Драгоценности Парижа [СИ]
Шрифт:
Но почивать было некогда. Выйдя за ворота, Дарган вновь посмотрел на покрасневшее солнце, уже наполовину опустившееся за высокие шпили дворцов, затем заскочил в небольшой флигелек за хозяйской усадьбой. Вынув из висящей на стене саквы круг каймачьего сыру, отбил кусок, разломил его на несколько частей, торопливо пожевал. Остальное засунул обратно. Зачерпнув кружкой из бадьи воды, запил трапезу и сразу сунулся на выход.
— На ночные забавы собрался? — окликнул его Черноус, заросший темной щетиной казак. Он сидел на табуретке, оглаживая на колене суконкой острую шашку. — Не к той мамзельке, что возле Нотре Дама поджидала?
— А ни то, тебе одному ночами по лумырям шабалить? — огрызнулся Дарган, хотя на душе было неспокойно. На забавы он уходил в первый раз и чем они могли закончиться, не имел представления. — Схожу, коли приглашают.
— Пешкеш–то
— Без него никак?
— А как без пешкеша? — вопросом на вопрос ответил казак. Засмеялся. — Потом все равно флинту придется назначать, да не дедовским вот такенным ружьем, а за монета. По подарочку и посмотрят, какой выкуп с тебя брать.
— Никакого, я на серьезное не согласный. К тому ж в станице у нас такие скурехи с душеньками, что чихирю не хватит обновку отмыть, и флинту берут или пистонным ружьем, или деньгами, по его цене. А тут баловство одно, для приросту населения.
— А понравилась мамзелька?
— С чего ж тогда в ночные хаживать.
— Гонтарь с тобой настроился?
— Не, с него довольно.
Дарган вспомнил, что друг намекал на хозяйский схрон, который мусью зарыл где–то на подворье. Подумал, что надо бы выбрать время и прощупать углы, чтобы опередить с набегом на клад других охотников. А вдруг там таятся большие сокровища, за которые всегда можно будет выручить немалые деньги. Зыркнув по просторному базу, вздохнул и поправил кинжал на поясе, пора было отправляться на свидание.
— Тогда саул бул, казак, — оскалил белые зубы Черноус. — Будь здоров.
Дарган сразу заспешил по направлению к площади недалеко от церкви Нотре Дам, на которой договорился встретиться с девушкой. Заметил вдруг, что патрулей на улице прибавилось, но особого значения не придал. Даже если солдаты начали искать его с другом, вряд ли они чего добьются — среди терских казаков предателей не было. Он все еще был в сомнениях, правильно ли поняла его девушка и не помешает ли опять встрече ее долговязый ухажер. К тому же быстро темнело, по такую пору подружка не захочет высовывать нос на улицу сама. Но как только пятки ощутили грубоватые камни площади и Дарган остановил взгляд на ступенях перед входом в здание с колоннами, на душе у него отлегло. Даже в темноте можно было различить стройную фигурку в белом платье, стоящую на самой верхней площадке. Дарган шустро взбежал, схватил девушку за руки. Она прильнула к груди, обдав душистым запахом, исходящим от светлых волос, прячущих в локонах струящуюся по шее золотую цепочку с упавшим между грудями разноцветным медальоном. Он оглянулся вокруг, успел заметить, что за дальней колонной кто–то топчется. По спине прокатился неприятный холодок.
— Аллюр? — наклонился он к ее уху. — Или как его… лонж бульвар?
— Аллюр, аллюр, — радостно закивала она головой. — Ви, лонж боалевард, месье.
— Тогда опирайся о мое плечо, а то упадешь.
Они быстро заскакали по ступеням вниз. Выбежав на площадь, Дарган снова обернулся назад, странная тень отделилась от колонны, заторопилась за ними. Сомнений быть не могло, она принадлежала тому парню, который таскался за девушкой как в бане березовый лист за голой задницей. Значит, ситуация с партрулями в любой момент имела право повториться, нужно было оторваться от навязчивого ухажера во что бы то ни стало. Тем более, что в темноте раздался близкий цокот копыт, по крышам метнулись всполохи от горящего факела. Схватив девушку за локоть, Дарган потащил ее в черный омут улицы, ведущей к церкви. На ее задворках под крепкими стенами колокольни он успел заметить несколько копешек сена, видимо, заготовленных монахами для своих нужд. Когда казаки находились в патруле, кони без понуканий несли туда всадников, стараясь на ходу схватить губами пучки добросовестно просушенной травы. Лучшего места для уединения с иноземкой отыскать было трудно, мешал только навязчивый стук каблуков за спиной.
