Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало
Шрифт:
– Секретный шифр?
– Что-то вроде. Кстати, а вам не приходило в голову, что разгадка такой странной заинтересованности в Уилсоне может заключаться в самом Уилсоне?
– То есть как?
– А так! Самая кричащая дикость во всей этой истории, несомненно, так называемый конкурс. Это же очевидно! Вообразите себе такую картину. Толпа всевозможных Руфусов заполнила улицу, но наш герой пробивается сквозь всю эту беспокойно шевелящуюся и горланящую ржавчину – мы-то знаем, каков норов у этих рыжеголовых! – и берет приз. По сути, без усилий, если не считать, что его проволок едва ли не за шиворот его работник в ссудной кассе Сполдинг. И конкурс тут же сворачивают. Чудеса да и только!
– Значит, все это устроено, чтобы заманить Уилсона в Союз? – спросил я, чувствуя,
– Очень похоже.
– И Сполдинг с ними заодно?
– Пока непонятно. Он прочел объявление в газете как все, и не мог не показать его хозяину. Это естественно. Да, он протащил его через желтоволосое скопление, но это только на первый взгляд кажется подозрительным и вполне может объясняться его природной настырностью. И заметьте, он не набивался в сопровождающие, Уилсон сам его об этом попросил. Но мы учтем и Сполдинга на всякий случай. Он не будет знать, что хозяин останется в Лондоне.
– Но вот вопрос – зачем им понадобился Уилсон? – воскликнул я. – Он же так прозаичен! В связи с ним на ум не приходит ничего не то что загадочного, даже просто нескучного. Сидел себе в своей кассе, а теперь сидит в Союзе. Что изменилось?
– Вот это мне и предстоит выяснить. Он может не догадываться, что получил наследство, и его там удерживают.
– Но эта проволочка бессмысленна, – возразил я. – Душеприказчики все равно его отыщут.
– Удерживают не для того, чтобы протянуть время. Возможно, они как-то воздействуют на его сознание, чтобы он впал в детство и забыл себя. Кто знает, вдруг он подвергается там скрытному гипнозу? Или его потихоньку травят?
– Холмс! – вскричал я. – И вы собираетесь поменяться с ним?! Я не позволю вам впасть в детство, слышите?! Мир не перенесет этого.
– Я утешаю себя мыслью, что ваше предположение насчет безобидного сумасшествия старика Хопкинса тоже выглядит весьма правдоподобно и имеет неплохие шансы оказаться правдой. Мирное разрешение всех странностей тоже не повредило бы нам. В любом случае, не вижу причин упускать такой случай. Помимо клиента платит еще и объект подозрений, и как платит! Где еще такое найдешь! Может, удастся удержать Уилсона подальше от Союза на больший срок, а там уже, кто знает, если я приглянусь Россу, и все у них окажется законно, можно будет попытаться убедить его отказаться от Уилсона вообще и остановить выбор на нас. Субъект он не слишком располагающий. Думаю, это будет не так уж сложно.
– Как же вы отвернете Росса от Уилсона? Он наш клиент. Наверное, не очень честно так обойтись с ним.
– А так! Если Уилсон прав, и с Союзом дело нечисто, то мы, как и обещали, избавим его от неприятностей. Выведем эту шайку на чистую воду и заработаем свое вознаграждение. А если Уилсон напрасно заподозрил мистера Росса, то такое отношение к честным людям не делает ему чести. Полагаю, я вправе сообщить тому, кто нанял Уилсона и тем самым доверился ему, о том, что и Уилсон в свою очередь доверился и нанял… Главное не увлечься и не проболтаться Россу, кого именно Уилсон нанял! Иначе он нам не доверится, и мы потеряем выгодное место. Достаточно будет просто намекнуть ему, что его рыжий подопечный взялся вынюхивать словно какая-нибудь ищейка.
– Вам будет скучно день за днем заниматься бесконечным переписыванием. Это не для вас, Холмс.
– Вот именно. Так что, тренируйте руку, Ватсон. Если только станет ясно, что профессия писаря-энциклопедиста вполне мирная, замените меня уже на постоянной основе.
– Холмс, – немного запнувшись, начал я. – Если подтвердится моя версия…
– О контр-англиканстве?
