Другие. Режиссеры и их спектакли
Шрифт:
Берег надежды
Самое пикантное в этой истории, что России о России напомнил Запад. И обижаться тут не имеет смысла. Мы это мы. Быстро забываем, агрессивно ломаем, лениво строим и абсолютно не умеем жить, не меняя икон в красном углу, не сбрасывая памятники с пьедесталов, не сжигая писем, не переписывая биографий. Спасибо сэру Стоппарду, что напомнил и заставил покраснеть.
Герои его «Утопии» – забытые или полузабытые современной Россией фигуры: политики и публицисты Герцен и Огарев, критик Белинский и писатель Тургенев, анархист Бакунин и философ Чаадаев, редактор «Телеграфа» Николай Полевой, редактор «Московского наблюдателя» Степан Шевырев, историк Грановский, экономист Маркс, русофил Аксаков, а также английские радикалы, немецкие коммунисты, французские социалисты, польские националисты, чада и домочадцы семьи Бакуниных и Герцена… У Стоппарда они не похожи на картинки из
Зрители премьеры провели в театре весь день, с полудня до 10 вечера, пролистав вместе с 68 актерами 35 лет драматичной русской истории (1833–1868). Увидели три спектакля, по два с половиной часа каждый, с пятью антрактами.
После «Путешествия» пили в фойе чай с баранками, угощались яблоками и смущенно припоминали, кто из героев чем славен и кому кем приходится. После «Кораблекрушения» обедали и сравнивали достоинства пьесы Стоппарда и спектакля Алексея Бородина. Уже пытались спорить, актуален ли сегодня разговор о русском либерализме и утопических идеях XIX века, имеет ли смысл ворошить литературные и политические дискуссии более чем полуторавековой давности и какова может быть польза от этой вдруг затеянной «игры в бисер».
После «Выброшенных на берег» театр радостно выдохнул от усталости, Стоппард выходил кланяться вместе с труппой, зрители долго бисировали, кто-то выглядел грустно, кто-то – задумчиво. Равнодушных, простите за банальность формулировки, не было.
Идеи и слова
Два года Молодежный театр носился с этой идеей. Слово «проект» в данном случае не вызывает иронии. Обычно оно – пустой звук или грубый пиар, когда задолго до премьеры в афишах сулят «лучший спектакль сезона», имена режиссера и драматурга пишут самыми мелкими буквами, а единственной «фишкой» объявляют приземление на сцену настоящего самолета. Случай «Утопии» – это другое. Тут не выдавали «вершки» за «корешки». Идея благородная и очень красивая (руководитель проекта Наталия Николаева). Программа разумная, содержательная и даже интеллектуальная. Рассчитана, конечно, в первую очередь на молодых. Но не на поколение пепси, а скорее, на будущих яппи, тех, что лет через 10 могут оказаться у руля страны.
Спектакль – это ведь только часть айсберга. «Прогулки по Берегу утопии» взбаламутили кучу народа, политологов и журналистов, философов и экономистов, литературоведов и театроведов, педагогов и студентов (МГУ, МГИМО, РГГУ, Высшая школа экономики). Еще до всякого спектакля состоялись четыре дискуссии «взрослых дядей» (список участников внушительный) на очень любопытные темы: «Россия и Запад: проблема культурного перевода», «Оптика Стоппарда», «“Берег утопии”: Россия в поисках свободы и освобождения», «Утопия по-русски». Были проведены и три конкурса эссе для «детей». На темы, не менее любопытные: «…когда Европа говорила по-русски», «Свобода по-русски», «Человек на все времена». Под «человеком» подразумевался главный герой Стоппарда Герцен, чье 195-летие отметили в этом году. Актеры Молодежного театра приняли участие и в юбилее, ездили и в Прямухино, родовое имение Бакуниных (о нем часто упоминают в пьесе), устроили субботник на Воробьевых горах, привели в порядок мемориал Герцена и Огарева. В кинотеатре «35 мм» прошла ретроспектива фильмов Стоппарда, а книжная ярмарка «Non fiction» презентовала «Берег утопии» на русском языке (очень хороший перевод Аркадия и Сергея Островских). Почти во всем этом, как мальчик радуясь, то хватаясь за метлу, то кидаясь защищать Россию от нас самих, участвовал 70-летний драматург с мировой славой. Что ему Гекуба? У него есть все, но ему больше всех надо. Тоже урок Стоппарда.
В последние годы наша театральная ситуация заметно опростилась. В ней все больше разнообразия и все меньше художественных высказываний. На фоне обуржуазившихся репертуарных театров, среди грубых антрепризных «инициатив» и даже изящных, но скромных («подвальных», «комнатных», «чердачных») экспериментов проект «Берег утопии», действительно, высится, как Монблан. Он повышает уважение к театру и самоуважение театра. Театра как такового. Невероятно возбуждает аппетит к русской истории и классической литературе: их страницы хочется перечесть, а героев – переоценить, и дооценить. Возможно, это очередная русская иллюзия, но кажется (пусть и ненадолго), что отношение к культуре в нашей стране переменилось, а общество интеллектуально выросло и заговорило на прекрасном русском языке, достойном своих дореволюционных предков. А уж то, что сказал Михаил Швыдкой перед началом спектакля, и вовсе выглядит сном Веры Павловны: эти люди (герои Стоппарда и герои нашей истории) были часто оболганы и осмеяны, но искренни в своей любви к родине, за что имеют право занять то место в истории, которого достойны.