Как только Дарган завернул за угол какого–то дворца, он придавил девушку к шершавой стене, а сам метнулся назад. Дождавшись, когда парень вошел в темноту улицы, резким движением зацепил его за рукав рубашки, с силой рванул на себя, одновременно ладонью другой руки закрывая ему рот. Долговязый сунулся вперед, спотыкаясь о подставленную ногу, завалился на спину. Прижав его к мостовой, Дарган схватил за волосы, пару раз крепко стукнул головой о камни. Парень обмяк, раскинул белые ладони в стороны, и затих. Дарган поправил папаху, мягко направился к притихшей под стеной девушке. Вряд ли она что–нибудь поняла, торкнулась в его лицо пылающей щекой, зашарила упругими губами. Он снова поймал ее под руку, повлек к освещенной факелами площади перед собором Нотре Дам. Вдоль кирпичной стены они заскользили на задворки, туда, где на ограниченном постройками пространстве были сметаны несколько копешек сена. По площади проскакал ночной патруль, по донесшемуся мягкому говору, состоявший из кубанских казаков. Всадники завернули к мосту через реку, поленившись объехать церковь вокруг. Это был обычный путь патрулей от всех родов войск, совершаемый ежедневно и еженочно во имя тишины и спокойствия поверженной французской нации. Стук копыт затих вдали, тишину нарушали лишь цикады, стрекотавшие в траве по бокам мостовой.
Наконец, впереди показались освещенные месяцем невысокие плотные тени, Дарган втянул носом прохладный воздух. Запах хорошо просушенной травы с цветами защекотал ноздри, вдлился в грудь дурманящим настоем, заставляя расправить плечи. Девушка тоже почувствовала, как пахнет сено, она оторвала голову от плеча спутника, встряхнула волосами. Оба сделали несколько торопливых шагов и воткнулись в стожок. Дарган облапил подружку поперек талии, уложил на основание копны и тут–же полез рукой между ее ног. Наверное она не ожидала стремительного маневра, потому что спохватилась только тогда, когда спутник успел спустить шелковые трусы ниже ее колен. Попыталась сдвинуть ноги, но было уже поздно, Дарган расшвырял полы черкески, сдернул шаровары вниз. После недолгой борьбы нащупал манящее углубление и резко двинул задницей. Опыта было не занимать, в станице Стодеревской, когда принялся бегать к овдовевшей душеньке, старался прислушаться к советам старых казаков, учивших молодежь, как надо обращаться с бабами, чтобы и самому удовольствие получить, и она не осталась бы в накладе. Старики говорили, что главное в этом деле напор, как с истинным врагом, иначе насмешки одолеют хуже татарской сабли.
Он поступил согласно казацкому учению. Подружка вскрикнула, настроилась выскользнуть из–под него, она с силой уперлась ладонями ему в подбородок, выставила колено вперед. Но Дарган был упорен, недаром, несмотря на молодость, казаки прочили его в сотники. Изловчившись, он бедром отогнул колено иноземки и снова налег низом живота. На этот раз получилось, не как с душенькой — скользко и полюбовно, а туго, с резкой болью и отчаянным сопротивлением. Показалось, внутри у нее что–то порвалось. Девушка вскрикнула, забилась подбитым фазаном, она со страхом в глазах продолжала упираться кулаками в подбородок и оттопыривать зад, еще не понимая, что произошло. Дарган не останавливался, он знал, что в бабьем деле главное закрепиться на завоеванных позициях, чтобы не пришлось потом выглядеть сопляком–малолеткой, которого не стоило допускать до действительной службы. Ведь не зря станичники, из которых состояла почти вся сотня, уже сейчас старались прислушиваться к нему как к своему атаману — честь большая, ее удостаивался не всякий и не всегда.
Между тем в призрачном лунном свете стало видно, что в зрачках девушки принялись плясать настоящие языки пламени, казалось, если их направить вниз, они расплавят сбившуюся на горле в ямку золотую цепочку с медальоном, золото вспыхнет жгучим костерком, прожжет нежную кожу насквозь и уйдет в землю. С еще большим остервенением она взялась отодвигать от себя голову партнера, одновременно пытаясь вильнуть попой. Сипение с зубовным скрежетом сквозь губы грозились перейти в громкие вопли. Наконец, она будто выплюнула какие–то слова, среди которых можно было разобрать шипящее:
— …ту сэ куш–шри… ку–ушри… ку–уш–шри-и…
Дарган не понимал их значения, но они злили его, словно имели нехороший смысл. Хотелось заставить девушку замолчать, ведь не он набился в дружки, а она приманила его к себе. Он уже готовился положить ладонь на губы подружки, когда со стороны площади снова прилетел цокот копыт. Девушка вскрикнула громче, чем обычно, рванулась в сторону. Дарган едва успел подмять ее под себя и зажать рот рукой. Но этого оказалось недостаточно, подружка ударила коленом в пах, укусила за мякоть ладони и закричала так, что рядом взвыла бродячая собака. Стук подков изменил направление, можно было не сомневаться, что всадники услышали призыв о помощи. Не дожидаясь, пока его стащат с девушки за ноги, Дарган вскочил, поддернул шаровары и настроился броситься в темноту улицы. И вдруг осознал, что бежать некуда, потому что конники в гусарских кителях разделились на две группы и взяли маленький дворик перед церковью в плотное кольцо. Иноземка вскрикнула еще раз, в голосе послышались злые ноты.