– Да. Так вот. И если мистер Росс предложит вам работать у него на постоянной ставке…
– Не просто работать, а прилично зарабатывать, Ватсон!
– Да, и если нам уже будет известно об их страшном намерении, мы же не пойдем у них на поводу? Мы же презреем…презрем…пренебрежем…в общем, отринем эти грязные деньги и разоблачим их деяния, ведь так?
– Разоблачим, но не отринем. Разоблачим, кстати, тоже не бесплатно. Одно с другим прекрасно сочетается. Пока вы будете дописывать последнюю букву из тех, что
5. Из записей инспектора Лестрейда
10 августа 1891
У каждого без исключения инспектора Скотланд-Ярда в запасе найдется как минимум одна история, которую он предпочтет оттуда не вынимать. История о том, как он был начисто одурачен вполне искренним и простоватым с виду проходимцем. Я – не исключение, так что все эти россказни о нашем умении заглянуть едва ли не в душу и отличить на слух проникновенный голос правды от фальшивого тона лжеца не стоящая и пенса чушь, с которой обыватель после появления уже откровенно мифической фигуры Холмса все охотнее расстается для того, чтобы сродниться с куда более дикими сплетнями и фантазиями, относимыми уже на его счет. Мы можем и обязаны полагаться только на факты, и, исходя из них, мне следовало рассмотреть все возможные версии, касающиеся роли Уилсона в этой истории.
Первая. Джабез Уилсон невиновен, и его рассказ – правда от начала и до конца. В пользу этой версии сразу несколько фактов. Сам Уилсон ощутимо пострадал. Пусть и с опозданием, но все же он попытался на свой лад предотвратить преступление, обратившись к одному из самых известных в настоящий момент сыщиков. Он довольно старательно описал своих обидчиков, и, хоть их имена, ясное дело, вымышленные, именно данный им подробный портрет одного из них подтверждает, что его описания не только не лживы, но и полезны, поскольку этот портрет нам уже достаточно долгое время хорошо знаком. Это Джон Клей, который на сей раз проявил себя под фамилией Сполдинг. Действуя по обыкновению ловко и скрытно, он блистательно провернул дело, бесшумно и незаметно скрылся в никуда и оставил нам издевательский привет, промелькнув в запоздалом раскаянии своего незадачливого хозяина. Распознав в Уилсоне его главную черту – жадность, серьезно затрудняющую способность мыслить, он, в отличие от прежних случаев, не озаботился сложностью ухищрений и без смущения подсунул ему самую примитивную наживку из возможных.
Вторая. Уилсон – соучастник преступления. Будучи членом шайки, он предоставил свой дом для подкопа. Поэтому следует выяснить, давно ли он его приобрел и не в связи ли с этим. Однако, незадолго до ограбления, когда все уже было почти готово, он что-то не поделил со своими компаньонами. Возможно, с приближением решающего дня занервничал. Все-таки место, откуда брал начало тайный лаз, рано или поздно установили бы, и он оказывался единственным из шайки, о ком в распоряжение следствия попадала вполне конкретная информация. Не исключено, что он изменил свое мнение и стал требовать за повышенный риск увеличение своей доли и т.д. Это привело к конфликту, и сообщники своеобразным способом исключили его из дела. Пока Уилсон сидел связанный, ему пришло в голову сочинить нелепую историю о смехотворном Союзе. Нелепую, потому что скороспелую, и потому что автор не бог весть какой мастер сочинять. Пока не понятно, как с этой версией сочетается то обстоятельство, что взбунтовавшегося Уилсона оставили в живых. Джону Клею уже случалось убивать. Не то, чтобы он делал это охотно. Нет, его не назовешь жаждущим крови душегубом. Скорее, холодным прагматиком, и все те случаи, когда он покушался на чью-то жизнь, были, что называется, крайними и вынуждали его к этой последней мере. Но по той же причине, осознавая такую необходимость, он никогда не знал жалости, и Уилсону, видимо, просто повезло, что в данном случае Клей не посчитал для себя опасным, если бывший сообщник даст показания. Уилсону, если такая версия подтвердится, видимо, слишком немного известно, чтобы он мог помочь нам выйти на след Клея и его сообщника.