Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало
Шрифт:
– Все еще отмалчиваетесь? Ладно, – он бросил на стол свежий номер "Стрэнд мэгаззин" с таким видом, будто это все объясняет. – Вас напечатали, Ватсон. Откройте на шестнадцатой странице.
Я лихорадочно пролистал до нужного места и прочел: "Артур Конан Дойл. Скандал в Богемии".
– И что? Какое отношение это имеет ко мне?
– Вы меня восхищаете! Такая выдержка! И не скажешь, хитрец вы этакий, что вам прекрасно известно, о чем я говорю. Бросьте скромничать! Вы пишете о нас, и хорошо пишете. Даже адрес не забыли указать. А то, что взяли псевдоним, еще лучше. Создается впечатление, будто этот Дойл, или как вас там, рассказывает о нас со стороны. Мы успешно решаем дело с этим вашим скандалом в этой вашей Богемии, и, поверьте, скоро так и будет на самом деле. После такой рекламы клиенты со всего Лондона побегут к нам.
Я уже
Два месяца назад нам действительно был сделан заказ выкрасть письмо из дома некой Ирен Адлер. Заказ поступил, конечно, ни от какого не короля Богемии, а от обычного лондонца, светского шалопая, желающего замести следы своей интрижки перед предстоящей свадьбой. Любой другой посредственный исполнитель просто залез бы в дом в отсутствие хозяйки и перерыл бы его. Но Холмс, артистичная натура, задумал провернуть это дело красиво, и я заинтригованный поддержал его. Решено было соблазнить мисс Адлер, влюбить ее в Холмса до беспамятства, чтобы, получив легальный доступ в дом и полное доверие, он мог без спешки и угрозы быть схваченным спокойно обнаружить и изъять письмо. Холмс, мужчина видный с моей точки зрения, и так имел превосходные шансы впечатлить мисс Адлер. Его коронный способ знакомства на улице, неизменно начинавшийся учтивым вопросом о том, который сейчас час, никогда не давал сбоя, по крайней мере, у женщин, извлекающих скромную пользу из своей общительности в Ист-Энде. Но для гарантии успеха мы придумали два подвига, которые мой друг должен был совершить на глазах у интересующей нас молодой леди. Оба поступка представляли собой решительное спасение жизни мисс Адлер средь бела дня и не оставляли ей шансов избежать зарождения в ней горячей признательности и бурного увлечения фигурой и без того блистательного Холмса.
Во-первых, с помощью нанятых людей устраивалась безобразная драка с перенесением неудовлетворенных претензий дерущихся в направлении выходящей из кареты леди прямо перед крыльцом ее дома. Выложив перед ногами мисс Адлер груду изувеченных тел обидчиков в качестве подарка, ну, или вступительного взноса, Холмс брал ее на руки и, распахнув дверь пинком ноги, вносил в дом, где завязывалось первое поверхностное знакомство. Чтобы побыстрее углубить его, а также на случай, если первое спасение пройдет не совсем гладко и убедительно, мы приготовили про запас второе проявление героизма. Для этого Холмс, уже находясь в доме, должен был, улучив минуту, в разгар радушного приема открыть окно. Мне же, караулившему этот момент возле дома, следовало бросить в распахнутое окно дымовую шашку, не забыв сначала поджечь ее, и сразу же после этого несколько раз как можно выразительнее выкрикнуть слово "Пожар!". В поднявшейся панике, когда все думали только о собственном благополучии, Холмсу, единственному сохранившему невозмутимость, по тому же маршруту и так же на руках предстояло вынести мисс Адлер обратно на улицу. Круг как бы замыкался, подобно этому сознание девушки окончательно и бесповоротно замыкалось на личности Холмса.
