Драйверы
Шрифт:
— В сапогах, из положения лежа?
— О! Оно уже шутит… Ладно, лежи пока. А я пойду в местный сортир наведаюсь, потом тапки тебе какие-нибудь поищу, и-по домам. Хватит уже путешествовать. Маша куда-то пошла насчет «тачки» узнавать.
— Борька, а деньги?
— Что — деньги?
— Ты не придуривайся — это ведь я головой стукнулся. На «тачку» деньги? У нас же на двоих всего около полтинника было.
— Да, Витька… Ты действительно малость «выпал», наверное, все же притырнулся башкой посильнее, чем хотелось бы…
— Кому?
— Что — кому? — не понял Боб.
— Кому хотелось бы?
— Всем, — сказал Борька и выразительно покрутил пальцем у виска. Потом засунул руку во внутренний карман куртки и достал «билетов пачку». — Гена дал. Сказал — из оперативных. Ровно тыща!
Даже мои ослабленные нехваткой витаминов глазоньки разглядели, что бумажки-то в пачечке зелененькие… От этого я опять немного поплыл и откинулся на кушетку.
— А за «тачку» нам платить и вообще не надо. Во-первых, думаю, здесь никаких «тачек» нет — не Пулково все же, а во-вторых, Маша сейчас вызвонит своих бойцов, нас и развезут по домам.
— А доктор где?
— С доктором сложнее…
— Почему?
— Ну, улетел он… Неужели ничего не помнишь?
— Не-а… — слабеющим голосом ответил я. — Боб, у меня весь сегодняшний день из головы улетучился. Вообще, ни черта не помню. Наверное, все-таки сотрясение мозга и амнезия у меня… Частичная.
— Удивляюсь я — откуда ты Витька столько умных слов знаешь? Прямо, как доктор говоришь… Но молись Богу — ничего такого нецензурного, кроме синяков и шишек да парочки треснутых ребер, нет у тебя. Честно. Вот Ахмет, бедолага, нарвался. С ним доктор и улетел на вертолете.
Я сразу вспомнил маленького таджика… Я все вспомнил. Господи, ну почему такая непруха человеку?! Хотя в принципе-то любой из нас мог ту пульку поймать — и я, и Борька… Стреляли-то по кабине. Да и потом, когда они на «джипе» подъехали нас с Борькой добивать… Если бы Боб их из колиного «УЗИ» не прополоскал — страшно представить даже. Просто пристрелили бы нас как собак, и валялись бы мы все трое на обочине. Ну, а позже, конечно, Гена со своими орлами и орлицей Марией подлетел бы. Самолеты, вертолеты, спутники и Гена в портупее и с наганом. Вот бы огорчился…
— Здесь тебя доктор осмотрел, — продолжил Боб, — а на трассе еще и Мария в глаза твои бесстыжие заглянула.
— Зачем — в глаза?.. Это как?
— Реакцию проверяла. Просто веки тебе задрала, фонариком посветила, посмотрела и сказала, что какая-то там реакция нормальная.
— Какая реакция?
— Наверное, Вассермана, я других не знаю. Да, точно, так и сказала — реакция Вассермана, говорит, нормальная. Вот. Иначе бы тебе укол нельзя было делать. А так — вкололи, и ты — в отключке до самого Питера.
— Врешь ты все, собака. Реакция Вассермана — это на сифилис…
— Ну, ты — грамотный, тебе лучше знать, а мы университетов не кончали, — Борька взял с табуретки пачку «Беломра», вытряхнул папиросину. — Будешь?
Я отрицательно покачал головой — почему-то показалось, что если закурю — вырвет. Похоже, легкое сотрясение мозга у меня определенно имеется. С одной стороны, курить хотелось неимоверно, а с другой… Ну ладно, потерпим.
— Заткнись, пожалуйста… — попросил я его. — У меня и так плывет все, а тут еще ты со своим стебом и «Беломором»…
— Ладно, лежи пока ровно и дыши глыбко. А я на пару минут выйду — надо тебе все же шлепанцы найти. Не босиком же тебе к Лидуське своей возвращаться, — и он, слегка пригнувшись, чтобы не задеть головой притолоку двери, вышел из комнаты.
Господи — какой же он большой, Борька!
Да, вот так — а Ахмет был маленький…
За окнами медпункта самолетные двигатели на холостых оборотах яростно завывали свои стальные песни.
Позже, когда я малость оклемался, Борька сказал, что меня нашли в тридцати метрах от места столкновения. Пролететь около тридцати метров без крыльев — наверное, это своеобразный рекорд. Причем летел я боком, поскольку выкинуло меня через левую дверцу. Тоже повезло — воткнись я головой в лобовое стекло «КамАЗа», или в крышу кабины, черепушка бы моя стала как дно кастрюли — плоская. А так — мелкие мелочи…
И торчали, — сказал Борька, — из глубокого сугроба только твои ноги в грязных носках.
Это меня до сих пор удивляет. Не то, что носки несвежие — с этим-то как раз все ясно, а то, что я оказался без ботинок… Во время столкновения с джипом я каким-то образом умудрился выскочить из своих высоких зашнурованных мокасин. Хорошо еще, что не из штанов. Хотя в тот момент мне на это было наплевать.
Мне вообще на все было наплевать, я даже почти ничего и не помню — у меня, точнее, у «КамАЗа», скорость была за сотню — не меньше. Эти уроды даже и испугаться не успели, когда я их слева в задницу приложил. Ну, и с тягачем мне не удалось после этого справиться. Тоже улетел с дороги.
И вообще — чудо, что я жив и почти невредим остался. Но до самого Питера — сплошной провал в голове, черная дыра — ничего не помню, все — с Борькиных слов.
Логиновские бойцы хоть и с небольшим опозданием, но, в общем-то, прибыли. На нескольких машинах лихо подрулили прямо к месту моей жестковатой стыковки с тем джипом. Вслед за ними белобрысая Мария Иванова с каким-то большущим камуфляжным капитаном на черном генином «шевроле» подъехали. Потом и сам полковник прискакал. Он на вертолете нас догнал. Оказывается, логиновский «КамАЗ» и еще несколько машин всю дорогу позади нас километрах в пятидесяти тащились, прикрывали нам тыл, так сказать, подстраховывали, мать их так! Даже тягач на всякий случай вслед за нами пустили, умники. Однако пригодился вот.
Боб сказал, что логиновский тягач с нашим, который я случайно под откос у моста через Свирь вместе с тем джипом бандитским уронил — братья-близнецы. В общем, зацепили этим «КамАЗом» наш контейнер и дальше потащили. Доделывать, так сказать, нашу работу. Не знаю уж — доделали или нет.
А нас с Борькой, Марией, убитым Ахметом и парой логиновских ребят на вертолете «Ми-8» доставили в Питер, точнее — под Питер. На военный аэродром. Хороший транспорт эти ветряные мельницы. Нравятся они мне: взлетают, садятся, где попало, в воздухе могут висеть… Но и «КамАЗ» — тоже ничего машина.