растерты! Тяжелые стрелы до оперенья вонзились в мохнатое брюхо. Шлепнула пуля. Истошно стрелки налетели. Дразнят зловещими криками, манят угрозой, но не всегда помогают расчет и сноровка. Что ожидать от быка, потерявшего разум? В поле просторней заигрывать с ним, но не просто выманить зверя из рощи в свободное поле. Длинные ветви тебя из седла вырывают. Будто ловушки, таятся кротовые норы, ноги цепляются в беге за крепкие корни, конь спотыкается часто, а там, где криница, подлая наледь тончайше присыпана снегом. Грохнулся всадник! Скорей попрощайся с лесами — зверь настигает! Взлетает бездушное тело. Шествует смерть по веселым дорогам охоты. Хватит! Потеха уже переходит в безумье. Всякой забаве полезна разумная мера. Всякое дело нуждается в точных границах.

15

Все-таки славлю охоту! Она пригодится, чтоб закалить молодежь для грядущих сражений и укрепить распыленные силы отчизны! Слава охоте! Враги нас врасплох не застанут. Не ожиреет в победу влюбленная воля, не одряхлеет, готовая к подвигу, юность!..

Верста

Янка Купала

Поэзия

Правду с неправдой горько и весело перемешайте — будет поэзия. Лето, ночь, месяц, кленик, черешня, парень и девушка, вот вам и песня. Жаркие клятвы, в чувствах свобода, вечная верность, вот вам и ода. Пуня, девчина, месяц, ограда, парень с гармошкой, вот серенада. Ловко подперта пуня соседняя. Батька с дубиной, вот и комедия. Зимка. Где парень? Девушка — мама. Слезы и прорубь. Вот вам и драма. Жизнь. Люди — шельмы. Бесятся с жиру. Честность поэта — вот вам сатира. Двор, замок панский, важная рада, спесь и почтенье — вот вам баллада. Свиньи, подпасок, хмурые дали, лапоть дырявый — мир пасторали. Добрый пан, панна… Сытая ласка кормит голодных, вот вам и сказка. Пан, хам и поле, пустая кладовка, три оплеухи, вот и концовка.

Петрусь Бровка

«Приду усталым и счастливым…»

Приду усталым и счастливым и попрошу я у земли: — Накрой меня крылом орлиным, крыло голубки постели. С тех давних дней, босых и бедных, я им завидовал в тиши,— с орлом кружился в синих безднах, но голубиной был души. Так пусть какой-то росной ранью, когда настанет мой черед, не грозный клекот-воркованье мне вечный ветер принесет.

Аркадий Кулешов

«Мерещилась мне слава близкой целью…»

Мерещилась мне слава близкой целью, когда в глубокой тишине ночной поэзия, как мать над колыбелью, задумчиво склонялась надо мной. Чтоб мальчик рос, не думая о чуде, чтоб не считали люди сосунком, полынью жгучей натирала груди и смешивала горечь с молоком. Поторопила возмужанья сроки стеклом разбитым и дресвой дорог. Рукою показала мир широкий и вывела босого за порог. С тех дней, когда подносят кубок славы, твержу себе: — Немедля отодвинь. И ремесло мое не для забавы, ведь на губах еще горчит полынь.

Максим Танк

Другу

Огрубели пальцы рук — столько скорбной мерзлой глины, столько холода и вьюг просочилось между ними… Столько солнца и добра, столько слез и столько горя, мелкой меди, серебра и зерна с родного поля, что вчера, припав к земле, я едва-едва услышал, как она, оттаяв, дышит, как теплеет на заре. А под старой грустной ивой, где слагал свой первый стих, отличить не смог, счастливый, пальцы друга от своих…