Но с самого начала наш строго выверенный до мельчайших деталей сценарий ощутил на себе катастрофическое воздействие перемен из-за склонности некоторых участников к импровизации. Такое случается в театре, когда актеры напьются. Как только карета с мисс Адлер подъехала к ее дому, нанятые нами громилы вместо того, чтобы изображать драку, увлеклись правдоподобием и перешли тонкую грань, отделяющую изобразительное искусство от одержимости. В общем, они принялись взаправду бить друг друга прямо кулачищами и прямо по физиономиям. Один из них совершенно забыл, что от легкого соприкосновения с Холмсом должен отлететь далеко на клумбу и переломать там все розы. Вместо этого он переломал нос Холмсу, как впоследствии установил хирург, в четырех местах одним ударом. Мой несчастный друг, истекая кровью, упал навзничь. Головорезы перепугались и предпочли удрать, тем более, что за спектакль им было уплачено заранее. Я пришел в ужас. Но мисс Адлер, добрая душа, не растерялась и распорядилась, чтобы слуги занесли раненого в дом.
Я остался снаружи, гадая, в сознании ли Холмс, и
Прошло около двух часов, когда я, наконец, решился. Мой друг никогда не отменял задуманного и приучил меня к этому. Решено, значит, решено. Я решил бросать шашку прямо в закрытое окно. Звон стекла, рассуждал я, создаст еще большую неразбериху, и на этом тревожном фоне поступок моего друга при удачном стечении обстоятельств будет смотреться только выгоднее. Я вдруг страшно занервничал, потому что, будучи образцом законопослушности, никогда не совершал даже мелких правонарушений. Рука с шашкой отказывалась начинать замах, я бесконечно озирался, хотя уже почти стемнело, и никого поблизости не было. Продолжая оглядываться и почти не целясь в сторону окна, я кое-как заставил себя сделать бросок. Удивительно, что я не промахнулся. Но шашка все же так и не влетела внутрь.
Оказывается, решительный Холмс и не думал сдаваться. Дождавшись, когда ноги у него окрепли и перестали дрожать, он, вопреки восклицаниям встревоженной мисс Адлер, что, мол, надо бы еще полежать, осторожно доковылял до окна, чтобы подышать немного свежим воздухом и прийти в себя. Когда он отворил створку, шашка ударила его в лоб и отскочила наружу, шлепнувшись в клумбу с нетронутыми розами. Я не дождался, чтобы посмотреть, дымится ли она, и слово «Пожар!» уже кричать не стал. В этот вечер все как-то не очень хорошо и в точности получалось, и я предпочел больше не рисковать. Резвым бегом переполненного надеждами любителя приключений я направился в нашу квартиру на Бейкер-стрит и стал там дожидаться известий.
Холмс появился через два дня и рассказал, что все это время пролежал в этом замечательном доме, полном добрых людей. И пробыл бы еще дольше, если б душевная мисс Адлер не застала его случайно за перетряхиванием содержимого ее бюро. Девушка очень опечалилась и призналась Холмсу, что, ухаживая за ним, успела привязаться и проникнуться к нему глубокой сердечной симпатией. Ее особенно восхитило, по ее словам, то, как ловко мой друг точным движением головой отразил летящий снаряд и спас ее дом от пожара. Но все же, заявила она, рыться в ее личных вещах она не позволит даже ему и потому ждет объяснений. Холмс просто и с достоинством заявил ей в ответ, что он не грязный вор, а уважаемый частный детектив, честно выполняющий свою работу. Напомнив девушке о ее чувствах к нему, он попросил ее не марать и не растаптывать их, то есть обойтись без вызова полиции, и тотчас покинул дом.
Когда через неделю хирург снял с головы Холмса повязку, ничто больше не напоминало нам про эти события. Единственное, заказчику пришлось вернуть задаток за невыполненное поручение. Но кто-то прознал об этой истории, и почему-то подал ее в совершенно измененном виде, еще и выставив меня рассказчиком выгодной для нас небылицы. Я не знал, что и подумать, и растерянно механически перечитывал "Скандал в Богемии".
Холмс тем временем набросился на свой завтрак с жадностью, в которой голод состязался с возбуждением от свалившейся на нас удачи.
– Лестрейд лопнет от злости! Уже ради одного этого стоило ввязаться в вашу авантюру. Славный день. Я верю, Ватсон, что это хорошее предзнаменование. Вы разбудили во мне Холмса, какого еще не знали. Увидите, нас ждут великие дела!
Пребывая в смятении и так и не придумав, как убедительнее поприветствовать это пробуждение, я сослался на головную боль и совершенно растерянный поднялся к себе.
3. Из записей инспектора Лестрейда
10 августа 1891