Другой

Жейнов Станислав

— Штатовцы продали свою "Бушу" дьяволу, — все объяснил за меня белорус.

— Вот как? — сказал Георгиевич и стал еще грустнее.

— "Бушегубы", — добавил Игорь.

— Не расстраивайся, — успокоил я Витька. — Все в прошлом, чего теперь? У них новый президент. "Бушегубов" больше нет.

— Если есть "бушидо", значит будут и "Буши после"… хе-хе-хе, — посмеялся, над собственной шуткой, Игорь.

Последние слова расстроили Георгиевича. Лицо обезобразила отвратительная гримаса. Он отодвинул стул, опустил голову на

уровне стола, и стал заблевывать пол коньяком.

Ждали внизу, у дежурного. Снова пересчитал деньги. На третий раз все сошлось.

— Больше не буду, — говорю, — а-то опять недосчитаюсь.

Мимо прошли трое милиционеров. В одном я узнал того, который ударил Сергея. Сильно хромал, под глазом — синяк, — такой же, как у Серова. Значит, и ему досталось. Приятно.

— О наконец-то! — Обрадовался Игорь. — Наш "гутаперцевый" мальчик, он же — кавказский "савокупленник"! А где "здоровый"?! — крикнул, вынырнувшему, откуда-то из темноты, Антону. Бородач еще не осмотрелся на свету и не сразу нас заметил.

— А я вас везде ищу!

Обнялись, будто не виделись сто лет.

— Сергей вещи получает. — Широко улыбаясь, разглядывал нас влюбленными глазами.

— Ну что, страшно было? — спросил Игорь.

— "Обделались" легким испугом, — ответил я за Антона.

— Нормально, — буркнул он, почесывая кудрявую бороду. — Телефон вернули. Ха-ха! Теперь не отдам. Дурак. Надо было сразу позвонить…

— Чего ж не позвонил?

— Потому что дурак. У меня знакомых, знаете сколько?

— Ты рассказывал.

— Да, то не те знакомые. Курить хочу — не могу. Ребята, я на улице.

Антон ушел.

— "Ганжубасни" Крылова, — говорю. — Я бы… позвонил бы…

По белорусу не скажешь, что выпил больше литра, меня же — качало во все стороны. Игорь придерживал меня за локоть.

Я злился:

— Не надо! Я в отличной форме.

— Вижу. Я чтобы самому не упасть…

— Сколько мы выпили?

— "Офиг-энное" количество.

— Больше, — уверенно сказал я. — А сколько ты потратил на коньяк?

— Зачем тебе?

— Я принимаю участие.

— Не надо.

— Я настаиваю.

— Хорошо, предложение принимается.

— Сколько?

— Я потом, все "скуркулезно" подсчитаю.

— Меня тошнит.

— Это я еще не сказал, а только в уме прикинул.

В коридоре появился Сергей. За ним плелся один из тех, с кем мы пили. Перед уходом в астрал, Георгиевич успел продиктовать свою волю самому крепкому из опричников. Второй встать не смог.

— Ой! "Аллах-Акбарин" приехал! — закричал Игорь на все здание. — "Глубокоублажаемый" наш!.. Вернулся!..

Обнялись.

— Похудел, похудел, — жалобно причитал я, — но и повзрослел. Пади — вся спина в куполах?

— А как же. Делаем карьеру, где только можно.

— Как самочувствие, — спросил Игорь, потрогал вспученный

синяк.

Сергей поморщился: — Нормально. Чуть-чуть болит. Пройдет. А от кого так перегаром несет?

Игорь сыграл удивление: — На меня не смотри. "Трезвус-фактор" положительный. Стекло.

— Это от меня, — сказал я.

— Он тоже пил, я вижу.

Сергей сразу изменился в лице, осунулся.

— Все — да?! Сам уже не остановишься?!. Знаешь, что это? Это запой.

— Я сейчас все объясню, — говорю ему.

"Здоровый" покачал головой:

— Онега отменяется… Все ребята, возвращаемся в Питер.

— Хорошая шутка, — широко улыбаясь, сказал Игорь.

Сергей обнял меня за плечи: — Прости друг, так получается. Ему надо домой… Запускать нельзя… Видишь — "ерунда" какая получается?..

— Какая "ерунда" получается? — возмутился белорус. — Хочешь в Питер? Езжай в Питер. У меня отпуск, я еду отдыхать на Онегу!

— Ты едешь домой!

— Хрен.

— Ладно, пошли. — Сергей направился к выходу. Я пошел следом.

— Я не хочу домой! Я еду на Онегу, — слышалось позади. — А "долина идолов"?.. А Снигирев?.. А "шунгит" "бл…"?

Стены коридора подпирают деревянные стулья с откидными сидениями — такие раньше были в кинотеатрах. Над ними возвышаются фотографии пожилых мужчин в милицейской форме. Каждая, в индивидуальной золотистой оправе. Суровые лица и веселые блестящие медали, приплюснуты рифленым стеклом. Подмечаю — как строго соблюдена субординация: Сначала, идут самые "звездатые" и "медалистые", потом попроще, и, наконец, нижние чины. Снимки последних — черно-белые, отчего лица расстроились, поугрюмели.

Не смотря на ранний час — душно. Единственное окно, как раз напротив дежурного — распахнуто. Оконные рамы упираются в большие, расположенные симметрично по бокам, зеркала. Дежурный любит в них себя разглядывать, правда для этого ему приходится ставить стул на дыбы, вот как сейчас, и сильно вытягивать шею.

Есть еще тумбы, с цветами в желтых глиняных горшках, но их почти не видно из за… В коридоре люди в форме, человек пятнадцать-двадцать. Все чего-то ждут. Одни — погрузились в жесткие, неудобные стулья, и тихо себе кимарят, другие — собрались в группки по три-четыре человека, лениво позевывая, что-то без интереса рассказывают друг-другу.

Когда мы проходили одну из таких групп, Сергея кто-то уверенно схватил за локоть.

— Не торопись громила, поговорить надо, — прозвучало не громко, так, что слышали только мы.

Меня, опять посетило плохое предчувствие. Впрочем, оно уже стало хроническим.

Их было четверо. Одно лицо среди них — нам уже знакомо. Пока были внизу, краем глаза, все за ним наблюдал, потом потерял из виду, и надеялся, что навсегда, но…

Сергея остановил не он, а другой — незнакомый.