Что не так на картине?
Трилогия Стоппарда литературно блестяща, ее читаешь, как детективный роман. Но мало сценична – горы текста и никакого действия, только внутреннее осознание себя. Современный русский театр давно так много слов за вечер не произносит, гражданской теме чужд и к политике и истории равнодушен. Стоппард должен был Молодежный театр напугать. И надо отдать должное Алексею Бородину, который не просто ввязался в эту авантюру, но вышел из нее с честью, хотя и с потерями.
В каждой части трилогии раз тридцать меняются время и место, иногда сцены следуют друг за другом не в хронологическом порядке. Режиссер нашел необычному материалу и форму, и общий стиль, и динамику. Единая сценическая установка Станислава Бенедиктова сильно выдвинута в зал, открыта публике, как и споры героев трилогии. Движение деревянных щитов-ромбов вместо задника и мгновенная смена освещения обозначают новое место действия. Движение времени сквозь годы, страны и города ощутимо в том, как «растут» на сцене дети героев, как меняется характер музыки между эпизодами, как осмысленно существует в спектакле массовка, «народ», «толпа», меняющая не только костюмы, но и социальный статус, и национальность.
Тогда что не так на картине? Ответить на этот вопрос трудно. Особенно после того, как Стоппард, активно участвовавший в репетициях Бородина, признался, что очарован русскими актерами, которые играют его трилогию «с неповторимым русским чувством, с поразительной искренностью и глубиной». То есть он, Стоппард, вполне удовлетворен воплощением своей трилогии, а мне, уважающей нынешний Молодежный театр и знающей точно, что его труппа сегодня сильна индивидуальностями как никогда, не хватает в актерской игре глубины и неповторимого чувства. Опять выходит очень по-русски. Но ничего не могу с собой поделать. Не хватает. Сценическая «картинка» «Берега утопии» выглядит для меня менее объемно, чем сама трилогия. Равновесие «личного» и «общественного», парадоксально заявленное в тексте Стоппарда, в спектакле нарушается. Изображение опять выглядит плоским, а повествование – декоративным. Временами даже кажется, что играют Жорж Санд, а не Стоппарда (особенно это ощутимо в женских ролях и в первую очередь в игре Нелли Уваровой – Натали Герцен). Разговор обо всем сразу у Стоппарда вызывает доверие и внимание к героям трилогии. Характерам придает объем, а в реальных судьбах позволяет ощутить трагизм. Актеры Бородина, умело «утепляя» своих исторических персонажей, внутреннего трагизма их жизни не чувствуют. Или по крайней мере не транслируют в зал. Идеи свободы и утопии по-русски их волнуют явно меньше, чем тех студентов, что прогулялись по Берегу утопии. Реальный Герцен и его окружение были людьми слова, а не дела, наследовали декабристам, а разбудили только Ленина, как остроумно и давно заметил Наум Коржавин. Всё так. Однако слова и размышления этих людей не были пустой риторикой и банальной декламацией. Не выглядят так и в трилогии Стоппарда, на бумаге. Его герои очень ироничны друг к другу и к самим себе. Но это не то же самое, что актеру быть ироничным к своему персонажу.
В спектакле Молодежного театра слишком много… некрупных людей. И дело не в том, что это задевает нашу гордость (Стоппард и так изрядно ее потешил), а в том, что это историческая и, главное, психологическая неправда. Знаменитое пушкинское «Он мал и мерзок, но не так, как мы» – это хорошая оптика, когда речь об истории. Стоппард ею точно воспользовался. Театр пользуется не всегда. Избежать неправды совсем или почти удалось Евгению Редько (Белинский), Алексею Блохину (Шевырев), Алексею Маслову (Чаадаев) и Ларисе Гребенщиковой (Мальвида). Поверить в то, что водевильный фат, каким сыграл Тургенева Александр Устюгов, способен написать «Отцы и дети»? Или в то, что этот Николай Кетчер (Вячеслав Николаев) с замашками и интонациями лакея может перевести Шекспира, а такой бестемпераментный Бакунин Степана Морозова – заразить идеями анархизма полмира? Увольте. Сложнее и одновременно проще Илье Исаеву, у которого в руках самая полноценная роль – Герцен. Но и тут понять все, глядя на актера, пока не удается. Например, отчего Герцена так горячо любили женщины или почему Исаев так поздно, лишь в третьей части трилогии, решился осознать трагедию своего героя.
В одной из финальных сцен «Берега утопии» Тургенев затевает беседу с неким доктором по фамилии Базаров. Они говорят о жизни и литературе, природе и романтическом эгоизме. Спорят, между прочим, о пользе книг. По мнению Базарова, от Пушкина никому нет пользы, а по-настоящему полезная книга называется просто – «Как избавиться от геморроя». Тургенев отвечает на это весьма остроумно и очень по-английски: чтение этой книги заставляет его постоянно помнить о своем геморрое, в то время как, читая Пушкина, он совершенно о нем забывает. Хотелось бы и мне вот так же забыться и сопереживать полнокровным героям Стоппарда, как это делали, скажем, зрители «Берега утопии» в Лондоне или Нью-Йорке.