Дуэль на троих
Шрифт:
А я, даже не взглянув матушке Екатерине в лицо, вернулась в свою келью и… упала на пол перед деисусом.
Я благодарила за чудесный успех моего предприятия, а слова не шли…
Я все доказала, я теперь была всей душой, всей жизнью своей с Родиной, а страшная тоска брала за сердце…
Я благодарила за свое чудесное спасение в этой адской кутерьме, а перед глазами хрипели два доверчивых французских часовых, раздавленных обломками каменной кладки…
Из записок полковника Пикара
Военачальники Великой Армии и хозяева русской столицы стояли строем перед нашим императором. Среди них в этот раз был и я.
По своему обыкновению, сначала император молча походил вдоль строя, и вдруг, развернувшись к моему начальнику, сказал:
– Каким образом был взорван гвардейский арсенал? Так и вашего императора взорвут – пуфф! – нервный взмах руками, – а вы только пожмете плечами?
Мой генерал, покосившись на меня, шагнул вперед. Я чуть заметно кивнул ему, еще раз подтверждая уверенность в своей информации и полную ответственность за все советы.
– Мой император! Все караульные доносят, что в Кремль в течение дня не входил ни один чужой – ни военный, ни гражданский.
– Так значит, это кто-то из своих? – начавший было вновь прохаживаться, Наполеон развернулся, нахмурил брови.
Генерал в ответ открыто и требовательно глянул на меня. Что же ему оставалось? Удивительно, но этот тугодум не ожидал такого поворота событий.
Я шагнул вперед и ответил преспокойно и истово – уже самому императору.
– Из бывшего населения в Кремле находятся только монахи и несколько смотрителей дворцов. Все они наперечет. Никто не приближался к арсеналу.
– Вы их всех допросили? – спросил Наполеон. Великий человек сразу ухватывал самую суть.
– Допрос продолжается в данное время, – не моргнув, солгал я. – Часовые возле арсенала могли бы пролить свет на это дело, но они погибли.
Наполеон прошелся вдоль шеренги.
– Ищите, господа. А на тебя особая надежда, мой хитроумный Пикар. – Он взял меня за плечи и выпрямил сильные руки. – Найди мне русского шпиона!
Хоть я и смотрел завороженно в очи Бонапарта, но почувствовал, как рядом побелел от злости мой сметливый генерал. Если так пойдет дальше, не за горами времена, когда я займу его место!
Затем обсуждались другие вопросы…
Наполеон вдруг стал принюхиваться к воздуху. Мы все тоже начали встревоженно водить носами. Император подошел к окну.
– А это что за дым? – Он опять хмуро повернулся к нам. – Еще что-то взорвали? Признавайтесь!
Мы стояли уже с полчаса и знали ровно столько же, сколь и Наполеон. Выручил дежурный офицер, недавно сменивший товарища.
– Ничего не взорвали, мой император! – отчетливо доложил этот мальчик. – Всюду усилены караулы!
– Откуда же несет этот дым? – недоумевал Наполеон. – Что-то ведь горит…
– Так точно!
– Что именно?
– Москва, мой император!
Спустя каких-то полчаса я уже вел допрос штатских, превращая собственное плутовство в святую истину. Встав из-за стола, прохаживался перед задержанными. И поймал себя на том, что нечаянно (истинный Бог, совершенно невольно!) копирую повадку Бонапарта.
Я постарался одним движением смахнуть с себя приставучую олимпийскую тень и вернуться к своему иронично-занудному стилю.
– Итак, на первом этапе расследования каждый из вас должен будет сказать, что он поделывал от семи до восьми часов пополудни. После этого он будет немедленно отпущен, если найдет свидетеля своим словам. Не обессудьте, но данный свидетель должен прибыть не из вашей среды, а из господ офицеров и солдат императора. В противном случае, вы остаетесь, и после отделения «зерен от плевел» мы начнем второй этап расследования.
Здесь я позволил себе милую улыбку с оттенком сожаления. Разумеется, сожаление было о том, что мои слушатели пока и не подозревали, что под «вторым этапом расследования» мною нежно подразумевается небольшой походный пыточный станок, собранный в соседней комнате.
В конце концов, все сделали оперативней и проще.
В зал заводили сразу по нескольку человек – офицеров и солдат близстоящих полков. Каждый смотрел на задержанных русских и вспоминал, кого из них и где он видел с семи до восьми вечера…
По очереди наши солдаты двигались вдоль строя и указывали на тех, кому могут обеспечить железное алиби.
– Да-да… Буквально за секунду до взрыва этот человек колол дрова…
– А они несли воду для стирки…
– А аббатиса сразу выглянула из окна. Я точно помню…
Из журнала Таисии (в послушании Анны)
Трубецкой-Ковровой
…В итоге отпустили матушку-игуменью, многих сестер, несколько мещан. Вокруг меня опустели уже оба стула у стенки. Французские солдаты все тянулись вереницей мимо. Они входили в одну дверь и, выполнив свой долг перед тайной полицией, выходили в другую.
Вот, кажется, прошли уже все. Взгляд французского начальника, сидящего за полированным овальным столом, все чаще останавливался на моем лице с выражением какого-то невинного сарказма.
И тут вошел Жан! Почему-то не козырнул дознавателю, как все его предшественники. Пошел вдоль ряда стульев. Дознаватель в тот миг не смотрел на меня, и я попыталась сделать Жану некий знак – глазами и вообще всем, ставшим на секунду самым бедствующим в этом скорбном мире существом. Жан нахмурился, силясь разгадать мой знак…
Но тут резко обернулся дознаватель, и я оставила попытку.
А Жан между тем, поравнявшись со мной, радостно обернулся к следователю:
– Ну, тут совсем просто, месье Пикар. Эта послушница как раз в означенное время ходила к своему дедушке-аббату в Чудов монастырь. Я сам ее сопровождал.
Полковник взял зловещую паузу. Мне показалось, что в его глазках-щелках замерцало что-то вовсе нехорошее… Но в следующую секунду дознаватель уже улыбался.
– Ну-с, давайте заодно отпустим и дедушку. – Как бы в предвкушении доброго дела потирая ладони, Пикар повернулся к оставшимся на стульях русским. – Где же он? Вы его видите? – с улыбкой обернулся он вновь к Жану Бекле.