Другой путь. Трилогия
Шрифт:
Примерно такого же мнения я был и об Эрнсте с Янгом – тоже мутная контора с неясным происхождением и тоже английская. Нет, с ребятами из Сити мне связываться вообще не резон пока, тем более, доверять им часть своего бизнеса – пусть и самую официальную.
Оставались швейцарцы KPMG и “родные” Делойт из НьюЙорка. Последние, кстати, вроде бы не участвовали во всех этих аферах с Энроном и ему подобными.
– Давай сделаем вот как, – предложил я: – Остановимся на Делойт. Заключи с ними договор и создавай агентство, которое войдет в их партнерство. В нем должны сидеть наши люди и заниматься только нашими делами. И наверх от них должна
– К чему такие сложности? Тысячи крупных компаний работают с ними и у всех все хорошо.
– А я, Том, параноик. Я им не верю. И не хочу делиться ни с кем своими технологиями. Сегодня их знаю я, завтра Делойт, послезавтра использует вся Америка. Увольте. Этого не будет. Да и разве плохо иметь карманного аудитора? Мне нравится идея.
– А я ее не понимаю, – настаивал Снайл. – Объясни!
Я встал изза стола, подошел к нему сзади, приобнял за плечи:
– Том, дружище, иногда в нашей работе появляются моменты, о которых нельзя говорить даже любимым собакам. А ты хочешь пустить в эту сферу посторонних людей.
– Разве нам есть, что скрывать? У нас же честный бизнес?
Что я должен был ему ответить?
– Честный, Том, и временами прозрачный. Но не стеклянный. Чуть позже я тебе все покажу и расскажу, – пообещал я. – А сейчас займись аудиторами, раз уж нашел в них необходимость. О'кей?
– Сардж, я буду с тобой честен ровно до тех пор, пока ты будешь честен со мной. Если есть в нашей деятельности чтото криминальное, незаконное, лучше скажи сейчас.
– Том, не выкручивай мне руки. Вся наша деятельность абсолютно законна, – соврал я. – Мы платим налоги, не воруем, не торгуем наркотиками и даже оружием. Все чисто. Но я не люблю быть прозрачным. Не их это дело. Работай иди.
– Хорошо, Сардж, я тебе верю, – сказал Снайл таким голосом, что мне стало ясно, что веритьто он верит, но проверять все станет с трехкратным усердием. Ну и хорошо. Если что и нароет – я узнаю об этом первым.
А потом навалились другие заботы.
Горбачев уже уехал в Москву, обнадежив американский народ сокращением ракетных вооружений и испугав советский поднятыми перед Ронни Рейганом руками. Мы с Захаром, обзаведясь верительными грамотами, дипломами и визитками, собрались ехать следом за Генеральным секретарем.
Две недели до и после Нового Года у нас оказывались почти свободными – рынок едва шевелился, все готовились к Рождеству, а провести их в России – среди снега и мороза – уже несколько лет было нашей самой большой мечтой. Правда, сразу после Нового Года ожидалось принятие Канадскоамериканского соглашения о свободной торговле, с чем некоторые аналитики связывали возможный рост биржевых индексов, но я знал, что ничего подобного не случится – не та страна Канада, чтобы можно было ожидать серьезного влияния на местный рынок.
Только восьмого января ожидалось существенное падение ДоуДжонса – на семь процентов, с чем должен был справиться робот Бойда. Наши девочки должны были получить распечатки его прогнозов и сообщить их Тому и в те виртуальные офисы, что еще работали самостоятельно, а Снайл, ознакомившись с результатами расчетов детища Бойда за прошлые периоды, свято в него уверовал, и можно было не сомневаться в том, что все будет выполнено. Да и мы рассчитывали вернуться к тому времени.
Сам Эндрю к концу года совершенно успокоился. Поначалу практически никто не стал искать в его программе
Захар настоял на том, чтобы перелет в Европу до Лондона совершить на “Конкорде”. Я согласился, но мне такое путешествие не пришлось по душе: слишком быстро. Ни поспать, ни поесть. Из АлмаАты самолет в Москву дольше летит, чем из НьюЙорка до Лондона. Не серьезно это както и сильно уменьшает размеры планеты.
В Хитроу шел дождь, вымачивая грустные пальмы, а в Шереметьево наш аэрофлотовский “Ил86” сел практически в сугроб – снега выпало много и по расчищенной бетонке аэродрома мела поземка из мелкой снежной крупы.
Самолет нам с Захаром очень понравился – большой, светлый, с двумя проходами между креслами, он представлял собой разительный контраст с длинной трубой салона “Конкорда”. Нам достались места в среднем ряду и полет прошел практически незаметно – мы не видели ни взлета, ни посадки.
– Цель визита? – таможенница, та же самая, что пропускала меня год назад, почемуто уже не была столь же доброжелательной, какой я её запомнил.
– Секстуризм, – привычно пошутил Майцев.
По его рассказам с этим секстуризмом он проходил любую таможню и везде его выдуманная миссия вызывала улыбку и расположение – даже в чопорной Британии, но здесь его не поняли.
– Иван Семеныч, – порусски окликнула инспектор своего начальника. – Товарищ советник! Здесь американца принесло с секстуризмом какимто. Что мне с ним делать?
– Мой друг шутит, мэм, – вмешался я. – Он не хотел сказать ничего плохого. Мы здесь по делам. Бизнес. Инвестиции. Совместное предприятие.
– Не нужно шутить, – мрачно посоветовал подошедший Иван Семенович. – Здесь не цирк. Пропускай их, Клара.
С собой разрешалось провезти товаровподарков на сумму всего в сто рублей. Всю фото, видео, звуковую технику надлежало задекларировать и потом непременно вывезти, либо заплатить пошлину в случае их отсутствия при выезде. Но мы ничего подобного с собой не везли, ведь по легенде все эти годы мы обустраивали монгольскую пустыню, и значит, сувениры должны быть тоже монгольские. Все это мы решили еще в Луисвилле и поэтому собирались заехать в какуюнибудь “Березку” и приобрести там для домашних чтото похожее на монгольское. В аэропорту ничего такого не нашлось.
Мы вышли на стоянку такси: в снежной метели легко узнавались многочисленные “Волги”, но ближе стояли те самые новые “Москвичи”, что так не понравились Захару.
– Прокатимся? – По его глазам было понятно, что он просто горит желанием провести натурные испытания флагмана отечественного автомобилестроения.
Сговорились с немолодым уже водителем, очень прилично лопотавшим на “русском” английском, за двадцать долларов добраться до Изотова – первый визит наметили к нему.
– Как агрегат? – Спросил Захар, разместившийся на переднем пассажирском кресле.