Шрифт:
Григорий (Аркадий) Львов
ДРУЖЕСКИЙ ШАРЖ
В конце октября неожиданно пришло письмо. Василий Игоревич Омельчук сообщал, что жив-здоров, что соскучился по Чадову и очень просит навестить, посмотреть новый завод. А кроме того - безмерно восхищен изобретениями Николая Константиновича, кое-что собирается внедрить в производство. Крепко обнимает, и прочее... Все расходы поездки завод, разумеется, берет на себя.
Чадов прочитал письмо дважды, расстроился и не стал отвечать...
Несколько лет они работали вместе с Омельчуком па небольшом авторемонтном заводе, куда попали после распределения. Омельчук быстро пошел в гору, стал директором, и причиной были его
В старой трансформаторной, заброшенной за ненадобностью, Николай Константинович с такими же чудаками, как он, оборудовал лабораторию и бог знает чем там занимался. Однажды терпению Омельчука пришел конец, и он в сопровождении начальника охраны направился туда навести порядок. Стояла бывшая трансформаторная на отшибе, среди ядовитопыльного репейника и нахальной крапивы. В сумерках Омельчук не видел тропинки и пер, как лось. Начальник охраны еле поспевал за ним.
В тот вечер Чадов со своими помощниками закончил монтаж диковинного устройства, напоминающего полупрозрачный саркофаг. Оно уже было поставлено под "промышленную нагрузку". Ребята проверили синхронность работы узлов, еще раз полюбовались системой контроля и блокировки и теперь пили кофе, строили догадки - чем же опыт закончится?
Самый молодой из группы Чадова, недавний выпускник политехнического Славка Юколов, трещал без умолку. Он сам напросился на роль испытуемого, волновался, конечно, и никому не давал покоя.
– Нет, вы ответьте мне, теребил он Чадова, - почему, допустим, исключено появление моего двойника? Представляете - мы открываем в один прекрасный момент нашу штучку, а оттуда выходит мальчик с пальчик, я в миниатюре...
Чадов отшучивался, и Славка тут же переключался на мастера участка электрооборудования, которого ценили за скромность и бескорыстие, за виртуозное умение наладить любую схему.
– Нет, вникните, Фокич, до чего же контрастна история техники. Крестьяне предпочитали лошадь как основное тягло, а небо уже чертили самолеты. Люди уже шагали по Луне, а на Земле не было еще надежного болотного вездехода. Теперь - извольте - из ящичка на курьих ножках вплывает к нам в квартиру всемирная знаменитость, хоть за руку здоровайся, а кофе, между прочим, варим по старинке...
Часы отбили десять вечера, когда на пороге лаборатории статуей командора возник мрачный Омельчук.
Шум смолк, и слышно стало, как бурлит в который раз заправленная кофеварка да монотонно гудит саркофаг, словно шмель, попавший в тенета. За стенками устройства вспыхивали и гасли разноцветные огоньки.
– Что это?!
– спросил Омельчук. Николай Константинович развел руками - он не в состоянии был коротко объяснить суть агрегата.
– Мне доложили, - жестко сказал директор, - что вами, Чадов, за последний год истрачены изрядные средства, изрядное количество дефицитных материалов, между тем никаких практических результатов.
– Мы занимаемся практикой в рабочее время, а здесь собираемся по вечерам, - звонко сказал Юколов - Душу отводим.
– За счет государства?
– усмехнулся Омельчук.
– Мы многое сами покупаем, - возразил Чадов. Омельчук не удостоил его ответом.
–
– не утихал Юколов.
– С вашими-то данными, - Омельчук оглядел Славку, - только в балете и выступать... Мне известно, товарищ Юколов, что доверенный вам участок далеко не в блестящем состоянии.
– Тогда увольняйте!
– воскликнул оскорбленный Славка.
– Хоть завтра!
Разговор принимал скандальный оборот.
– Василий Игоревич, - обратился к директору Чадов, - мы приносим извинения, если что-то нарушили...
– Не строй дурачка, Николай Константинович, - ответил Омельчук.
– И будь добр - освободи себя от роли капитана этой шарашкиной команды!
– Да зачем вы так, Василий Игоревич!
– вмешался Фокич.
– Я тут в трансформаторной нашей будто заново родился.
– Вот и хорошо!
– Высокий, подтянутый, в строгом темносинем костюме, правда, с репейниками на штанинах, Омельчук явно выигрывал перед коренастым, начинающим лысеть, одетым в замурзанную спецовку мастером.
– Заново родились, говорите? Тогда примите мои поздравления!.. И чтобы ноги вашей тут больше не было! Слышите!
– Омельчук подошел к кофеварке, исходящей клекотом, и выдернул вилку из штепселя.
– Еще раз повторяю: ваша частная лавочка, кроме бессмысленных трат, ничего не дает. Более того - отвлекает работников! Приказываю поэтому все прикрыть! Есть научно-техническое общество, там и отводите душу!.. Начальник охраны!
– Слушаюсь!
– проговорил старый служака.
– Потрудитесь проследить, чтобы завтра же сарай этот был опечатан и энергия отключена! Все!
Чадов понял, что доказывать и спорить бесполезно. В чем-то они, вероятно, допустили ошибку, наверно, следовало информировать директора о своих замыслах, может быть, заручиться поддержкой экспериментаторов из Научного Центра... Впрочем, теперь в этом не было смысла: Омельчук от принятых решений не отступал.
В груди у Чадова похолодело.
– Я ухожу с завода, - сказал он тихо. Омельчук вздрогнул, повел бровью, ничего не ответил и вышел. Следом поспешил начальник охраны...
Добровольные помощники Николая Константиновича просидели с ним еще несколько часов, - на ночь глядя не хотелось расставаться.
– Не суждено, Слава, - грустно заметил Чадов.
– Не суждено... Мальчик с пальчик останется в сказке.
– Омельчуку бы наши датчики, тут бы мы посмотрели!
– негодовал Юколов.
Фокич слышал это и, прихлебывая из кружки кофе, задумчиво глядел на Славку...
Они разошлись под утро, когда заря, летняя и тихая, охватила небо.
Кирпичный домишко, бывшую трансформаторную, опечатали в тот же день. Вскоре, сдав дела новому начальнику участка, Николай Константинович уехал из города.
...И вот теперь, по прошествии семи лет, Омельчук вспомнил о Чадове. Может, потому и вспомнил, что стал Чадов известным изобретателем? За письмом, оставшимся без ответа, пришла телеграмма. Василий Игоревич снова просил Чадова приехать. Николай Константинович не ответил и па телеграмму. Вскоре позвонил заместитель министра, поспрашивал Чадова о делах и предложил командировку на завод к Омельчуку - глянуть свежим глазом на обновленное предприятие, а в общем - подсказать, если возникнет идея, как повысить скорость и надежность главного конвейера. Николай Константинович понял, конечно, откуда дует ветер. Что-то видно там не ладилось у Омельчука. Ничего не поделаешь - нужно ехать. Ну, чего бы ему самому не написать о своих заботах честно и откровенно. А то - "соскучился". Подумаешь, дядя родной...