Драконы ночи
Шрифт:
Катя вспомнила их совместную поездку со станции. Что-то насторожило ее уже тогда в нем – неужели его общительность, развязность? Готовность подвезти ее с вещами до отеля? Его улыбка, его смех? Его слова? О чем они болтали дорогой – сейчас уже и не вспомнить толком. Увидели радугу над лугами, а потом людей в форме, военные и милицейские машины на шоссе. Да, это ее встревожило тогда, хотя она еще не знала причины. Он сказал, что в городе кого-то ищут. Это ее насторожило? Нет, насчет этого можно было бы догадаться. Она сразу поняла, что это есть не что иное, как «поисковая операция». Но что же тогда заставило ее еще там, в его машине, как-то внутренне подобраться, сказать
Они ехали, увидели радугу над лугами, и он сказал… Как же он это сказал? Смысл был таков, что эту разноцветную, сияющую в облаках небесную красоту НАДО БОЯТЬСЯ. Он так сказал, и она, Катя, почти сразу же испытала неожиданный, непроизвольный приступ страха и острой тревоги, увидев солдат, увидев машины, услышав лай служебных собак.
Страх… А он словно был его предвестником. А может быть, и главным его источником здесь, в городе?
«Кого-то ищут…» – возможно, он все знал уже тогда. И место знал, где надо искать, – старая ель в Елмановском лесу примерно в ста метрах от дороги…
Вот о чем еще надо спрашивать его прямо сейчас. А киевский адрес, его профессия, даже эти вот ящики в гараже, эта надпись на них, это зеркало – все это может пока подождать.
НА САМОМ БОЛЬШОМ ЯЩИКЕ ЗНАЧИТСЯ ФАМИЛИЯ «ВАЛЕНТИ»…
ЗЕРКАЛО РАЗБИТО. ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СВЕТ ДРОБИТСЯ В ОСКОЛКАХ, ПРЕЛОМЛЯЯ СПЕКТР, РОЖДАЯ ТАМ, ВНУТРИ, В ЗАЗЕРКАЛЬЕ, КРОШЕЧНУЮ РАДУГУ.
МОЖЕТ БЫТЬ, ПОЭТОМУ НА ОСКОЛКИ ТАК ТРУДНО СМОТРЕТЬ. И ОДНОВРЕМЕННО НЕ СМОТРЕТЬ НЕВОЗМОЖНО. ВЗГЛЯД ПРИТЯГИВАЕТ, ОЩУЩЕНИЕ ТАКОЕ, ЧТО ТАМ ВНУТРИ, КРОМЕ РАДУГИ, ЧТО-ТО ЕСТЬ.
На поверхности – трещины. И какие-то пятна.
Шапкин заслонил своей спиной зеркало от Кати. Дотронулся до разбитого стекла, поскреб пальцем то, что когда-то давно его запачкало.
– Не трогайте зеркало! – хрипло сказал Симон.
Оперативники, осматривавшие машину, вытащили из багажника ящик с инструментами, выложили на капот молоток, монтировку, долото. Все это предстояло изъять для будущей экспертизы. Из бардачка достали водительские права, документы на машину и еще что-то, оказавшееся потрепанным альбомом.
Шапкин забрал альбом и начал молча его листать. Кате показалось, что ей самое время вмешаться.
– С какой целью вы привезли ребят к провалу? – спросила она Симона.
– Вам какое дело? Вообще, кто вы… кто ты такая? Я тебя вижу второй раз в жизни!
– Мы познакомились на станции, когда я только сюда приехала, он подвез меня, – быстро объяснила Катя Шапкину, хотя тот, казалось, и не нуждался в объяснениях, поглощенный альбомом.
ЧЕРТ, ЧТО ТАКОГО ОН ТАМ НАШЕЛ? ПОЧЕМУ ВСЕ ЭТО НАДО ИЗУЧАТЬ ИМЕННО СЕЙЧАС?
– Я капитан милиции, вы задержаны нами при попытке нападения на двоих несовершеннолетних, которых вы обманом привезли на собственном катере к…
– Я пытался напасть на них? – Симон сжал кулаки. – Ты что, ненормальная?!
– На наших глазах вы связывали одного из ребят.
