Друзья мои мальчишки
Шрифт:
Перегнувшись через стол, батя заглядывал деду в лицо блестящими, настойчивыми глазами:
— А работа-то какая весёлая! Краны тащат вверх готовые ванные комнаты, в них уже и стены облицованы, и белые ванны стоят! Тащат лестницы! Не ступеньки, нет, целиком лестницы с перилами! Глядишь, а по ним уже бегут слесаря, монтёры, соединяют трубы, тянут провода…
Ах, как славно рассказывал батя, как интересно было его слушать! Как нравился Илюше он сам, милый, милый Платов Второй, его улыбка, его руки, смуглые, покрытые золотистым пушком. Они уверенными, сильными взмахами собирали, строили над столом невидимый прекрасный город. Тот самый город, о котором мечтал дед Илья.
Почему же он так недобро молчит сейчас?
— Учимся строить быстро… — говорил Платов Второй.
— Уж куда как быстро! — вдруг прервал его дед Илья. — Так быстро ты, сынок, расправился со мной и со всей каменщицкой семьёй, что я и духа не переведу.
Баба Таня вздохнула и молча сняла крошку с его рукава.
Платов Второй замолчал, ничего больше не стал рассказывать. Он только попросил:
— Отец, послушай…
Но дед Илья не стал его слушать.
— Значит, так, начальник, понимать: мы, каменщики, строительству боле не нужны? — всё повышая голос, заговорил он. — Выходит, каменщицкой артели, царице стройки, места нет в народных делах, а? По-твоему, выходит — вы в бороне, а мы в стороне? Пятилетний план — народную красу и гордость — другие будут выполнять, другим честь и место, а нас на печку гонишь?..
Голос деда окреп. Рука, накрывшая подкову, напряглась. Баба Таня осторожно тронула его плечо.
— Не распаляйся, не надрывай сердце, — попросила она.
Но дед двинул богатырским плечом, сбросил её руку.
— Неверно, зря горячишься, отец, — сказал Платов Второй. — Каменщикам тоже работа найдётся. Надо каналы для труб в подвалах класть, внутри домов перегородки кирпичные ставить…
— В подвалах? — грозно спросил дед. — А стены с земли до крыши без нас поднимутся? Стены, где каменщик своё мастерство показывает, чтоб ровные и гладкие были, ни на волос не отклонились! Да мы, каменщики, в каждый профилёк, в каждый карниз, в каждый наличник на окне свою душу вкладываем, чтоб красота была! Чтобы люди радовались! А теперь, выходит, не нужна тебе красота?!
— Отец, — ответил твёрдо Платов Второй. — Будет красота. Промышленность научится делать на стеновых блоках всё, что нужно. А наше дело — красиво собрать дом из готовых частей. Каменщики теперь научатся из блоков дома строить, станут монтажниками…
— Нет, начальник, врёшь! Поздненько мне переучиваться! — загрохотал дед Илья, и от его голоса вздрогнули стёкла, а Таиска зажмурилась. — Не застишь солнышко рукой, моя работа нужна! — кричал дед Илья. — Не дорос ты ещё моей трудовой славой распоряжаться! Ты сперва поработай с моё! Согни-ко матушку-жизнь, как я её сызмала гнул! Да ты понимай: не она меня гнула, а я её на свой лад, вот эдак-то…
И тёмные пальцы деда Ильи, как цепкие корни, обхватили подкову, и ногти, твёрдые как ракушки, побелели от напряжения.
Затаив дыхание Илюша смотрел, как дед Илья гнул жизнь на свой лад. Все смотрели. И Платов Второй тоже.
Илюша взглянул на отца. В отцовских глазах, обращённых к деду, Илюше вдруг почудилась боль и тревога, и мальчишеское сердце рванулось к отцу. Но тут же — обратно к деду. И тогда Илюше показалось, что грудь его разорвётся.
На скатерть посыпались чешуйки красной краски. Дед Илья со стуком бросил подкову на стол. И все увидали: подкова согнута.
— Вот так-то… — сказал дед Илья. — Сперва сравняйся в силе-умении с отцами, а потом уж берись нашу жизнь переламывать на свой лад! — И он тяжело опустился на стул.
И баба Таня вышитым платочком стёрла с его лица ручьи пота.
А Платов Второй? Все глядели теперь на него и ждали. Илюша тоже ждал: что скажет батя?
Но тут дедушка Матвеюшка протянул своим тонким задиристым голосом:
— Не-ет! Нынешнее поколение против нашего слабовато.
Платов Второй потрогал красную чешуйку на скатерти.
— А мы не силой рук берём, время не то, — спокойно ответил он. — Нам нынче и богатырская сила мала. Руками ракету меж планет не забросишь. Разум нужен. Однако… (Все за столом увидали, что Платов Второй вдруг усмехнулся, да так лукаво, задорно.) Однако мы с Илюшей считаем, что сила в руках — тоже дело хорошее. Верно, сын?..
И он взял подкову двумя руками за два её согнутых конца. Поставил смуглые руки перед грудью и стал растягивать их в стороны.
Илюша увидал, как под белым шёлком сорочки буграми вздыбились мышцы.
И снова на скатерть слетели огненные чешуйки краски.
— Весь в отца! Платовская порода! — тихо, с уважением сказал дедушка Матвеюшка.
А батя протянул бабе Тане выправленную подкову:
— Положите на место, мама. Маленько мы с отцом её отшелушили, вы уж нас извините.
Руки у бати заметно дрожали. Баба Таня молча взяла подкову и, не глядя, положила на комод.
Илюша ждал: вот сейчас баба Таня обойдёт вокруг стола и своим кружевным платочком вытрет лоб бате, ведь сейчас была его очередь. Но баба Таня не шла. Может, она не видит, что на переносье у бати тоже сидят бисеринки пота?
Илюша дольше ждать не стал. Взобрался ногами на стул и безо всякого платка, прямо горячей шершавой ладошкой взял да и обтёр отцовский лоб. Отец поймал Илюшину руку и улыбнулся ему.
А дед Илья отшвырнул свой стул и пошёл прочь из комнаты.
— Не лютуй, одумайся, — тихо сказала ему вслед баба Таня. — Сын ведь…
Но дед Илья ушёл. И было слышно, как в сенях проскрипели половицы от его тяжёлых шагов и стукнула наружная дверь.
— Мама, — позвал Платов Второй. — Мама, хоть вы-то поймите. — Он снял Илюшу со стула на пол, подошёл к бабе Тане и, совсем как Илюша, прижался щекой к её щеке. — Мама, не я отцу жизнь переламываю, понимаете, не я. Время такое пришло, мама. Сегодня собирать дома по кирпичику — всё равно как спичкой пахать целину.
Но баба Таня ответила:
— Ты мне всё про дома, сынок. А ты бы лучше про отца. О нём ты подумал? У него вся гордость, вся радость — его мастерство. Как он теперь жить будет?
И не стала слушать его ответа, взяла со стола пепельницу с окурками и понесла в кухню.
А Илюше от её слов стало горько-горько. Ему вдруг подумалось, что дед Илья сидит сейчас пригорюнившись на ступеньках крыльца и думает-гадает, как он жить будет. И не такой он представился Илюше, как всегда, — большой, сильный, громкий, — а маленький такой старичок, тощенький, как дедушка Матвеюшка. И ножки у него как палочки, и весь-то он дрожит. А солнце уже заходит, дело к ночи.