Друид
Шрифт:
— Цезарь, я непременно передам твои слова офицерам, — сказал Лабиэн. — Но ответь мне, каким образом ты собираешься победить Ариовиста? Благодаря умению сражаться и отчаянной храбрости его всадников можно сравнить разве что с гельветами. Разве мы разбили конницу гельветов? Нет. К тому же нельзя быть уверенными в том, что галлы не предадут нас. Я очень хочу узнать, на чем основывается твоя уверенность в том, что гельветы и секваны не нападут на нас, когда наши войска будут ослаблены сражениями против германцев?
— Ответ на твой вопрос проще, чем ты думаешь, Лабиэн. Атаковать Ариовиста будет кавалерия секванов и гельветов. Они сами заинтересованы в победе над германцами.
— Тогда поторопись и сделай все возможное, чтобы сенат дал свое согласие на союз с гельветами. В противном случае галлы будут ждать первой удобной возможности, чтобы отомстить тебе за смерть своих соплеменников.
Похоже, спор между Цезарем и Ариовистом превратился в некое подобие дружеской переписки. Вождь германцев сообщал проконсулу провинции Нарбонская Галлия примерно следующее: победитель имеет право поступать с побежденными так, как пожелает. При этом особое внимание уделялось тому факту, что со своими врагами, потерпевшими поражение на поле боя, римляне всегда обращались по собственному разумению. И руководствовались при этом только своими интересами. Ариовист заметил, что он не указывает римскому народу, как следует поступать в той или иной ситуации. Значит, римляне не имеют права ставить условия германцам или приказывать им.
Вот что еще он сообщал в своем послании проконсулу: «Эдуи должны платить мне, Ариовисту, дань, поскольку я бросил им вызов и разбил их войско в ожесточенной битве. Ты, Цезарь, совершаешь огромную несправедливость по отношению ко мне и к моему народу, пытаясь лишить нас того, что причитается нам по праву. Именно поэтому я не собираюсь отдавать эдуям их заложников, но и не стану идти на них войной, если этот народ вовремя выплатит дань за год. Если же они будут медлить и всячески откладывать передачу соответствующего количества золота, то почетное звание «Друг римского народа» им мало чем поможет. Если же ты, Цезарь, осмеливаешься угрожать мне и выдвигать требования, то я хотел бы напомнить, что до сих пор мои войска выходили победителями из всех битв. Конечно, я не буду против, если ты решишь в очередной раз испытать удачу. Но учти: тебе придется иметь дело с непобедимыми германцами, с самыми опытными, отважными и ловкими воинами, которые вот уже более четырнадцати лет не остаются подолгу на одном месте и даже не строят домов, довольствуясь временными жилищами».
Цезарь был вне себя от ярости. Ему еще не приходилось иметь дело с соперником, который бы с таким пренебрежением относился к его славным победам и столь нагло бросал вызов ему, самому Гаю Юлию Цезарю! Проконсул два раза прочитал письмо, которое мы с Вандой перевели для него на латынь с германского языка, и попросил меня включить текст послания в один из отчетов о войне в Галлии, регулярно отправляемых им в Рим.
Цезарь велел добавить также несколько сочиненных им на ходу жалоб и прошений эдуев. Задумавшись, он через некоторое время продиктовал мне послание от треверов [54] — скорее всего также вымышленное им, — в котором те жаловались на Ариовиста. Я говорю «скорее всего», поскольку не знаю наверняка, появлялся ли в последнее время в лагере римлян гонец от треверов. Если это и было правдой, то разговор Цезаря с ним переводил не я. Однако мне было известно, что Прокилл часто общался с германскими торговцами, многие из которых встречались с самим проконсулом. Возможно, именно они сообщили, что на восточном берегу Ренуса собралось множество германских племен, которые могли переправиться через реку в любой момент. Что ж, нельзя было исключать такой возможности. Также стало известно, что во главе этих племен стоят два брата: Насуа и Цимбериус. Якобы именно они вели переговоры с Ариовистом, чтобы уточнить условия, на которых тот разрешит им переправиться через Ренус. Опять же — я не знаю, какова доля правды во всех этих слухах, но они стали причиной серьезного беспокойства в лагере римлян, ведь легионеры находились в краю, который они считали диким, среди племен враждебно настроенных варваров.
54
Треверы — одно из кельтских племен.
