Другой
Шрифт:
— Ааа! — вскрикнул белорус, отпрыгнул назад, закрыл лицо руками. Вика, тоже отскочила.
Игорь застонал: — Что Вы сделали с ним?! Посмотрите, что натворили!
— Я ничего не!.. Это у тебя уже было!..
Белорус повернулся ко мне: — Глеб посмотри!
— Ааа! — закричал я, поставил сумку, перепрыгнул через нее и, испуганно поднеся руки к лицу, попятился. — Зачем, вы это с ним сделали?!
— Я ничего не делала! Он, еще когда бежал, я подумала: Ну надо же какой… мм… Ну надо же какой! Вот.
Я с опаской приблизился к Игорю, пощупал, кончиками пальцев, опухшее ухо: — Не спи больше на этой стороне. Видишь, что начинается!
Он шагнул к Вике, сам взял под руку, показал пальцем на глаз: — Вспомнил — это я во сне подушкой придавил… Ой кстати!.. — Опять отодвинулся от девушки. — Мне надо сделать один срочный звонок. На минуту оставлю вас. Глеб, я догоню. — Подмигнул мне и пошел обратно, к магазину.
11
— Какой он странный, — сказала Вика, посмотрела в след белорусу.
— Почему?
— У тебя, тоже лицо в ссадинах, а у него совсем…
Подошла ко мне, как-то сильно близко, и провела тыльной стороной ладони, по размашистой царапине на моей щеке: — Болит?
— Больше, так не делай, ладно? — попросил ее.
— Почему? Тебе неприятно?
Подошла еще ближе, и я уловил ее теплое дыхание. От нее пахло мятой.
— Ты как будто боишься меня? — сказала она. — Почему ты весь дрожишь?
Я отвернулся:
— Понимаешь?.. Это не правильно… У меня, кажется…
— Ты о чем?
Какая она была? Да, какая же она была?
Когда, только шел к ней… вернее, бежал. Зачем я бежал к ней? На пол пути уже знал: бежать надо, в противоположном направлении.
На ней одет, такой, салатовый облегающий сарафан. А глаза… нет сначала про сарафан, хотя… Если есть на свете идеальное тело… Нет, не так. На свете есть идеальное тело! Вот… Тонкая талия. Она вся очень, очень… стройная, худенькая, но только там, где надо худенькая, а где не надо — как раз наоборот. Наоборот, это значит и там где не худенькая, тоже все очень продуманно, даже более чем! Кто-то сказал: красота — это рациональность, плюс что-то еще. Вот этот небольшой излишек — это самое — что-то еще, у нее везде: ноги, попа, талия, грудь…
Черные, вьющиеся волосы и карие глаза, очень, очень темные — как… нет, темнее даже… Ноги ровные, длинные, и сарафан заканчивается как раз на… Губы… нет — губки, пухленькие, а грудь небольшая… и ямочки на щеках, а… соски упругие, выделяются под… Носик ровненький, подбородок овальный, без скул, руки такие… и талия… Нет, не получилось. Да… Неважно! Все это неважно. Просто симпатичная девушка и все.
— Ты о чем? — спросила она.
— У меня грипп… кажется? Я грипп персона… Заболеешь…
— И давно он у тебя?
— Уже лет семь. Хронический…
— А я думаю, что у тебя не грипп…
— Может быть… я давно не был у своего лечащего ветеринара.
Я совсем растерялся. Вика, приблизилась ко мне так, как может быть я не позволил бы даже своему лучшему другу. Когда вдохнула последний раз, почувствовал, как моей груди слегка коснулись ее… Но это уже черти что… Люди так близко не стоят. Ну, в смысле… Тут либо обнять, либо… Я закашлял, слегка отодвинул девушку рукой, отошел в сторону, пытаясь подавить, мной же спровоцированный, приступ.
— А ты трус, оказывается! — сказала она.
— Почему это, я трус? — возмутился, все еще борясь с кашлем.
Вика засмеялась:
— Понятно теперь, почему только пять!..
— Ха! Вот значит, как?!. Либо, последние двадцать лет, ты за мной следила, либо?.. — Зло посмотрел на Сергея; он, как раз, обратил на меня внимание, улыбнулся, приветственно махнул и опять погрузился под капот автомобиля.
— А вот интересно, — продолжал я, — это вот, когда он там, на дороге бесился?.. Это вы, так меня обсуждали?.. А вы еще, о чем-нибудь, говорите?.. И кстати, — добавил возмущенно, — гораздо больше!
— Значит, ты бабник?
— Да, я бабник!
— Ну хорошо. Ты только не злись.
— Я не злюсь. А Сергею передай, большой привет…
— А кто это с ним, такой бородатый, с животиком?
— Это Антон, — ответил я сухо. Она меня разозлила.
— Он тоже едет? Получается, вас четверо, вместе с Сергеем?
— Да.
— Ух, как это интересно…
Вика прищурилась, пристально разглядывая бородача.
— Особенно интересный Антон. Он знает четыреста печальных историй, — сказал я.
Вика, вдруг погрустнела, взяла меня за руку:
— Мама назвала меня Викой, а папа — называет Сашенькой. Они никогда не жили вместе. А тебе, как больше нравится?
— Тут, наверное, важнее, как больше нравится тебе?.. Последнее время Сергея вижу редко, почти не знаю, с кем он сходится, с кем общается, уже год где-то, только по телефону…
— Ну, так как лучше? Сашенька лучше — скажи?
— Сергей, называет тебя Вика.
— Только, когда я прошу, при маме — понимаешь? Сашенька — ему тоже больше нравится.
— Хорошо. Буду звать тебя Сашенька, хотя, к Вике я уже привык.
Все же, я дотащил чертову сумку до машины. Сергей, оторвался от двигателя, когда мы уже подходили. Захлопнул капот, пошел на встречу; на озабоченном лице, наконец, появилась улыбка, засмеялся, широко расставил руки для объятий:
— Ну, здравствуй! Здравствуй радость моя!
— Сережа! — взвизгнула Вика и сиганула к нему на шею. — Суженый мой! Родной мой!
Обвила его ногами, принялась обсыпать поцелуями: лоб, глаза, щеки и шею; подтянулась, их губы соединились в страстном французском поцелуе, от удовольствия застонала, закрыла глаза.