– Да я просто… Слушайте, уберите ее от меня. Она весь этот хай несусветный подняла из-за пустяков, и вторая тоже – эта толстуха…
– Как дам сейчас, – Анфиса выступила вперед. – Скажи спасибо, что милиция быстро приехала, а то бы я там тебя на фарш разделала, извращенец!
– Я извращенец?!
– Педофил! Ублюдок!
– Дура! – Симон сжал кулаки. – Вы что, поверили им? Вы что, серьезно думаете, что я… что мы там с пацанами…
У него на лбу надулись жилы, выступил пот. Темные кудрявые волосы смокли, слиплись. Он был весь – страх и злоба, злоба и страх. Катя вспомнила его там, в
– Что вы молчите? – крикнул Симон Шапкину. – Прекратите рыться в моих вещах, я запрещаю трогать наш семейный альбом! Меня на ваших глазах унижают, оскорбляют, мешают с дерьмом какие-то проходимки полоумные, а вы шарите по углам, вместо того чтобы пресечь этот поток грязной, ничем не обоснованной клеветы!
– Ничем не обоснованной? – удивился Шапкин. – Насчет обоснованности ты, дорогой, не со мной объяснишься. И даже не с прокурором. Ты вот с ними беседовать будешь.
– С этими сумасшедшими?
– С ними, и с другими – с Галиной Васильевной, продавщицей, с Маркеловым из автомастерской, с Киреевым Пал Палычем – директором рынка нашего, с Ивановым, Петровым, Сидоровым, с Приходько, с Прохоровым, Мироновыми-братьями, с Уткиным – завучем школы нашей городской…
– Я не знаю этих людей. Я новый человек в этом городе. Я никого из них не знаю!
– А они тебя сегодня же узнают, как того, кто пытался ночью совершить убийство еще двух пацанов, а до этого…
– Вы что, подозреваете меня в убийстве того школьника?!
Шапкин отложил альбом раскрытым. Приблизился вплотную к Симону, сгреб его за грудки.
– Слушай меня внимательно. Подозрение, обвинение – это все штуки такие, казусы юридические, под них база нужна доказательственная и вагон всяких бумаг – экспертизы, допросы, очные ставки, фотки, видео. И все это, даже собранное с великими трудами, в суде может лопнуть как мыльный пузырь по самым разным поводам – судья будет не в настроении, присяжным что-то там померещится с перепоя, или адвокаты хорошо сработают. Ты ведь парень обеспеченный, в случае чего наверняка лучших адвокатов себе наймешь – киевских, своих незалежных, а может, наших столичных. И вся эта бумажная махина – дело обвинительное рухнет, и все вроде бы будет абсолютно законно, комар носа не подточит. Я такое уже проходил. Слышишь ты? Я такое уже испытал на собственной шкуре. И я дал себе слово, что больше со мной такой номер не пройдет. Так вот: «вы меня подозреваете» – это не наш с тобой разговор. Твой разговор – с ними, вот с ними – с народом будет. И не в зале суда, где ты под охраной, в клетке. А здесь, прямо здесь. Я могу даже уехать сейчас отсюда, а тебя оставить. Через четверть часа город, который в это время вроде как спит, будет знать, что убийца детей проживает в собственном доме на участке в пятнадцать соток, имеет «вольвуху», катер и фамилию Трущак. Ты думаешь – сядешь в тачку свою и дашь отсюда деру? Ты ошибаешься. Я уеду сейчас, город проснется, я позабочусь, чтобы он проснулся. Это потом, завтра назовут «незапланированной утечку информации из правоохранительных органов». За утечку я отвечу, пускай. А вот ты сегодня, сейчас уже будешь отвечать им – Ивановым, Петровым, Сидоровым, которые явятся по твою душу. И знаешь, какая картина будет здесь наутро? Спаленный дом, разбитая машина, сожженный катер, и ты на пепелище с проломленной башкой и выпущенными кишками.
Шапкин оттолкнул его от себя. Взял снова альбом.
– Закругляйтесь, мы отсюда сматываемся, – скомандовал он своим коллегам совершенно бесстрастно.
Катя дар речи потеряла. Неужели и по тому, прошлому делу, будучи начальником милиции, как о том рассказывали в дежурке, он работал вот так? Такими вот методами? Нет, там ему еще понадобился уличный транспарант.
– Подождите, не надо так! Да вы что… они же… я… Хорошо, я все скажу, – Симон ринулся к оперативникам.
– Мне правда нужна.