Римские солдаты не располагали картами местности и не успели создать цепь укрепленных лагерей, которые могли бы обеспечивать бесперебойную поставку провианта. Никто не знал, что может скрываться за ближайшей горой: несколько дикарей, сидящих в своих пещерах, или опытные всадники с неизвестным оружием. Как обычно, Цезарь не стал тянуть время. Он отреагировал молниеносно и отдал приказ немедленно выступать в поход. Войска римлян направлялись форсированным маршем туда, где расположилась орда Ариовиста. Обычно легионеры шли по пять часов в день, сейчас же проконсул отдал распоряжение идти по девять часов в день. Даже для меня подобный темп был крайне утомителен, хотя я не шел пешком, а сидел на спине своей лошади. У меня создалось такое впечатление, будто мой раб Криксос научился читать мои мысли. Он совершенно не докучал мне, но всегда оказывался рядом именно в тот момент, когда был мне нужен. Очевидно, Криксос понимал, как тяжело мне ехать верхом по девять часов кряду, и поэтому на одной из телег с продовольствием устроил для меня настоящее царское ложе из четырех поставленных рядом мягких кушеток. Признаюсь, я удивился его находчивости и был очень благодарен Криксосу. Находясь в лежачем положении, я мог расслабить все свои мышцы, которые после продолжительной езды верхом были напряжены до предела. Думаю, нет необходимости лишний раз подчеркивать, что ехать в телеге по дорогам Галлии можно только с пустым желудком. Наш воз то и дело подпрыгивал на кочках и ухабах или проваливался в огромные выбоины. Люсия, часто составлявшая мне компанию, не выдерживала долго такую тряску. Просидев некоторое время рядом со мной на импровизированном ложе, она начинала дрожать всем телом, а ее слюна капала из пасти прямо на обивку кушеток. Это был явный признак того, что Люсия вот-вот широко откроет пасть и вырвет прямо на кожаные тюки. Но даже несмотря на такие страдания, она предпочитала лежать рядом со мной, а не бежать следом за возом. К войску Цезаря присоединилось большое количество эдуев, среди которых был и Дивитиак. Он изо всех сил старался доказать своим сторонникам, что Цезарь готов выполнить любую его просьбу, даже развязать войну против досаждавшего эдуям Ариовиста. Дивитиак хотел представить все таким образом, будто именно он решил освободить секванов от ига германцев и привел с собой римские легионы. На самом же деле Цезарь приказал друиду собрать своих воинов и выступить в поход вместе с ним, чтобы убедить всех до единого офицеров в том, что он собирался напасть на Ариовиста исключительно по просьбе эдуев, являвшихся союзниками Рима. Проконсул был полон решимости и намеревался выиграть войну на всех фронтах.
Когда мы находились в пути уже несколько дней, разведчики сообщили, что Ариовист тоже выступил в поход со своими войсками, чтобы занять Весонтион, столицу секванов. Вечером я под диктовку Цезаря написал очередной отчет о ходе военных действий в Галлии, который проконсул передал вместе с остальными документами своему тайному агенту Бальбу и велел ему как можно быстрее доставить всю корреспонденцию в Рим. Цезарь хотел объяснить сенату, почему он во что бы то ни стало стремился помешать Ариовисту захватить Весонтион.
Проконсул отправил в Рим объяснение примерно следующего содержания: хотя столица секванов находится гораздо дальше от границ римской провинции Нарбонская Галлия, чем оппидум Бибракте, в Весонтионе сосредоточено огромное количество самых разнообразных ресурсов и запасы продовольствия, которые позволят Ариовисту получить огромное преимущество. К тому же город почти полностью окружен рекой Дубис. А на том промежутке, где вода не образует природной преграды, ее заменяют высокие отвесные скалы, на которых секваны построили крепостную стену.
Именно поэтому Цезарь приказал своим легионерам идти по девять часов в день. Он торопился, поскольку хотел быть со своими войсками в Весонтионе раньше, чем там окажется орда Ариовиста. В очередной раз Цезарь удивил не только своих врагов, но и преданных ему офицеров.
Измученные многодневным форсированным маршем, римские солдаты наконец-то смогли передохнуть за стенами столицы секванов. Проконсул моментально отреагировал на сообщение о намерениях вождя германцев и неимоверно быстро привел свои шесть легионов в Весонтион, где ему удалось занять выгодную позицию. Однако другая, не менее важная задача, осталась нерешенной. Гай Юлий Цезарь так и не смог убедить своих уставших до полусмерти солдат в том, что это была справедливая война, а не война, начатая им исключительно ради собственной выгоды.
Среди легионеров росло недовольство, они начинали возмущаться по поводу любого приказа своего полководца, переданного им через центурионов. Многие жаловались на то, что во время ходьбы им приходится терпеть мучительную боль из-за волдырей на ступнях и раздражения кожи на внутренней стороне бедер. Из-за многочасовых переходов с тяжелой поклажей за спиной у некоторых легионеров появились на плечах кровавые ссадины. Раны были незначительными и никак не могли угрожать жизни солдат, но доставляли им множество неприятных ощущений, отчего их настроение становилось все хуже. Легионеры выражали свое недовольство по любому, даже самому незначительному поводу. Хотя никто не хотел в этом признаваться, большинству солдат не нравился тот факт, что им приходилось ночевать внутри небольшого оппидума. Разве можно отдохнуть и восстановить силы, если приходится спать с открытыми глазами? Ведь всем прекрасно известно: никто не знает наверняка, что на уме у галлов. Римляне считали их совершенно непредсказуемыми. Но Цезарь был вынужден войти в оппидум, чтобы занять выгодную позицию и иметь возможность отражать атаки Ариовиста с минимальными потерями.
С каждым днем центурионам приходилось прикладывать все больше усилий, чтобы поддерживать дисциплину среди легионеров. Было невозможно запретить им разговаривать с жителями Весонтиона. Не важно, чем занимались солдаты: покупали яйца у мелких торговцев, просто прохаживались по рынку или развлекались на постоялых дворах с молодыми секванками — после таких прогулок они возвращались в свои палатки бледные как смерть. На каждом углу рассказывали о сильных как медведи германских воинах, которые ночевали в лесах, раздевшись донага, а питались исключительно сырым мясом. Еще никому не удавалось победить их. Жители Весонтиона утверждали, будто германцы мало похожи на людей, а скорее напоминают кровожадных зверей, созданных богами, чтобы покарать остальные племена. Даже если пронзить этих чудовищ пилумом, они продолжают сражаться до тех пор, пока не переломают своему врагу все ребра. Но что еще хуже — их отрубленные головы смеются таким громким и страшным смехом, что каждый, кто его услышит, еще долго будет видеть во сне кошмары и просыпаться по ночам в холодном поту, а также несколько дней не сможет даже смотреть на еду.