Драмы. Басни в прозе.
Шрифт:
Одоардо. Так очарован?
Клаудия. Так усердно превозносил ее красоту…
Одоардо. Превозносил? И ты рассказываешь все это мне с таким восторгом? О Клаудия! Клаудия! Тщеславная, безумная мать!
Клаудия. Почему же?
Одоардо. Ну, хорошо, хорошо! И с этим кончено! Ах, когда я только себе представляю… Вот куда меня можно было бы так смертельно ранить!.. Сластолюбец, который восхищается, домогается своего… Клаудия! Клаудия! Одна мысль об этом приводит меня в бешенство… Ты должна была сейчас же известить меня… Однако мне бы не хотелось сегодня говорить тебе что-нибудь
Явление пятое
Клаудия. Что за человек! О, грубая добродетель!.. Если только она заслуживает этого имени. Все кажется ему подозрительным, достойным кары!.. Если это называется знанием людей, то кто желал бы обладать этим знанием?.. Но где же Эмилия? Принц – враг ее отца. Следовательно, если он обратил свой взор на дочь, то единственно для того, чтоб ее опозорить.
Явление шестое
Эмилия и Клаудия Галотти.
Эмилия (вбегает, в страхе и смятении). Слава богу! Слава богу! Теперь я в безопасности. Или он и сюда последовал за мной? (Откинув вуаль и увидев мать.) Не преследует ли он меня, матушка? Нет, благодарение небу!
Клаудия. Что с тобой, дочь моя? Что с тобой?
Эмилия. Ничего, ничего…
Клаудия. Ты так дико озираешься вокруг? И вся дрожишь?
Эмилия. Что мне пришлось выслушать! И где, где должна была я это услышать!
Клаудия. Я думала, ты в церкви…
Эмилия. Там это и случилось. Что церковь и алтарь пороку? Ах, матушка! (Бросается в ее объятия.)
Клаудия. Говори, дочь моя… Не мучь меня этими страхами… Что могло случиться с тобой плохого там, в храме?
Эмилия. Никогда моя молитва не должна была бы быть более искренней *и горячей, чем сегодня. И никогда она не была более далекой от этого.
Клаудия. Мы – только люди, Эмилия. Молитвенный дар не всегда в нашей власти. Для неба желание молиться – уже молитва.
Эмилия. И желание грешить – уже, грех.
Клаудия. Этого моя Эмилия не могла желать!
Эмилия. Нет, матушка. Господня милость не дала мне пасть так низко… Но чужой порок может и против нашей воли сделать нас своим сообщником!
Клаудия. Приди в себя! Соберись с мыслями, насколько это возможно… Скажи мне: что с тобой случилось?
Эмилия. Только я преклонила колена – дальше от алтаря, чем обычно, потому что я слишком поздно пришла… только стала возносить мое сердце к всевышнему, как кто-то занял место вплотную сзади меня, совсем вплотную сзади меня! Я не могла отодвинуться ни вперед, ни в сторону, как ни хотела: я боялась, что молитва кого-либо из соседей помешает мне сосредоточиться… Молитва! Вот самое страшное, чего я боялась… Но прошло немного времени, и я услышала совсем у своего уха… после глубокого вздоха… не имя святого., а имя… не сердитесь, матушка, имя вашей дочери… Мое имя… О, если бы удар грома не дал мне дольше слушать!.. Он говорил о красоте, о любви… Он жаловался, что этот день, означающий счастье для меня, навсегда делает его несчастным… Он заклинал меня… Мне пришлось все это выслушать. Но я не оборачивалась. Я хотела показать вид, будто ничего не слышу. Что могла я сделать еще?.. Молить моего доброго ангела, чтобы он поразил меня глухотой, хотя бы даже навеки! Я молила его об этом. Единственно об этом могла я молиться… Наконец пришло время снова подняться. Служба кончилась. Я дрожала, боясь увидеть того, кто осмелился позволить себе такую наглость. И когда я обернулась и когда я его увидела…
Клаудия. Кого, дочь моя?
Эмилия. Угадайте, матушка, угадайте… Мне казалось, что земля разверзнется подо мной… Его самого.
Клаудия. Кого же самого?
Эмилия. Принца.
Клаудия. Принца!.. Да будет благословенно нетерпение твоего отца, который только что был здесь и не захотел тебя дождаться!
Эмилия. Отец был здесь и не захотел меня дождаться?
Клаудия. Если бы ты в твоем смятенье и ему рассказала все это…
Эмилия. Что же, матушка? Что ж он мог бы осудить во мне?
Клаудия. Ничего, так же, как и во мне. И все же, все же… Ах, ты не знаешь твоего отца! В своем гневе он смешал бы преступника с невинной жертвой. В бешенстве ему бы показалось, что я способствовала тому, чего я не могла ни предупредить, ни предвидеть. Но дальше, дочь моя, дальше! Когда ты узнала принца… Я надеюсь, что ты достаточно овладела собой и выразила ему взглядом все презрение, которого он заслуживает.
Эмилия. Я не овладела собой, матушка. После первого взгляда, когда я его узнала, у меня нехватило мужества еще раз на него посмотреть. Я побежала…
Клаудия. А принц за тобой…
Эмилия. Я этого не знала, пока на паперти не почувствовала, как меня схватили за руку. Это был он! От стыда я должна была остановиться. Вырваться от него? Но это обратило бы на нас внимание проходящих. Вот единственная мысль, на которую я была еще способна или о которой еще помню. Он говорил, и я ему отвечала. Но что говорил он, что я отвечала… если вспомню, – да… тогда я расскажу вам, матушка. Сейчас я ничего не знаю. Я была как в беспамятстве. Тщетно пытаюсь припомнить, как вырвалась я от него и выбежала прочь. Я опомнилась уже на улице. И слышу, как он бежит за мной, и слышу, как он вслед за мной вступает в дом, вместе со мной поднимается по лестнице…
Клаудия. У страха глаза велики, дочь моя! Никогда не забуду, с каким выраженьем лица ты вбежала… Нет, он не мог осмелиться следовать за тобой сюда… Боже! Боже! Если бы твой отец это знал! Как он рассвирепел, когда узнал, что принцу доставило удовольствие встретиться с тобой на днях… Теперь успокойся, дочь моя. Сочти за сон все то, что с тобой случилось. Ведь это будет иметь, еще меньше последствий, чем сон. Сегодня все эти преследования окончатся для тебя.
Эмилия. Нет; матушка. Граф должен это знать. Я должна рассказать ему.
Клаудия. Ради всего на свете – не надо! Зачем это? К чему? Разве ты хочешь из-за пустяков – ну, конечно же, из-за пустяков – встревожить его? Даже если бы он сейчас и не встревожился, знай, дитя, что яд, который не действует сразу, тем не менее остается опасным ядом. Что не производит никакого впечатления на жениха, может подействовать на мужа. Жениху может даже показаться лестным победить такого важного соперника. Но когда он его уже победит, ах, дитя мое… как часто жених становится тогда совершенно другим существом. Да хранит тебя твоя звезда от этого испытания.