Драко Малфой и Невозможное счастье
Шрифт:
— Привет, Реми, — и, повернувшись к отцу, добавила: — Ну все, ты можешь идти.
— Спасибо, милая, — Драко отвесил иронический поклон, потом принял обязательный поцелуй в щечку и ушел.
На перроне стояла злая Стейси. Вообще-то, Драко по-прежнему не питал особой любви к Уизли, но Перси Уизли все-таки был Министром Магии, и именно поэтому, впервые за несколько сотен лет, нога представителя рода Уизли ступила на территорию Имения Малфоев.
— Доброе утро, Драко, — произнесла жена министра. — А где Гарри?
— Сдает
Стейси фыркнула.
— Нет, разумеется. Пришлось взять шофера… Я говорила Перси, что детей надо отправить в Хогвартс министерской машиной… но он и слушать не желает! Говорит, обычай… Средневековый пережиток! Шофер — идиот! Я уверена, он перепутает бирки…
В обществе Стейси Уизли Драко неизменно начинал тосковать. Кажется, она слишком буквально воспринимала то утверждение (очень сомнительное, на взгляд Драко), что никто не понимает женщин лучше, чем геи. Причем она решительно отказывалась считать геем Гарри. Практически все друзья Гарри и Драко — кроме тех немногих, вроде Гермионы, Паркер или Ксавье, которые знали точно, — считали, что «мужчина» в их семье — Гарри. Драко это не обижало. Его смешило только, когда Стейси заводила монолог на тему «Эти современные мужчины».
Поэтому он перестал слушать Стейси. Сольвейг корчила ему рожицы через окно купе, а потом вдруг сделала большие глаза, и тут же Драко обхватили сзади за талию и прижали к теплому и сильному телу.
— Поттер, кругом люди.
— Здравствуй, Гарри, — сказала Стейси, с картинным умилением наблюдая за ними.
— Здравствуй, Стейси, — ответил Гарри. — Поросенок нашел своих друзей?
— Каждый непослушный поросенок, между прочим, вырастает в крупную свинью, — заметил Драко. — Это сказал ваш маггловский писатель Льюис Кэррол.
— Наш маггловский? Я маггл? Спасибо, любовь моя… И вообще, причем тут я? Это тобой она вертит, как хочет. Сложенные лапки, пара фраз по-французски — и вот папа Драко уже и растаял.
— Ну да? — Драко, улыбаясь, развернулся в его объятиях. — А когда она делает вот так, — он сбросил пару прядей на глаза и посмотрел на Гарри исподлобья, сложив губы как для поцелуя, — кто растекается лужицей по полу?
— Потому что это похоже на тебя.
— Я так никогда не делаю!
— А жаль…
Драко с неудовольствием посмотрел на Стейси, потом высвободился из рук Гарри и повернулся к вагону. Сольвейг смотрела на них грустно и немного обиженно.
Выражение ее лица можно было понять как «эй, ну вы же меня пришли провожать, что же вы там обжимаетесь?»
Мгновением спустя лицо ее исчезло, а еще через минуту она вылетела из вагона и с разбегу повисла на шее у Гарри.
— Ну, ты чего, котик? — растерянно пробормотал тот, обнимая дочь. Сольвейг оторвала лицо от груди Гарри
— Вы же меня не забудете, да?
— Забудешь тебя, как же, — вздохнул Драко, обнимая Сольвейг в свою очередь. — Бегом, сейчас поезд поедет…
— Вы будете скучать? — настаивала Сольвейг.
— Будем, дурашка, конечно, будем, — улыбнулся Гарри.
— Я же… вы же… — в глазах девочки была бездна отчаяния, и она промолвила совсем тихо: — Я же теперь вам мешать не буду… вы вдвоем…
Драко вздохнул. А Гарри поднял Сольвейг на руки.
— Солнце, ты нам не мешаешь. Нисколько. Никогда. Перестань реветь. Ты же хотела в Хогвартс? Конечно, мы тебя не забудем. Что за глупости, ну?
— Все, — Драко оторвал Сольвейг от Гарри и вытер ей слезы. — Хватит реветь, Сольвейг. Ты уже взрослая. Сейчас поедет поезд. Я тебе буду писать. Каждый день по сове.
— А Гарри? — шмыгнула носом Сольвейг.
— Гарри не будет, он не умеет.
Сольвейг рассмеялась и снова шмыгнула носом.
— Ну, я пошла?
— Иди, иди, — Драко наградил ее легким шлепком. Улыбнувшись — немного растерянно — она поднялась по ступенькам. В это же время прозвучал свисток.
— Уфф… — сказал Гарри.
— Да, бедняжка Джинни тоже так плакала, так плакала… — заметила Стейси, про которую уже успели забыть.
Поезд зафырчал, потом задымил, потом лязгнул, а потом медленно, с усилием, двинулся с места. В этот момент что-то пребольно ударило Гарри по ногам. Это была большая собака.
Сольвейг вошла в купе и с подозрением посмотрела на присутствующих — будут ли смеяться. Рон и Джинни, видимо, из чувства самосохранения, ничего не сказали. Только Волчонок, иронично ухмыляясь, заметил:
— Ты ревела.
— Ну, ревела! — грубо сказала Сольвейг. — Тебе-то что?
Очевидно, Волчонку нечем было комментировать. После паузы Рон сказал:
— Меня так бесит, когда папа обнимает маму…
Волчонок снова ничего не сказал. Он лишь покосился на Рона с тем превосходством в глазах, с которым всегда смотрит старший мальчишка на младшего, даже если он старше не более чем на полгода, и перевел взгляд на платформу. И сию же минуту не по-детски мрачное лицо его осветилось.
— Сириус! — закричал он. — Сириус!
Поезд дернулся, трогаясь с места; Волчонок, который в этот момент как раз вскочил со скамьи, едва не упал снова. Но удержался на ногах и рванул вниз оконную раму. По платформе, неотвратимо ускользающей из-под поезда, бежал большой черный пес.
— Сириус! — выкрикнул Волчонок, наполовину высовываясь в окно. Совершив фантастический прыжок, пес подлетел к окну и успел лизнуть руку мальчика. А потом свалился на платформу, едва устояв на ногах. Стремительно разогнавшийся поезд оставил его позади.